Люди Весны (СИ) - Онойко Ольга - Страница 19

Каудрай коснулась плеча Арги, легонько подтолкнула его вперёд и повторила:

— Он смотрит.

Арга поднял взгляд.

С высоты трёх человеческих ростов спокойными каменными глазами на него смотрел мудрейший из мудрых, святейший из святых — Ториян Лага Фадарайта.

Прадед.

«Чёрный меч, сказала она», — думал Арга. Он шагал вслед за начальником стражи к чугунным воротам, за которыми начинался путь в подземелья. Несколькими словами Каудрай успокоила в нём одни сомнения и растревожила новые. «Чёрный меч…» — пока стражники перекликались, Арга огляделся. «Он недолго пробудет в моей руке, — мысли казались острыми, как ножи. — Но есть решения, которые определяют всю жизнь человека. Колдун умрёт. Прикосновение тьмы — останется. Стереть его невозможно, забывать о нём нельзя. Вот что она хотела сказать мне. Или нет?..»

Белая Крепость строилась не для обороны. Её возвели в самом центре города, и окружали её пышные храмовые сады с прудами, фонтанами и статуями. По большей части сады славили Пресветлую Фадарай, её святых и её воинов. Однако были в них и изваяния других богов; им весенние не поклонялись, но отдавали дань уважения. Среди цветов высились Джандилак Справедливый, Миранай Труженица и милосердная их дочь Джурай. И сощуренными глазами смотрел на Белую Крепость Искуситель Элафра, тёмный близнец Пресветлой.

Белый камень Крепости напоминал Арге о белом мраморе часовни святого. Крепость была символом; каждое строение в ней было словом. Число её башен равнялось числу Великих домов. Сама Крепость воплощала силу духа Людей Весны, её чистый цвет означал стойкость в правде, а сады вокруг олицетворяли щедрые дары богини. Так Фрага учил названого сына.

Ещё он говорил, что священники Аттай могут рассказать про особое значение всех беседок, дорожек и сортов роз в садах, но это уж они придумали от безделья.

— Будем осторожны, — сказал Эрлиак. — Закон Прощения сделает колдуна безопасным, но до того…

Арга не ответил.

В чугунных воротах открылась дверца.

…Десять лет минуло. Многое изменилось в мире за этими стенами. Владения Людей Весны расширились втрое. Лакенай Золотая стала Убийцей Чумы, и благодаря ей княжество Рангана обрело Цветение в мире и радости. Элевирса потеряла южные колонии, а теперь в страхе ожидала весенних армий. Даян Фрага ушёл в свой последний бой. Ториян Арга принял штандарт вождя.

Здесь, казалось, не изменилось ничего.

Даже мрачные стражники в освинцованных доспехах были словно бы те же самые… «Может, и вправду те же», — подумал Арга.

По каменным ступеням глухо грохотали латные сапоги.

Внизу Аргу встретил знакомый неживой свет. Бередя воспоминания, дохнул неестественный запах — не вонь темницы, где заключено живое, пусть и злобное существо, а горький аромат ядовитого растения. Арга зябко повёл плечами: кое–что всё–таки изменилось… Теперь магические светочи Маррена двигались свободней. И их стало больше. Они медленно плыли причудливыми дорогами, пробирались сквозь решётку камеры и висели, покачиваясь, в коридоре у потолка. Арга молча выругался. Несколько десятилетий колдун провёл в оковах, едва способный двигаться. Он не видел ничего, кроме цепей и решёток. И сорок лет вся мощь его непревзойдённого разума была направлена на то, чтобы рассчитывать заклятия — с поправкой на тяжесть свинца. «Что, если бы мы не пришли за ним сейчас? — задался вопросом Арга. — Он не стареет. Ещё сорок лет. Ещё сто. И Белая Крепость рассыпается в порошок, а колдун выходит на свободу безо всяких Законов…» Понимал ли Фрага, что сила Маррена растёт — медленно, но неуклонно? Рано или поздно его нужно либо использовать, либо убить.

Мог и не понимать.

Арга помрачнел. Маррену сохранили жизнь для того, чтобы однажды освободить его. Фрага не отрицал, что может использовать Маррена при штурме Элевирсы, но ему не нравилась эта мысль. Он вынудил Аргу дать клятву; но при этом он сознавал, что Арга может её нарушить… Всё это представилось Арге слишком сложным, и он отложил размышления. Время для них придёт позже. «Какова усмешка судьбы, — подумалось ему. — Несчастье привело меня сюда. Но не случись его, всё могло бы закончиться горшим несчастьем. Достаточно. Если Маррен не примет Закон Прощения — это значит, что он всерьёз рассчитывает выйти отсюда по своей воле. Тогда я его убью».

Эрлиак шагнул вперёд.

— Маррен, — отчётливо произнёс он. — Последний из Чёрной Коллегии.

Звякнули цепи. Колдун поднял узкую бледную руку и шевельнул пальцами. Его мертвенные светочи закружились быстрее и слились в ровный мерцающий вихрь у самого потолка. Арга поднял взгляд и тотчас отвёл: его замутило. «Я был прав, — повторил он безмолвно, — он становится сильнее…»

Маррен лежал на полу камеры — не на своём тощем тюфяке, а прямо на ледяном камне. Он опустил руку вялым движением, как будто игра со светом смертельно его утомила. «Притворство», — подумал Арга.

Колдун вздохнул.

— Эрлиак… — протянул он и зевнул, словно от скуки. — Майян Эрлиак, внук Воспринятого, младший сын младшей ветви самого малого из весенних Домов. Удивительно, как в одном человеке помещается столько тщеславия.

Арга невольно покосился на Эрлиака. У того вытянулось лицо, ноздри дрогнули от ярости.

Маррен медленно сел. Он не опирался на руки и двигался, как змея. Его чёрные волосы напоминали какую–то тяжёлую жидкость, они бесконечно стекали по его плечам и груди, а на полу собирались в озерца. Когда Арга видел Маррена в последний раз, волосы колдуна уже были длиннее его роста, а теперь стали ещё длиннее. Почудилось, что их кончики шарят по камням и тянутся к решётке. Арга уставился в стену. Чем дольше он смотрел на колдуна, тем ярче становилась иллюзия.

— Ну же, Эр–ли–ак… — Маррен засмеялся, в голосе его звучала тихая нежность. — Скорее прячься за Аргу. А не то я могу ещё чего–нибудь рассказать. Я много чего могу порассказать, святой отец… Брысь с глаз моих! — вдруг взвизгнул колдун так, что резануло уши, и закончил прежним змеиным шёпотом: — Арга мне нравится, а ты — нет.

На скулах Эрлиака играли желваки. Но когда он заговорил, голос его звучал ровно:

— Волей Ториян Арги ты выйдешь отсюда, — сказал он, — это правда. Ториян Арга возьмёт тебя на поруки, как то дозволено Судией. Но Закон Прощения предложу тебе я, и от меня ты его примешь. Поэтому веди себя тише.

— Ах да, — сказал Маррен. — Да, да.

Он встал и подошёл к решётке. Длина цепей позволяла ему прижаться к ней грудью и высунуть наружу кончики пальцев, но не больше.

— Арга, — окликнул он неожиданно просто и дружелюбно.

Арга посмотрел на него. Маррен склонил голову набок, коснулся виском вертикальной перекладины. Его взгляд менялся. Холодные глаза древней рептилии оживали, становились яснее, в них появились зловещие огоньки. Прежде лицо колдуна казалось лишённым возраста; теперь оно стало противоестественно юным и оттого — ещё более отталкивающим.

— Итак, Фрага сдох, — колдун прижмурился от удовольствия. — Он сдох, и его смерть была жалкой. Я знал это. Но такую новость приятно слышать даже в сотый раз. Это личное, знаешь ли, — он захихикал. — Не могу его простить. Надеюсь, ты меня понимаешь.

— Мы теряем время, — сухо сказал Арга.

Тяжёлые подозрения охватили его.

«Колдун сумел заглянуть в будущее Фраги, — подумал он. — Колдун предвидел, что я его выпущу. А собственную судьбу после Закона Прощения он увидеть не смог?» Что, если священники ошибаются? Если Закон не сломит волю Маррена? Сейчас колдун способен только болтать и играть с иллюзиями, но и этого хватило ему, чтобы смутить двух весенних. Он заставил их смотреть на себя и покорно выслушивать гнусности. А когда он окажется на свободе, то будет сильнее, намного сильнее, чем в тот день, когда Фрага его пленил…

«Оружие несоразмерно противнику», — вспомнил Арга. Возможно, Фрага и здесь был прав. Колдун слишком опасен. Ни Цания, ни даже Элевирса не стоят такого риска. Его воля твёрже стен Железной Цитадели. Его разум глубже её подземелий. Его коварство неизмеримо. Иного маги Чёрной Коллегии не потерпели бы в своих рядах.