Зима (ЛП) - Роуз Френки - Страница 4

Ужас отражается на лице Морган:

— Блин… Этот парень не был… Он был в полиции, когда твой отец, когда…

Убил троих человек. У людей всегда возникают проблемы с тем, чтобы сказать это вслух. Я фокусируюсь на пейзаже за окном, пытаясь заблокировать воспоминания о Люке Риде, стоящем на пороге моего дома и рассказывающем матери о смерти отца. Мои щеки краснеют — это еще один из тех моментов, когда мне кажется, что Морган говорит неуместные вещи специально. Я не могу накричать на нее за это. Она подумает, что я сумасшедшая. Вместо этого я произношу:

— Люк и его напарник занимались этим делом. Тогда он был только четвертый день на службе. Ничего подобного раньше в Брейквотере не случалось. Его вырвало в розовые кусты моей мамы.

— Блин, извини, подружка. Иногда я безнадежна. Просто мне показалось, что между вами что-то было, и я подумала…

— В этом что-то есть. Люк всегда сочувствовал мне. Это он нашел моего отца, и это засело у него в голову, и он не может ничего изменить. Мы привыкли встречаться, когда Люк приезжал в город. В основном пили кофе, пока он мне что-нибудь рассказывал.

Мы прерываем разговор, когда подходит официантка с едой. Я пристально пялюсь на вафли, жалея, что не заказала что-то другое: я ведь пыталась стать Нью-Йоркской черный-кофе-и-рогалик девушкой и забыться. Поэтому, отставив тарелку, снова смотрю в окно.

Сэм О’Брэйди. Джефферсон Кайл. Адам Брайт. Сэм О’Брэйди. Джефферсон Кайл. Адам Брайт.

— Второй коп сказал, что он играет в группе. Интересно, где они выступают? Эй, если ты дашь мне трубку, когда он будет звонить, я могу у него спросить, чтобы ты не казалась слишком нетерпеливой.

Она точно ни слова не слышала из всего, что я сказала: последние пять лет Люк Рид для меня был связан со смертью отца. У девчонки очень избирательный слух. Взглядом я метаю в нее ножи, и Морган сникает на своем месте.

— Или я могу сказать, что у тебя птичий грипп. Ты никогда его больше не увидишь. Без проблем. Я мастер обмана.

Я позволяю себе небольшую улыбку и пинаю ее под столом. Может, немного сильнее, чем нужно.

— Все в порядке. Я возьму дело в свои руки.

Но, честно говоря, не знаю, смогу ли. Иметь Люка в моей здешней жизни — значит привнести частичку Брейквотера в мою тихую гавань, счастливый мир, выстраиваемый в Колумбии. Это может все разрушить. Я знаю, что скажу ему при разговоре. Правду. Он должен понять, что я хочу оставить прошлое позади. Потому что, и это естественно, ни один в мире человек не мог бы мне позавидовать.

***

Последнее занятие дня — «Право и этика СМИ», мой любимый предмет, но, как только профессор Лэнг нас отпускает, я выбегаю из здания. Обычно я остаюсь, чтобы подойти к нему после урока. Он не возражает, что у меня вечно есть нескончаемый список вопросов, на которые нужны ответы. Я как заноза в заднице, которая сидит за первой партой и никак не заткнется. Хотя сегодня я просто хочу вернуться домой и проверить телефон — узнать, звонил ли Люк. Нужно покончить с этим. Покой, который я обрела здесь, мое тихое неприметное существование рушится, и так будет продолжаться, пока я не скажу, что не хочу больше с ним встречаться. Что не хочу больше его видеть.

Медленно шагая, я захожу в подъезд, делаю рывок и в четыре шага взлетаю по лестнице в квартиру, надеясь, что Лесли там нет. Моя соседка льет на себя слишком много духов. Обычно она много занимается в библиотеке, особенно после уроков, поэтому, вполне возможно, я получу немного уединения. Сердце обрывается, когда я захлопываю за собой дверь. Лесли сидит на диване в наушниках, голыми ногами отбивая ритм, и печатает что-то на ноутбуке. Она поднимает глаза — темные короткие волосы, как обычно, повсюду — и посылает мне полуулыбку, вытаскивая один наушник. Лесли активный слушатель: из тех, кто улыбается и кивает, почти не слушая, что ей говорят. Это выводит меня из себя, правда не так, как Морган, которая просто постоянно ничего не слушает.

— Хорошо сегодня побегала?

Похоже, не меня одну Морган разбудила в шесть тридцать, грохнув входной дверью утром. Я делаю кислое лицо и кладу сумку на стол.

— Прости за это. Иногда она ужасно бесцеремонна.

Лесли пожимает плечами:

— Да все нормально. Я встала сразу после тебя и успела хорошо позаниматься. Все, что ни делается, делается к лучшему.

Лесли — жительница Нью-Йорка до мозга костей. Ее родители — гении интернет-бизнеса, основавшие интернет-компанию в девяностых. Пять лет назад они ее продали и живут с тех пор за счет заработанного состояния. Лесли учится, чтобы получить степень по бизнесу в надежде заработать свое собственное состояние, но сейчас прекрасно себя чувствует, получая существенные суммы наличными от мамы с папой. Иногда она похожа на меня: ее банковский счет внушителен, но родители едва знают, что она из себя представляет. По крайней мере, у нее оба родителя. И один из них не Макс Бреслин.

Сбрасываю туфли, плюхаюсь на диван и тянусь за телефоном, который оставила на кофейном столике перед уходом на занятия. Обычно беру его с собой, но сегодня проверяла бы каждые пять минут, если бы имела при себе. Не хотела отвлекаться.

Сердце начинает ускоренно биться, стоит мне нажать кнопку включения. Ничего. Ни эсэмэс. Ни звонков. Ничего. Держа телефон в руках, я выдыхаю и бросаю его на подушку позади себя.

— Ждёшь звонка? — спрашивает Лесли.

Я пялюсь в потолок. На нем липкие следы в виде точек — когда мы переезжали, он был обклеен светящимися звёздочками. Я собиралась их оставить, но Лесли предложила убрать.

— Скорее, боюсь, — бормочу я.

Она усмехается, будто знает, что я имею в виду, но не задает вопросов.

Я сажусь за стол, положив телефон рядом с клавиатурой, чтобы тут же ответить, если Люк все-таки позвонит. Наверное, он знает, что у меня занятия весь день, и ждет вечера. Эта мысль заставляет мой желудок сжаться. Полчаса я пытаюсь перепечатать конспект, нацарапанный на лекции, но это оказывается бесполезно. Наконец, сдаюсь. Вместо этого залезаю в свой электронный ящик и решаю почистить входящие. Меня ждут два новых сообщения.

Первое от Аманды Френч. Это моя мама. Она подала документы на возвращение девичьей фамилии в тот момент, когда яма для могилы моего отца ещё даже не полностью была вырыта. Она не пошла на похороны. Там были Брэндон и я. Священник двадцать минут распинался о грехах, совершенных людьми в этой жизни, и о необходимости покаяния, если мы хотим попасть в рай. Когда я была младше, это пугало меня. Мой отец не был верующим, и годами меня посещала мысль, что он горит в аду, так как не имел возможности покаяться. Потом долгое время я надеялась, что он действительно горит в аду из-за всего, что наделал. Что разрушил мою жизнь. Сейчас... Сейчас я не знаю, что и думать.

Содержание её е-мейла привычное, как под копирку. В начале месяца она всегда присылает подобное, написанное по одному и тому же сценарию, повествуя, что положила на мой счёт денег. При этом выставляет все так, будто я неблагодарная особа: мол, мне плевать на то, что она оплачивает колледж. Плевать, что она, в конце концов, помогла мне сбежать из Брейквотера раз и навсегда, хотя на самом деле была той, кто бросил меня здесь.

«Эвеари,

В приложении копия перевода твоего пособия. Убедись, что этого хватит на все счета. Я увеличила сумму в этом месяце в свете приближающихся праздников. Может, ты захочешь отметить Рождество с друзьями. Я собираюсь на Гавайи с сестрой. У неё какие-то проблемы с новым мужем, и она хочет заняться подводным плаванием, чтобы выбросить это из головы. Я полагаю, ты отправишься к Брэндону на День благодарения?

Надеюсь, ты в порядке.

Аманда».

Эвеари? Я подавляю смешок. Она даже не может правильно написать моё новое имя. Эту ошибку можно было бы простить, учитывая, что оно новое для нее, и она все ещё учится его использовать, если бы не другие ранящие душу вещи в письме, которые заставили мою кровь вскипеть. Напыщенная речь робота — звучит так, будто она разговаривает с совершенно посторонним человеком, а не с тем, кто вышел из её вагины. И она собирается на Гавайи с сестрой? О, у меня не было иллюзий на тот счёт, чтобы провести Рождество с матерью, несмотря на то, что сейчас мы живём в одном городе. Нет, я больше ошарашена тем, что она сказала «моя сестра», а не «твоя тётя Клэр». И собираюсь ли я к Брэндону на День благодарения? А гвоздь представления — в конце письма. Аманда. Раньше она, по крайней мере, признавала себя моей матерью. Теперь, оказывается, её сестра больше не моя тётя, и она с этого момента собирается быть для меня Амандой. Глаза щиплет от слез, пока я смотрю в монитор, отказываясь моргать до тех пор, пока текст не начинает расплываться. Я не часто плачу, но обычно это происходит из-за матери.