Люди Весны (СИ) - Онойко Ольга - Страница 15

И так закончилась эра рождения богов.

С помощью Джандилака Миранай создала новые светила и новые миры, которые были прочными и надёжными. А от неистощимых сил Жизни появились первые люди.

Эти первые люди были необычайно могучи. Силы изначальной Жизни бурлили в их крови. Многие из них были тружениками, как Миранай, но многие приняли Улдру как величайшего бога. Между людьми начались распри. Улдра возрадовался этому и возгордился. Он поощрял распри, и те превратились в войны. Созданное тружениками гибло. Лилась кровь. И в ужасе смотрела на это Миранай.

Тогда снова вмешался Джандилак.

Он выступил против Улдры и поверг его, захватил его и сковал. Пока Миранай восстанавливала разрушенные земли, Джандилак учредил суд и стал первым судией. В этот час открылись истинные уделы его с Миранай юных дочерей. Свирепая Кевай воссела справа от отца. Она стала вечной Обвинительницей, и нет такого героя или святого, которого Кевай не нашла бы, в чём обвинить. Однако её младшая сестра, милосердная Джурай, воссела слева от Джандилака. С тех пор она Заступница за всех живущих, и нет такого злодея, чтобы не нашёл у неё доброго слова и защиты пред ликом грозного её отца.

И вот Улдра первым из всех виновных предстал перед судом.

Кевай потребовала казни.

Джурай взмолилась о прощении.

Выслушав их обеих, Джандилак создал Закон Прощения.

— Тогда боги назвали его Справедливым, — закончил Эрлиак, — и даже Улдра склонился перед его мудростью и величием… К чему было всё это, Арга: Закон Прощения — кара, созданная богами для богов, и ни один смертный не в состоянии её вынести. Даже колдун из Чёрной Коллегии. Особенно — он.

Арга нахмурился.

— И Маррен примет его? Разве он не понимает…

— Примет. Именно потому, что не понимает. Не способен понять.

— Поясни.

Эрлиак склонил голову к плечу.

— Больше всего на свете Маррен хочет вырваться из тюрьмы, — медленно проговорил он. — Маррен знает, что рано или поздно мы предложим ему Закон Прощения. Он знает, что такое этот Закон, но уверен, что сумеет выдержать его тяжесть. В общем–то… он думает, что мы его просто освободим.

— Ближе к делу, — буркнул Арга.

Эрлиак тихо засмеялся. Он смотрел куда–то мимо Арги, и на его лице появилось странное выражение — вместе задумчивое и рассеянное, почти мечтательное.

— Судия прощает, — произнёс Эрлиак. — Он оставляет виновного безнаказанным… наедине с совестью. Закон Прощения возрождает в преступнике совесть. Или же дарит её, если её не было изначально. Тот, кто не знал жалости и снисхождения, кто считал себя всегда и во всём правым, стоящим выше других, неподсудным… тот, кто никогда не задумывался о страданиях жертв, — в единый миг ощущает весь груз вины и стыда за свои деяния. Всю боль раскаяния. Весь ужас его — ибо уже слишком поздно, и ничего не исправить, и не вымолить прощения у замученных до смерти.

Арга молчал.

— Теперь понятно, — сказал он наконец. — Маррен не представляет, что такое угрызения совести. Он считает, что это будут просто неприятные мысли.

Эрлиак кивнул.

— Это ещё не всё, — сказал он. — Согласно легенде, даже для Улдры Закон Прощения был слишком тяжёл. Снова и снова Джурай молила о милости для него. Тогда Джандилак попросил Веленай стать для Улдры поручительницей. Улдра не мог искупить свою вину. Было уже слишком поздно. Став поручительницей, Веленай сняла с него часть вины, и его душевные муки сделались терпимыми… Закон Прощения к людям применяли всего несколько раз. Поручитель необходим, Арга. Я понимаю, какая это тягостная обязанность, но такого человека нужно найти. Иначе Маррен просто умрёт спустя несколько часов, и мы не успеем его использовать.

Арга задумался.

— Кто может стать поручителем?

— Кто угодно. Для этого не требуется никаких особенных сил или качеств. Только готовность взять на поруки… кого–то вроде Маррена.

— Говоришь, душевные муки станут терпимыми?

— Ненадолго, — Эрлиак покачал головой. — Человеку этого всё равно не вынести. Маррен умрёт через неделю или две. Возможно, через месяц, но не больше. Не буду лгать, Арга, мы действительно сможем использовать его только один раз. До Элевирсы он не дотянет.

— Я понял, — сказал Арга. — Благодарю.

Дождь кончился. Ветер стих, его порывы больше не трепали полог шатра. Обрядовые свечи горели ярко и высоко. В колеблющейся полутьме Арга шагнул ближе к погребальному ложу и в последний раз взглянул в спокойное лицо Фраги. Лицо вождя осталось невредимым в его последнем бою. Фрагу омыли, привели в порядок седые волосы, и сейчас, в сумраке, он выглядел спящим. «Я подвёл тебя, — с горечью подумал Арга. — Судьба говорит, что я должен подвести тебя ещё раз. Я помню, Фрага, ты не хотел использовать Маррена. Ты взял с меня клятву… Но я не могу подвести Людей Весны. Мы не уйдём из–под Цании разбитыми. Ты ведь понимаешь, что это важнее всего, отец. Я знаю, ты бы понял!..»

— Решать тебе, Арга, — донёсся мягкий голос Эрлиака. — Но у тебя мало времени. Решай быстрее.

Арга прикрыл глаза.

— До того, как загорится костёр, — сказал он, — я приму решение.

Оцепенение спустилось на лагерь весенних. Даже наёмники притихли и прекратили бесконечные свары. Омытое дождём небо очистилось. Казалось, что под ярким солнцем лагерь спит, будто ночью. Никто не упражнялся в стрельбе и верховой езде, не звенели мечи в тренировочных поединках. Лишь дозорные бдели на постах. Священники в своих белых шатрах играли на арфах и пели о вечной весне. Иные из воинов приходили к ним, чтобы слушать и подпевать. Другие собирались у костров и пускали по кругу тихие чаши, вспоминали Фрагу, рассказывали о его деяниях. Кто–то сидел в одиночестве, кто–то бродил по холмам с коневолками.

«Будь я цанийцем, — с хмурой усмешкой думал Арга, — сейчас повёл бы людей на вылазку. Самое время для удара! Но Цания не осмелится атаковать. И этот город забрал жизнь Фраги…»

Ранним утром Арга сел на Ладри и проехался по окрестностям города. Брешь заделывали, но работали кое–как. На прочих стенах не было ни души. Возможно, горожане возвели внутреннюю цепь укреплений, вырыли рвы и поставили колья… Во время штурма весенние ничего подобного не обнаружили. Арга полагал, что Цания и сейчас не будет тратить на это силы. Ему пришлось признать, что в каком–то смысле это разумно. Запасы пищи ограничены. Рабочих нужно хорошо кормить. А город полагается только на мощь Коллегии. Если магический щит падёт, каменные стены весенних не удержат — ни ветхие, ни укреплённые.

Если он падёт…

Арга вздохнул. Решение казалось таким простым, таким близким — только протяни руку.

Яви силу духа.

Нарушь клятву.

А время поджимало. Шахты Голубой Наковальни исправно поставляли в казну серебро, но войны всегда стоили дорого. Эту войну сейчас оплачивал Святой Престол. И с высоты Святого Престола решение выглядело ещё проще и ближе, чем то представлялось Арге. Возможно, сама Каудрай высказалась бы иначе, но для армии голосом Церкви был голос Эрлиака. Мнение Эрлиака Арга знал.

Он отправился искать Лакенай.

Арга поднялся на пологий склон и почти сразу разглядел Тию в прибрежных зарослях. Волкобыла топталась там, ломая рогоз. Арга решил, что она снова выпрашивает что–нибудь у Лакенай или просто беседует с ней, как умели беседовать с людьми коневолки. Он зашагал к ним, потом перешёл на неторопливый бег.

Тия и вправду разговаривала с человеком — фыркала, прядала ушами, пихала мордой. Но рядом с ней была не Лакенай.

Полуголая Мирай сидела на берегу, прямо в илистой грязи. На коленях она держала своё копьё, прославленную Вспыльчивую Деву. Тия обернулась, почуяв Аргу. Волкобыла печально посмотрела на него и длинно выдохнула, а затем ударила копытом с выражением досады. В шуме и брызгах она съехала с берега в воду и поплыла дальше — рыбачить и купаться. Коневолки умели и горевать, и сочувствовать, но полагали, что этому не следует уделять много времени.