Лихое время - Петров Олег Георгиевич - Страница 24

Вскоре после ее смерти поднаторевший в мутных знакомствах Алексей женился на овдовевшей купчихе, которая была его старше на полтора десятка лет. Получается, хотя бы косвенно, но исполнил стародавнее шутливое пожелание отца. Насчет купеческой карьеры.

И, надо сказать, дела у новоиспеченного коммерсанта пошли. Чему в немалой степени способствовали два обстоятельства. Во-первых, все-таки кое-какая коммерческая грамотешка у Бизина присутствовала. Во-вторых, он оброс потихоньку многочисленными связями с ушлыми людишками, промышлявшими мануфактурой, шелком, спиртом и прочей галантереей, естественно, без уплаты акцизных и таможенных сборов. Контрабандные делишки были неплохим подспорьем в торговом предпринимательстве Бизина. А все вместе – давало капитал!

В 1896 году помимо торгового ряда в Чите, магазинов и лавок в Нерчинске, Петровском Заводе, Благовещенске и Верхнеудинске Алексей Андреевич Бизин, основательно подмазав русского консула в Маньчжурии и его клерков, ублажив материально местные китайские власти, открыл свою торговую контору с магазином в Харбине.

Здесь, на благодатной для торговли китайской земле, богатеющий не по дням, а по часам купчина встретил начало нового, двадцатого века.

Правда, встретил вынужденно, на некоторое время не по своей воле расставшись с родимым краем, – из-за учиненного с подачи таможенной службы следствия.

Несколько зацапанных таможней и казачьей пограничной стражей спиртоносов продали со страха кое-кого из барыг. А среди тех нашлись «кивнувшие» на Бизина. Поначалу ничто не предвещало беды, но потом на две читинские лавки купца власти наложили арест. Свой человек из областных столоначальников просигнализировал: могут и остальное имущество заарестовать, прошение следствия по этом поводу военному губернатору препровождено.

Искушать судьбу не хотелось, и Бизин отбыл в Харбин.

Снял просторную квартиру в богатом русском квартале на углу улиц Участковой и Полевой, у домовладельца Зимина. Терпеливо занялся расширением дела на китайском рынке. За три года удалось стать признанным авторитетом в купеческой среде русского Харбина. Охотно торговали с ним многие китайские коммерсанты.

Постепенно развеялись без следа невнятные отголоски слухов о темных делишках Бизина. Вот он, весь на виду, человек слова и дела, скромен, но не скуп, умен, расчетлив, умеет рисковать и выигрывать.

Кстати, и с потерей торговых заведений в Забайкалье обошлось. Но Бизин все магазины и лавки в Чите продал, деньги пустил в харбинский оборот. И закрутилось, закрутилось! По делам своим торговым объездил Алексей Андреевич весь Китай, побывал в английском Макао, увидел Сингапур и Бангкок, Окинаву и Токио. Неизгладимое впечатление оставил огромный, бурлящий Шанхай, особенно известные его кварталы, увешанные гирляндами красных фонариков.

Но не только козлобородым сатиром порезвился там. Уразумел механизм по выкачиванию денег из плотских утех! По возвращении в Харбин, арендовав уютный зеленый уголок неподалеку от центральных улиц, открыл собственную ресторацию с «нумерами» – фешенебельный дом терпимости, чего главный город Маньчжурии до сих пор еще иметь не сподобился.

Амурное заведение Бизин устроил с завидной фантазией. Ресторация изысканной кухни «а ля рюс», с осторожным допуском деликатесов восточной кулинарии, дополнялась кафешантаном, куда приглашались заезжие опереточные труппы и гастролирующие знаменитости. С ресторацией соседствовал игорный зал, где крутилась сверкающая никелем рулетка, зеленели сукном ломберные столы. Отдельно, через уютный и аккуратный японский сад, мощенные камнем тропинки вели в те самые «нумера» – со своей прислугой и кухней, улыбчивыми покорными и умелыми в любви китаянками, японками, кореянками, были и белокожие барышни, и даже две мулатки.

Золотой ручеек превратился в реку. Посему и российский позор – сокрушительное поражение в войне с японским «микадой» – Бизин пережил без потрясений, незаметно как-то. Мукден и Даолян, естественно, не Харбин.

Тем паче, в это время судьба дала Алексею Бизину ту единственную любовь, в которою он поверил.

Это было каким-то наваждением, внезапным, но приятным до неимоверности, – знакомство уже разменявшего пятый десяток лет торгового воротилы с двадцативосьмилетней шансоньеткой Сашенькой Островской. Афиши, извещающие о «единственной гастроли» несравненной исполнительницы цыганского романса, появились в Харбине осенью 1904 года.

Сашенька сразила владельца лавок, магазинов и «веселых нумеров» наповал. В один миг это случилось.

Дух перехватило у Алексея Андреевича, когда задрипанный, с воровато бегающими глазками, маленький и потный еврейчик неопределенного возраста и жуликоватой наружности, невнятным бормотанием представившийся «импресарием» актрисы, подвел Бизина к ослепительной, искрящейся красотой и молодостью Островской, с деланой усталостью расположившейся в бархатном креслице перед зеркалами маленькой и обшарпанной уборной за кулисами кафешантанной эстрады.

Водопад черных локонов обрушивался на расшитое блестками черное муаровое платье, перчаткой облегающей соблазнительное гибкое тело. Живые маслины страстного взора окатили купца шалым огнем… Ухнул, как в омут! Что и говорить, в госпоже Островской играло чувство! Оно пронзило Бизина неведомым током, и ему стоило большого труда смятения своего не выдать, привычно склониться к ручке, привычные комплименты произнести…

Поздно ночью, в постели, Бизин вдруг поймал себя на мысли, что его впечатления от знакомства с актриской не наполняются привычным чувством брезгливого самодовольства, к которому он уже привык в обращении с женщинами. Смех! Какие там чувства! Которую хочу, ту и покупаю! Каждый раз, предварительно привычно заигрывая, а то и без «реверансов» укладывая в постель очередную пассию, Бизин знал: наступит утро, после одной бурной ночи или нескольких, и хруст ассигнаций поставит точку в очередной любовной истории.

Сашенька почему-то выбивалась из этого расклада. Почему? Бизин не мог себе на этот вопрос ответить. Может, потому, что не было пока ни торга, ни ухаживаний?

С этим он и заснул под утро. На столе уже неделю лежало нераспечатанным письмо от жены из Германии. Что с ней происходит на баден-баденских водах, его не интересовало. Влечение к супруге он изображал месяца полтора после венчания.

И Сашенька задавала себе вопросы. Новый знакомец, хозяин великолепного зала для выступлений и потрясающего ресторана ей понравился. Красивый, чувственный! И богат! Как богат!

Но самое главное – она чувствовала его искренность. Это было новым и необычным. Как актрису, ее всюду сопровождало лицедейство. На сцене ли, за кулисами… Все эти галантные, самодовольные фанфароны, снисходящие, восторженные, похотливо-голодные, искатели авантюрных похождений или очередной любовной жертвы… А она так устала от игры! На сцене ли, в жизни…

Возникший же в гримерке Алексей Андреевич источал надежность. В нем не было сиеминутного животного стремления получить желаемое по праву самца.

Галантное знакомство продолжилось. После концерта хозяин заведения степенно приглашал за столик, скабрезности не сыпал, больше просто в глаза смотрел, слушал ее глупости. После ужина в экипаже провожал до гостиницы. В номер минутой раньше всегда корзину со свежими чайными розами доставляли, бисквиты и легкое мозельское. Но почтительно целовал пальчики и раскланивался. И Сашенька чувствовала себя с ним женщиной. Нужной, как собеседник, как поверенный в сокровенном. Наконец – просто женщиной, перед которой преклоняются с уважением, а может быть и…

Концерты Островской в Харбине затянулись. Афишки об «единственной гастроли» Бизин приказал снять, не привлекая внимания публики. Устроил шикарный званый ужин, на котором, не сразу, а когда гости основательно разогрелись, громогласно объявил о «величайшей милости, которой удостоился его маленький кафешантан, где продолжит свои незабвенные выступления госпожа Островская, о чем с ней посчастливилось заключить контракт». Пересудов, конечно, хватило, но они быстро иссякли: Бизин не давал повода объявить его разбитным старым ловеласом, получившим дорогую игрушку.