Перламутровые крылья (СИ) - Барк Сергей "bark" - Страница 16

В альянсе все прошло гладко. Приведя в исполнение хорошо продуманный план, над которым я тщательно размышлял весь обратный путь, я избежал подозрений и сумел убедить Дота в твоей гибели, как и в гибели моих товарищей, тела которых забрала буря.

Закончив дела, я разыграл собственную безвременную кончину и ринулся обратно, стараясь не думать о том, сколько времени прошло.

Преодолев Адалар, я стал встречать мокрые перышки, дрейфующие на спокойной воде. Каждый маленький знак вселял все больше надежды и придавал силы плыть вперед. Мне казалось, что эти крошечные частички тебя отмеряют ход жизни, словно песчинки, падающие на дно часов.

Достигнув Дальних Земель, я не надеялся отыскать тебя сразу, если бы не хрупкий перламутр, приведший меня именно в эту бухту. Ты, словно бесплотный дух, застыл на берегу в тени деревьев, опираясь головой о кривой ствол сосны.

В твоем взгляде затаилась пустота. Глухая, непреодолимая. Пугающая.

— Тенери, — звал я тебя, не находя сил прикоснуться. Вдруг ты, словно мираж, подчернишься дымкой и растаешь в воздухе.

— Тенери…

Сейчас ты смотрел на меня совсем по-другому.

Я ослабил кольца, давая тебе пространство.

— Ради твоего же блага, Тенери — держись от воды подальше.

— Я знаю, — неожиданно стушевался птенчик, словно не в его взгляде секунду назад пылал вызов. — Но они такие удивительные и… я хотел подарить ее тебе.

Передо мной снова раскрылась ладонь с ракушкой.

— Я приму твой подарок, если пообещаешь больше не рисковать понапрасну.

— Обещаю, — не раздумывая, согласился проказливый Авис, протягивая подарок.

Я взял ракушку, не коснувшись ладони.

— Спасибо.

Тенери вздохнул, то ли с облегчением, то ли с печалью. Поймав мой внимательный взгляд, он поспешил продолжить:

— Я еще хочу слетать за хворостом к предгорью. Там есть отличные сухие поленья.

— Давай лучше я.

— Справлюсь, — отмахнулся он, и был таков, легко вспорхнув в воздух. Что за непослушное дитя!

Отощавшего и израненного, я принес тебя в пещеру — первое укрытие, которое удалось отыскать на пути. Скоро мы сменили временное жилище, оставляя в темной дыре те первые, страшные дни.

Каждая косточка твоего тонкого тела выступала на поверхность, с усилием натягивая посиневшую от синяков и сгоревшую на солнце кожу. До сих пор не понимаю, как ты остался жив.

Ты не хотел ничего. Отказывался от пищи, и мне приходилось силком вталкивать в тебя еду. Я пытался говорить с тобой, но тщетно — ты не желал откликаться, приходить в себя, оставаясь глухим и безразличным к действительности.

Ты не двигался, и я делал это за тебя. Купал в теплом море, оставлял греться на теплом утреннем солнце, раскрывал твои крылья, в надежде, что веселый ветер, напоминающий о полете, взбодрит тебя, возвратив на эту сторону. Ты не спал, впадая временами в беспокойное забытье, метался на можжевеловой подстилке, крича бессвязные слова, смысл которых доставал мой разум.

В одну из этих отвратительных ночей ты произнес то, что заставило меня сделать выбор.

— Мамочка, мамочка! — звал ты. — Пожалуйста, я больше не хочу лететь! Не хочу мама!

Твоя душа стремилась покинуть отяжелевшее бременем памяти тело, но… я не смог отпустить тебя. Забвение стало твоим спасением и моим проклятием.

========== Перышко пятнадцатое ==========

Солнце давно нырнуло за горизонт, не забыв собрать теплый свет и позволить ночи занять свое место, когда от размышлений меня оторвало копошение.

— Что с-с-случилось? — спросил я, видя как осторожно, чтобы не упасть в темноте, Тенери подбирается ближе.

— Я… холодно. Можно к тебе? — робко попросил парень.

— Можно.

Недавно Авис приобрел обыкновение спать рядом или на моем хвосте. Коснувшись меня, Тенери поспешил выставить руки вперед и нащупать впотьмах гладкую чешую. Руки его были горячими…

Замерз?

Он перебрался от тонкого окончания до следующего кольца, лежащего к туловищу вплотную, и замер, ища, куда бы поставить ногу. Поскользнулся и упал прямо на хвост. Я придержал его немного, чтобы он не поранил крылья, скатившись вниз.

— Спасибо, — отозвался птах, шаря в темноте взглядом.

В отличие от Ависа, ведущего дневной образ жизни, мое зрение хищника давало преимущество, позволяя с легкостью различить черты его лица в тусклом свете звезд, едва проникающем в пещеру.

Я без труда слышал взволнованный стук сердца, распластавшегося на хвосте птенчика.

— Уш-шибс-ся?

— Нет, все в порядке, — поспешил отозваться Тенери.

Мы замолчали. Я продолжал размышлять о том, как рассказать птенцу правду о прошлом. Скрывать истину я не имел никакого права. Воспользовавшись забвением, хотел лишь спасти Тенери жизнь, а не очистить совесть или дать себе ложный шанс. Мне было нужно гораздо больше, чем тело…

— Роскарус, — прервал мои размышления птенец. — Я хотел тебя спросить, — маленькое сердце вновь ускорило бег.

— О чем?

Тенери сглотнул.

— Скажи, был кто-нибудь, кто тебе по-настоящему нравился в той, другой жизни?

Вопрос был неожиданным.

Под другой жизнью Тенери подразумевал все что он помнил до одиннадцатилетния. Подарив ему забвение, я отнял последние четыре года его воспоминаний. Заставил забыть нашу встречу на кладбище и балу, надеясь, что хватит и первой встречи, чтобы сделать его более восприимчивым к моим словам.

А еще заставил его забыть об отношении Ависов к Нагам.

В начале дипломатической экспансии Ависы относились к нам настороженно, и, скорее всего, степень доверия была минимальной, однако контакт существовал и однозначно отрицательным он не являлся. Около четырех лет назад, после того как Дот вошел в состав Верховного Гнезда и стал активно отстаивать позиции змей на чужой территории, с плеч полетели первые птичьи головы. И, как бы тщательно не оберегалась тайна, в мешке ее было не утаить.

Ависы узнали, вспыхнули первые волнения… Это Тенери помнить тоже было ни к чему. Самое важное я заставил его забыть, а значит, и менее значительные факты не должны были встать между нами, пока Тенери приходил в себя и поправлялся.

Яд сделал сознание пластичным, и Тенери внял моему короткому рассказу о том, что мы беглецы. Спасая Авису жизнь, родители якобы отдали его на мое попечение и мы навсегда покинули родные земли.

Тенери потихоньку пришел в себя и превратился в обычного подростка своего возраста, неугомонного и непоседливого, такого, каким я знал и помнил его до страшной трагедии, разбившей между нами пропасть. Он все чаще спрашивал о близких, хотел знать подробности, не помня, что произошло, а я все резче уходил от ответа, не желая врать, но и не находя сил раскрыть страшную тайну.

Я понимал, что должен это сделать… а может, все же сочинить сладкую ложь и навечно остаться в райском саду? Но нет, я должен был сказать. Это мой долг…

И все же, как приятно чувствовать льнущего ко мне птенчика. Вот только мне нужно не только твое тело, Тенери. Я хочу и твою душу, и потому должен рассказать тебе все. Знаю наперед, что ты не простишь, а снова начнешь ненавидеть…

— Да. У меня ес-с-сть такое с-существо.

— Наверное, ты без него очень скучаешь?

— Это не важно. С-с-судьба воз-с-здвигла между нами непреодолимую с-с-стену.

Пауза повисла печальной тенью.

— Но мы оба живы, разве этого мало?

— Нет, конечно. Но ты, должно быть, думаешь о ней постоянно. Она, наверное, красивая, эта нагайна.