Лихое время - Петров Олег Георгиевич - Страница 26

Так и надо было продолжать. Ан нет! – отступил от правила разок, наповадил шатию-братию на дом заявляться! Вот и погорел на чертовых лошадях!

…Кряхтя, переворачивается бывший купец на жестких досках тюремного пристанища. Эх, и не жил эти годы последние, существовал червем. Подумаешь, лавчонку, еще Варварушка – царствие ей небесное! – жива была, открыл, бумазеей и рипсом приторговывал помаленьку, товар через старые связи контрабандные выкручивая. Доход – тьфу! Деньги кромчил – на мечту свою последнюю… А заместо оной – на цугундере! Тьфу ты, мать ети!..

Последняя мечта Бизина оригинальностью не отличалась. Хотелось остаток жизни прожить где-нибудь на заграничном курорте, погреть напоследок косточки при заботливом уходе. В комфорте и былой роскоши перед смертушкой понежиться…

При нынешнем положении дел мечта выглядела неосуществимой. Особенно приход Советов в восемнадцатом напугал. Все это равноправие, о котором краснюки на каждом углу кричали, означало одну гольную реквизицию – у него, Бизина, последние крохи отнять и раздать голытьбе. Те на радостях просадят «манну небесную» по кабакам и – ура, значится, Советам казачьих, рабочих и прочих депутатов? Хрены моржовые, а не депутаты! О-о, Содом и Гоморра в стране образовались! И жизни никакой тут не будет! Даже если назад все переменится.

В решении окончательно расплеваться с Отечеством Бизин был тверд. Только с капиталом неувязочка получалась. Средств или, как стало модно говорить, «золотого запасу», на предполагаемую комфортную старость у Бизина фактически не было. И пока не прибывало. Наоборот, помаленьку проедались старые крохи.

При выгнавшем краснюков атамане Семенове иллюзий старый Бизин тоже не строил. Приятственно, конечно, глазу, что в горсаду заблестели золотые погоны. Пахнуло забытым.

Был за это атаману благодарен. Он показался поначалу деятелем решительным. И Советы попер, дай Бог каждому! Своим тоже баловаться вроде не давал. Бизин сам читал в «Восточной окраине»: подгулявшего поручика, устроившего пальбу из нагана в ресторане «Бельгия» на Амурской улице, Семенов наутро разжаловал в рядовые и «направил на фронт борьбы с большевиками», как писала газета. А наградные реляции, занимавшие в официальных изданиях целые полосы, где перечислялись фронтовые герои, удостоенные, пусть и по-своему Семеновым изготовленных, Георгиевских крестов?

Все это приятно щекотало амбиции, но уверенности, увы, не добавляло. Уверенности могли прибавить деньги, а они при Семенове обесценились донельзя, потом он и вовсе заменил привычные царские ассигнации на собственные «голубки», которые вскоре оказались дешевле бумаги, на которой их печатали.

Временно поколебала пессимизм Бизина старая любовь. Чуть было не кинулся во все тяжкие! Летом 1919 года это случилось – неожиданная встреча с милой Сашенькой.

Оказалось, что через год после смерти матери она вернулась на сцену, долго выступала в харьковской оперетте, потом вновь обратилась к цыганскому романсу. Последние два года жила в Омске, куда сейчас и возвращалась после ангажемента во Владивостоке.

В Чите задержалась по двум причинам: и оказавшаяся здесь волей судеб двоюродная сестра погостить уговорила, и хотелось что-нибудь узнать о Алексее Андреевиче, перед которым Островская все-таки чувствовала себя виноватой.

Остановившись в номерах Окуловского коммерческого подворья – довольно приличной читинской гостиницы с ресторацией, – навела справки о Бизине. А выяснив его нынешнее местожительство, взяла и запросто приехала к дому Барановского на извозчике. Так и встретились.

От убогости своей разорившийся купец готов был сквозь землю провалиться, но Сашенька ничего не замечала, лишь смотрела во все глаза на «незабвенного Алешеньку».

С былым сравнивала. Бизин злился и испытывал жесточайшее унижение. Идиоту понятно: чего сравнивать тогдашнего лощеного богатея и его, Бизина, нынешнего, старого и плешивого! Только виду разочарованная Сашенька не показывает, благородство разводит.

Но Островская продолжала навещать «незабвенного» чуть ли не ежедневно, а перед отъездом, заставив Бизина принять приличную костюмную пару, полдюжины сорочек и черные штиблеты, закатила шикарный обед в дорогом ресторане «Даурское подворье».

Приличествующий ситуации тет-а-тет прима цыганского романса отставила: на прощальное застолье прикатила в сверкающем огромном черном автомобиле со своей кузиной. Вот где получился самый что ни на есть сюрприз!

Родней бывшей пассии Бизина оказалась эффектная брюнетка Мария Глебова, она же Маша-Цыганка, больше известная читинскому обывателю как любовница грозного атамана и главнокомандующего! Позже, правда, ненадолго, Маша-Цыганка даже станет законной супругой атамана, всесильной Марией Михайловной Семеновой, вертевшей грозным забайкальским воителем, как ей заблагорассудится, превратившей зловещую семеновскую контрразведку в свою подручную конторку по сведению кровавых счетов с дамами читинского «света», коих Марья Михайловна в приступах дикой ревности удосуживалась заподозрить в притязаниях на ее генерал-атамана.

Даже циничное и много чего повидавшее семеновское окружение, не говоря уж о читинских обывателях, потрясет нашумевшая история о страшной смерти генеральши Нацваловой, которую Маша-Цыганка посчитала своей главной соперницей. По приказу томной и экзальтированной поэтессы и актрисы, как заявляла себя Марья Михайловна, ставшая хозяйкой модного в Чите салона для «бомонда» и творческой богемы, Нацвалову, имевшую несчастье тоже организовать «вечера в гостиной», где «Гришке и Машке» перемывались косточки, похитили.

Труп генеральши не скоро найдут. И обнаружат далеко от Читы, в Сретенске, в деревянном ящике на берегу Шилки. Соперницу вначале зверски изнасиловали, а после… отпилили ей голову. Поговаривали, что по приказу Машки-Цыганки жуткое убийство организовал адъютант атамана есаул Торчинов – «мальчик на побегушках» у новоиспеченной мадам Семеновой.

А вскоре расправились и с супругом убиенной – генералом Нацваловым, которого по наущению Машки из Читы во Владивосток – якобы с повышением в должности и звании – отправил атаман.

Там, по официальной версии, с горя, узнав о гибели жены, бывший начальник штаба Семенова, а ныне только что назначенный командиром Пятого Приамурского корпуса генерал Нацвалов застрелился.

И снова среди читинского народа поговаривали, что генералу «помог» покинуть бренный свет жандармский ротмистр Понтович, временно состоявший в свите Нацвалова, прибывшего во Владивосток принимать корпус. Ну а уж о Понтовиче в Чите слава ходила еще та! Ближайший подручный начальника дознавательного отдела семеновской контрразведки полковника Тирбаха!

Это самое зловещее карательное подразделение охранки атамана располагалась в уже известном читателю селе Маккавеево и представляло собой конвейер по вынесению смертных приговоров врагам семеновского режима: арестованных красных партизан и подпольщиков, заподозренных в крамоле и прочем обывателей, а также спекулянтов и контрабандистов – сотни и сотни людей! – семеновцы держали, как скот, в составах теплушек, забивших запасные пути на станции.

Военно-полевой суд штамповал свинцовые приговоры, гремели залпы по приведению оных в исполнение. Летом, избавляясь от зловония, трупы спешно закапывали воинские команды и еще живые жертвы, а зимой казненных штабелями складывали в те же самые теплушки на запасных путях.

Маккавеевская трагедия Забайкалья – основная причина, по которой никак не получается у современных просителей за атамана отмыть его от крови забайкальцев и зачислить в ряды «великомучеников» Белого движения. Это впоследствии хорошо понимали и сам атаман, и руководители белоэмигрантских кругов, еще в 1923–1924 годах исключивших использование Семенова как знамени и вожака белоповстанческих телодвижений в Забайкалье и Приамурье. Но это так – для информирования некоторых читателей, а мы вернемся в ресторацию «Даурского подворья».

…За ломящимся от деликатесов столом разрумянившаяся Сашенька шептала быстро охмелевшему Алексею Андреевичу, цепко поддевавшему мельхиоровой вилочкой нежнейшую семгу, что может представить его атаману. Уж ей-то, де, хорошо известен его коммерческий талант, который в нынешней ситуации мог бы необычайно развиться. Не будет проблем оформить беспроцентную ссуду под торговое дело, только надобно Алеше определиться, под какие поставки для армии просить деньги. Понимающе кивала и Глебова, вокруг которой суетились официанты, метрдотель и два адъютанта Семенова, доставившие ее в ресторан.