Старт - Мандаджиев Атанас - Страница 22

— Бывший… — скромно отметил Дико, но никто, похоже, его не услышал.

Эмил хотел посадить Дико посредине, между мужчинами, но Дико предпочел сесть с краю, поближе к женщинам. Однако и здесь Эмил не оставил его в покое:

— Ты знаешь, мои коллеги никак не хотят поверить, что я был хорошим спортсменом, хоть я им и газеты показывал, где про нас писали, и журналы с фото, и значки, и медали! Скажи им, Дико, ты! Тебе они поверят!

Дико улыбнулся:

— Он даже землю ел.

— Землю?! — послышалось со всех сторон.

Эмил, видимо, вспомнил, о чем речь, губы его еще шире растянулись в улыбке.

— Да, да! Горстями землю ел! — со смехом продолжал Дико. — Это было на финальном матче на первенство лет десять назад…

— Ты спутал, Дико. Не десять, а одиннадцать, но это неважно.

— Да, ты прав… В общем, ждать оставалось несколько минут, мы вели с очень небольшим перевесом очков — четыре или пять…

— Слушай, Дико, пожалуйста, рассказывай точно! — опять перебил его Эмил. — Мы были впереди всего на два очка, а времени оставалось всего три минуты…

— Да, верно… Времени мало, противник наседает, а на площадке осталось только четверо, остальных удалили за нарушение правил. Эмил как лев бился в обороне, но и его отстранили без права возвращения… А я был среди этих четырех, и мы должны были сделать почти невозможное в таких обстоятельствах — удержать разрыв и выиграть. И вот я бегу мимо нашей половины, случайно глянул на Эмила — и что я вижу? Наш друг хватает руками землю, мнет ее, потом прикладывает ладони к лицу и качает головой, как китайский болванчик! Это он нервничал, волновался за нас! Представляете, какое у него было лицо!

Мужчины громко расхохотались.

— Нет, не может быть! — странно тоненьким голоском пропищала какая-то толстая усатая дама.

— А я верю — может! — мощно пророкотал полный лохматый мужчина в расстегнутой на груди рубашке. — Вы видели когда-нибудь шефа в фабричном физкультурном зале? Как начнет кипятиться, прыгать туда-сюда — молодые просто дрожат, не смеют приблизиться.

— Я в последнее время не вижу вас на поле, — обратился к Дико худощавый парень с умным, тонким лицом. — Впрочем, я нерегулярно хожу на матчи, и может быть, мне это только показалось…

— Нет, вы правы, — как можно спокойнее ответил Дико. — Я просто решил немного отдохнуть. Может быть, потом, позже…

— Эх, стареем мы, дружок, стареем!.. И как это все быстро проходит… — Эмил покачал головой и легко вздохнул.

— Так оно и есть… — согласился Дико с улыбкой, но про себя с неприязнью подумал: «Почему он опять равняет меня с собой?»

Жена Эмила бережно передала девочку одной из женщин, подошла к серванту и вынула оттуда рюмку для Дико. Лохматый налил ему золотистую настойку. Мужчины пили мало, налегали в основном на пышный салат из овощей и зелени. Сразу видно было, что они пьют лишь для веселья, а не для того, чтобы напиться. Женщины медленно, по глоточку тянули анисовую и вели какой-то неспешный разговор…

Дико заметил, что один из гостей нервно поглядывает на хозяина — видимо, его прервали и он жаждет продолжить разговор. Дико повернулся лицом к женщинам и готов был принять участие в их споре об опере — многие из них были явными любительницами этого жанра и обсуждали последние спектакли. Как только нервный гость увидел, что Дико больше не является предметом забот хозяина, он повысил голос и нетерпеливо произнес длинный-предлинный монолог с массой технических терминов. Все слушали его внимательно, хотя некоторые коллеги насмешливо улыбались, что еще больше распаляло говорившего. В обсуждение проблемы постепенно втягивались остальные, и вскоре в комнате стали слышны только громкие, спорящие, возражающие оппонентам и поддерживающие единомышленников мужские голоса. Дико почувствовал на себе добрый, извиняющийся взгляд Эмила, улыбнулся ему. Эти люди спаяны общим делом, а он зачем здесь? Какое он имеет отношение ко всем этим формулам и терминам? Как ребенок среди взрослых. Обидно.

Одна из женщин особенно заинтересовала Дико. Высокая, красивая, в огромных очках, золотая оправа которых вполне подошла бы для рекламы магазина оптики. Дико иногда встречал ее на улице, останавливался, глядел вслед и сейчас был очень удивлен, увидев ее здесь, у Эмила, она была с мужем — инженером.

Ее совершенно не смущало, что все женщины оспаривают ее мнение. Глубоким грудным голосом она медленно и спокойно излагала: опера как искусство обречена на гибель, за последние годы ничего выдающегося в этом жанре не создано, и, кроме классики, слушать просто нечего.

— Но публика постоянно заполняет оперные театры, волнуется, аплодирует, — горячо возражала ей Радка, жена Эмила.

— Все это до поры до времени. А потом людям надоест смесь торта, рыбы и жаркого. А опера — это и есть смешение разных искусств, часто неродственных друг другу. Разве мало таких случаев: голос прекрасный, а двигаться не умеет, во рту каша. Или наоборот: пластичный, выразительный, а голос — как у комара!

Маленькая юркая женщина от волнения даже вскочила с дивана:

— А если не будет оперы, что будут петь Надя Афеян и Петр Райчев? Или молодой Николай Гяуров? А? Песенки? «Траляля, любовь моя?»

Все рассмеялись — так мила была ее горячность. Но «очкарик» не унималась:

— А что? Песни — это тоже важно, по крайней мере всем понятно.

Радка раскрыла рот, собираясь что-то сказать, но застеснялась, улыбнулась.

— Ну, Радка, говори же, говори! — послышалось со всех сторон.

— Понимаете, мне кажется, что только в опере певец может передать так много… Там есть и музыка, и действие, и настроение… вот…

Дико был по-настоящему взволнован. Как непохож этот разговор на обычный дамский «треп» в его привычной компании!.. Ему казалось, что и он может присоединиться и что-то добавить, и, пожалуй, не осрамится. Он, например, мог бы напомнить, что есть, вернее, была когда-то комическая опера, где действие выражалось не только в пении, но и в диалогах, и это был очень живой, всем близкий и понятный вид оперы. За границей он не раз слушал Россини, он очень любит «Севильского цирюльника»… Конечно, ничего нового ни они, ни он не открывают, но по крайней мере женщины поймут, что он тоже кое-что знает, и не будут смотреть на него с этаким снисхождением — дескать, спортсмен, что с него взять… Но он все никак не находил удобного случая вмешаться в разговор.

За столом у мужчин стало тихо — наверное, здорово поругались. Эмил подошел к Дико, положил ему руку на плечо, с улыбкой поглядел на женщин…

И что за странные люди! Только что спорили с пеной у рта, до хрипоты доказывали свою правоту, а сейчас хохочут, тузят друг друга, вскакивают со стульев… А может, это и есть счастье — забывать о мелочах, по-детски радоваться жизни? Он не может так, он все чего-то ищет, чего-то: ему не хватает, а что он нашел?..

Вот Эмил отказался ехать в Париж из-за того, что предстояли испытания каких-то машин, а потом еще испытания, и еще внедрение — и Эмил бросил большой спорт. Эмил мыслил перспективой, далекие цели приближались, а на горизонте появлялись новые. А Дико жил сегодняшним днем и ради сиюминутной удачи готов был забыть о будущем. Вот, например, некоторые думают, что спорт помешал ему закончить институт, а это вовсе не так. Он мог получить диплом — и как Эмил, и как молодой Савов, может быть, даже легче, чем они. Но ему не хотелось перегружать себя, да и спорт пострадал бы от его отлучек на лекции и экзамены. Вот так-то…

…Эти проклятые часы — хронометры, эти золотые игрушки надоели ему до смерти. Прошло уже больше месяца, как он совершил эту идиотскую сделку, но до сих пор ему не удалось продать ни одной штуки. Как-то он поймал Биги у кафе, но Биги, стреляя глазами во все стороны, заявил, что у него большие неприятности и он на какое-то время бросил дела. Все это конечно же было сплошное вранье, потому что он по-прежнему шнырял по улице Графа Игнатьева и всем прилегающим, шушукался с завсегдатаями толкучки — в общем, действовал. А Дико показывал знакомым и не очень знакомым красивые и дешевые часы, все цокали языком, покачивали в восхищении головой и шли прочь. Покупать и платить деньги никто не хотел. Тогда он вспомнил о желтозубом облысевшем парне с толкучки, которого он тогда обставил. Раньше Дико стыдился иметь дела с такими типами, но теперь он просто на мели, и необходимо что-то предпринять. Авось толкучка не будет привередничать и не вспомнит прошлую обиду…