Дипломатия (ЛП) - Никольсон Гарольд - Страница 11

Дипломатия не является системой моральной философии. Эрнест Сатоу определяет ее следующим образом: «Это — применение ума и такта к ведению официальных отношений между правительствами независимых государств». Худший сорт дипломатов — это миссионеры, фанатики и адвокаты, лучший — это рассудительные и гуманные скептики. Главное влияние на создание теории дипломатии было оказано не религией, а здравым смыслом. Благодаря торговле люди впервые научились применять здравый смысл в своих взаимоотношениях друг с другом.

Предметом этой книги не является изучение стадий, которые прошла международная торговля. Я не собираюсь изучать влияние, которое оказали на торговлю крестовые походы, монополия Венеции и падение Восточной империи. Достаточно упомянуть несколько дат. Ганзейский союз[29] был основан в 1241 г. Канарские острова были открыты в 1330 г.[30] Васко да Гама достиг Индии, обогнув мыс Доброй Надежды, в 1497 г. Португальцы основали Макао в 1537 г.[31] Итальянские города организовали консульства в Леванте[32] в 1196 г.

Теория дипломатии развивалась по многим параллельным линиям. Существовало римское право и воспоминание о мировом государстве, которое превращало это право в международное. Существовала традиция византийской ловкости. Осталась в наследство от Римской империи политика силы, приводившая к взгляду на дипломатию, как на придаток к военно-феодальной касте. Имелась папская идея мирового порядка, покоящегося на религиозных основаниях. Все эти блестящие нити развития образовали грубую пряжу коммерческой концепции дипломатии, находящейся под влиянием разумных людей, торгующих друг с другом. Здоровая дипломатия здравого смысла — изобретение среднего сословия.

Если не считать некоторых особенностей в отношении целей и процедуры, о чем будет идти речь в следующих главах, в дальнейшем можно различать два главных направления в теории дипломатии: первое — это теория военно-политической касты, являющаяся пережитком средневековья, второе — более буржуазная теория, которая развилась на почве коммерческих связей. Первое направление склонялось к политике силы и много уделяло внимания вопросам национального престижа, положения, старшинства и блеска, второе интересовалось политикой, дающей прибыль, и занималось, главным образом, успокоением, примирением, компромиссами и кредитами. Следует признать, что эти направления часто переплетались. Были эпохи, когда феодальная концепция становилась миролюбивой, а буржуазная чрезвычайно воинственной. Но в общем разница между этими двумя тенденциями— феодальной и буржуазной — бросает более яркий свет на развитие и современное положение дипломатии, чем всякие поиски туманных и неосуществимых моральных концепций.

Первую теорию можно назвать воинственной, или героической, а вторую — купеческой, или теорией лавочника. Первая рассматривает дипломатию как войну иными средствами, вторая— как фактор, помогающий мирной торговле.

Нужно иметь в виду, что не только цели, которые ставит себе военная школа, — грабительские, но и методы, которыми проводится эта политика, являются скорее военными, чем гражданскими. Переговоры при такой системе напоминают военные действия или в лучшем случае осенние маневры, и приемы, которые лица, ведущие переговоры, применяют, более сродни военной тактике, чем политике взаимных уступок, свойственной общению гражданских лиц.

В основе такой концепции дипломатии лежит уверенность в том, что целью переговоров является победа и что отказ от полной победы означает поражение. Дипломатия рассматривается как непрерывная и неослабевающая деятельность, имеющая своей целью окончательную победу. В стратегию переговоров поэтому входят обход противника с фланга, захват стратегических позиций, которые немедленно укрепляются до перехода в дальнейшее наступление, ослабление врага всевозможного рода нападениями позади линии фронта, попытки отделить от главного врага его союзников и организация нападения в одном месте, в то время как противник удерживается в другом. Тактика, применяемая в ходе переговоров, имеет также военный характер. Здесь налицо неожиданные и часто ночные атаки, налеты на окопы для определения силы противника в том или ином пункте. Мы можем наблюдать иногда и стратегическое отступление и тайное занятие решающих позиций. Применяются и запугивание, и жестокость, и сила. Часто производятся сдерживающие маневры, в то время как главные силы сосредоточиваются на других направлениях.

Ясно, что при такой системе не находят себе места соглашение, доверие и справедливость. Уступку или заключенный договор при этой системе имеется склонность рассматривать, с одной стороны, не как окончательное разрешение отдельного спора, но как проявление слабости и отступление, а с другой стороны— как преимущество, которое должно быть немедленно использовано для подготовки дальнейших триумфов.

В противоположность этой военной концепции дипломатии существует концепция коммерческая, торговая, «концепция лавочника». Эта штатская теория переговоров основана на предпосылке, что компромисс между соперниками более выгоден, чем полное уничтожение соперника. Переговоры не являются только фазой в борьбе на жизнь или на смерть, а попыткой путем взаимных уступок достичь длительного соглашения. Под словами «национальная честь» нужно понимать «национальную честность». Вопросы престижа не должны мешать заключению разумного делового соглашения. Достаточно найти какую-то точку, находящуюся посредине между обеими сторонами, чтобы примирить их противоречивые интересы. Для определения этой точки требуется только откровенное обсуждение вопроса с картами, открыто лежащими на столе, да еще обычное человеческое мышление, доверие и честность.

Каждая из вышеуказанных теорий имеет свои опасности и иллюзии, но самая большая опасность заключается в том, что военная школа не может понять искренности штатской, а «лавочники» не понимают, что «военными» руководят совершенно другие представления о способах и целях переговоров. Первые слишком верят в способность силы запугивать, а вторые — в способность кредита порождать доверие. «Лавочники» желают внушить доверие, а «военные» — страх. Разница в концепциях создает пренебрежение и подозрение у одних, возмущение — у других.

По тому вниманию, которое я уделил этим двум противоположным тенденциям, можно заметить, что я считаю, что развитие дипломатической теории больше зависело и зависит от противопоставления воображения разуму, романтики — здравому смыслу, героического — меркантильному, чем от каких-то определенных стандартов моральных ценностей. В обеих тенденциях мы видим и идеализм, и реализм. Их действительно разделяет то, что первая представляет собой, главным образом, динамическую теорию, а вторая — статическую. Первая требует движения, вторая — покоя.

Все порядочные люди говорят о «старой дипломатии» и о ее пользующейся плохой славой подруге «тайной дипломатии» в тоне морального негодования. Предполагается, что около 1918 г. дипломатия узрела свет, была обращена и спаслась и что с тех пор она стала совершенно другим существом.

В действительности можно заметить глубокую разницу между дипломатией XVII или XVIII века и нынешней. Было бы, однако, ошибкой считать, что существует полная противоположность между «тьмой» прошлого и «светом» настоящего. Здесь не было внезапного обращения и возникновения совершенно противоположных принципов или методов, — произошло постепенное приспособление искусства переговоров к переменам в политических условиях.

Жюль Камбон (один из наиболее образованных профессиональных дипломатов) даже утверждал, что разница между старой и новой дипломатией — это только широко распространенная иллюзия.