Повесть о детстве - Гладков Федор Васильевич - Страница 44
- Предыдущая
- 44/108
- Следующая
Кузярь вырвался от нею и со всех ног побежал к реке.
Вслед ему заулюлюкали.
Горохов надвинул мне шапку на глаза, шлепнул меня перчаткой по слкне и одобрительно сказал:
- Молодец! Храбро защищал Машу. Хорошо. Действуй и дальше так же.
Пищала гнусавая гармошка. Парни и девки теснились отдельно от мужиков и по-прежнему тискались, повизгивали и хохотали. Мужики толпились плечом к плечу и о чемго спорили и посмеивались. Чтобы увидеть Володимирыча и отца, я продрался в середину. В центре было пусто, словно все было готово для поединка. Все кричали, перебивая и не слушая друг друга: о чем-то спорили, взаимно насмешничали и поддразнивали, оскорбляли один другого, как это бывает перед началом драки. Отец стоял в середине между Сыгнеем и Титом. На усах у нею белел иней, лицо усмехалось самодовольно и хитро. Он старался держать себя невозмутимо, с достоинством. Сыгней, по обыкновению, морлился от смеха, и в прищуренных глазах его поблескивали искорки. С ужимками веселого насмешника он покрикивал.
- Чего эго больно холодно, ребята? Должно, все мы трусы. Храбрым всегда жарко. Погреться бы, что ли?
- Ну и на чин аи, - засмеялся кто-то рядом со мною. - Давай-ка сцепимся с тобой... А то дразклм друг друга, словно горохом бросаемся...
- Нет, я боюсь поскользнуться, - балагурил Сыгкей. - У меня сапоги со скрипсм. Бот лучше мой старшой начнет: у него и стать и руки покрепче. Поглядим на опытных бойцов да поучимся. Вот Володимнрыч - старый солдат, а я только лобовой, да и то два года ждать, когда забреют.
Володимирыч, попыхивая трубочкой, в старенькой шубейке, стоял направо от меня, рядом с Егорушкой и сыновьями Паруши в черных поддевках и бараньих шапках. Он вынул трубочку и неохотно отшутился:
- Я не прочь погреться, хоть и старый солдат, хоть колченогий и давно не дрался. Да и руки у меня не такие, как у Василия Фомича.
Он выбил пепел из трубочки о подошву валенка, спрятал ее в карман шубейки и потеребил свои бачки.
- Ну что ж, давай попробуем, Василий Фомич. Только уговор: щади мои старые кости, не ломай их, да и по зубам не бей, - чего я буду делать-то, ежели последние выкрошишь?
Я обрадовался: Володимирыч, оказывается, совсем не боится отца и сам его вызывает на поединок. Егорушка чтото шепнул ему на ухо, а Володимирыч только бодренько встряхнул седенькими бачками. Я пробрался к Егорушке и ткнул ему в бок. Он улыбнулся мне и наклонился к моему лицу.
- Не надо, Егорушка. Изобьют Володимирыча. Отговори его.
Он прошептал весело:
- Ничего. Володпмирыча голыми руками не возьмешь.
Не бойся.
Но я очень боялся, что Володимирычу не устоять против отца: отец был злой на него и будет колотить его без пощады. Боялся и другого: если отцу насадят синяков на лицо, он обязательно изобьет мать. Но отец по-прежнему стоял невозмутимо, с улыбочкой, себе на уме.
и делал вид, что ему нет охоты связываться с Володимирычем.
- Да что за потеха - со стариком драться? - заскромничал он и рассудительно пояснил: - Нам, молодым, негоже стариков обижить. Он хоть и старый солдат и с турками воевал, а все-таки человек в годах и нога искалечена. Кетоже, ребята.
Мужики загалдели, замахали руками и стали подталкивать отца в круг.
- Да Судет тебе ломаться-то, Вася! Выходи:
- Да сн струсил. Куда ему спроть Володи: шрыча? Форсу задаешь, Вася.
- Ну-ка, пошире круг! Выходи, бойцы! Володимирьп, покажи себя, старый солдат!
Володимирыч покрепче натянул варежки, похлопал иг- и одна о другую и добродушно оглядел мужиков. Он, прихрамывая, вышел в круг и сказал дружелюбно:
- Ты, Вася, уж мои-то слова попомни. Когда мне будет не под силу с тобой драться, я уж скажу тебе. Тогда уж меня не трог. Слышали, мужики?
- Слышали! Какой разговор? В обиду ле дадим.
Отец вышел степенно, как будто подчиняясь воле мужиков и парней, солидно склонил голову к плечу и со снисходительной усмешкой предупредил Володимирыча:
- Не обессудь, Володимирыч. Негоже, собственно, драться с тобой, да видишь, какой народ... Для шутки ради только.
- Ничего, Вася. Пошалим маленько. Погреемся... А потом поглядим, как другие...
Отец вдруг выпрямился и, с угрозой в лице, оглядел старого шзеца. Я увидел в глазах его мстительный огонек.
С раскинутыми руками он начал топтаться перед Володимирычем и пристально следить за его движениями. Володимирыч тоже приготовился и мелкими шажками, прихрамывая, затоптался против отца. Лицо его, красное, со старческими морщинками, беззлобно улыбалось. Так онл ходили, кружась один против другого, несколько секунд, стараясь уловить момент, когда можно было нанести неожиданный удар. Толпа напряженно молчала и с нетерпением следила за бойцами. Вдруг отец рванулся к Володимирычу и мгновенно взмахнул кулаком. В тот же момент Володимирыч нагнулся, и отец, потеряв равновесие, отлетел вбок. Толпа ахнула и дружно засмеялась. Отец рассвирепел и ринулся к Володимирычу, но старик рассчитанным ударом в грудь пошатнул его. Этот удар еще более взбесил отца. Мигая и тяжело дыша, он опять начал топтаться перед Володимирычем и нацеливаться на него. Он то отступал, то наступал на него, стараясь обмануть его бдительность. Но Володимирыч как будто играл с ним: он спокойно, с усмешкой в глазах, нехотя переступал с ноги на ногу.
Тесный круг шевелился и упруго колыхался: каждый старался стать впереди, и от этого люди жали и на плечи и на спины друг другу. Раздавались нетерпеливые голоса:
- Ну-ка, ну-ка, Вася!.. Двинь хорошенько! Отличись по-нашенски!
- Володимирыч! Сбей-ка форс с Фомича-то! Круши старый солдат!
- Старик не подгадит - турок бил.
- Вася, должок-то отдать надо. Воздух-то не замай: на всяко било есть рыло.
Эти выкрики - насмешливые, досадливые и веселые - подстегивали и обжигали отца: он не терпел насмешек, не понимал шуток и шалел от растревоженного самолюбия и мнительности. Он изо всей силы ударил Володимирыча в грудь. Володимирыч отшатнулся и, словно обороняясь, стал пятиться от него то в одну, то в другую сторону.
Тит стоял с открытым ртом и повторял все движения бойцов Сыгней хитренько щурился и притопывал щеголеватыми сапогами. Отец наскакивал на Володимирыча, но не успевал ударить - старик ловко отскакивал от него. Неожиданно, совсем без подготовки, как-то незаметно, он ударил отца по уху. Должно быть, удар был очень сильный, - отеп кувыркнулся и упал, врезавшись головой в ноги мужиков.
Шапка отлетела в сторону. Толпа глухо охнула и заволновалась. Кто-то опять крикнул сквозь смех:
- Вася, вставай! Аль браги выпил?
- Вот так швец, старый скворец! Гляди-ка, как крепко стегает.
- Опять задолжал, Вася? Расплатиться надо... Не подгадь, Вася!
Сыгней уже не смеялся- он с сердитой озабоченностью закричал, размахивая левой рукой (он - левша):
- Это не закон, а обман! Надо честно., без подковырки...
Кто-то ответил ему злорадно:
- Хорошая драка дураков не любит.
Отец вскочил на ноги и смущенно вздохнул:
- Это не в зачет: я поскользнулся.
- Валяй, Вася! - залихватски подбодрил его еще ктото. - Так и быть, не зачтем. А Володимирыч и хромой не падает. Ну-ка, подсеки, Вася!
Володимирыч по-прежнему спокойно и осмотрительно прихрамывал перед отцом и так же добродушно усмехался глазами. Они опять закружились, пристально следя за каждым движением друг друга. Отец горячился, наступал на Володимирыча, старался обмануть его своими наскоками.
Ему в какой-то момент удалось ударить Володимирыча сверху по плечу. Я уже знал этот удар: он рассчитан был на го, чтобы повредить руку в суставе. Но Володимирыч только пошатнулся и вскинул плечом, отшибая кулак отца, и в ту же секунду непонятным для меня отшибом он отшвырнул отца назад. Отец врезался спиной в толпу мужиков. Но он и здесь не забывал себя: хотя он уже был весь растрепан и волосы на голове были похожи на помело, он сумел сохранить форс сильного и уверенного в своей непобедимости бойца. С кулаками наотмашь он ринулся на Володимирыча с хриплым криком: "Берегись!" Но сам обманулся оборонительной позой старика: эта поза и всем показалась беспомощной. В толпе даже испуганно охнули, а Сыгней подпрыгнул торжествующе. Но Володимирыч ловко отбил руку отца и левым кулаком ударил его в подбородок, а правый в ту же секунду всадил в грудь. Отец рухнул к его ногам.
- Предыдущая
- 44/108
- Следующая