Тайна пирамиды Хирена - Голубев Глеб Николаевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/42
• Следующая

Он упорно так величал меня, и я уже устал делать старику замечания. Ханусси вежливо выслушивал мои возражения, почтительно кивал и кланялся, прикладывая руки к груди, но все повторялось по-прежнему:

— Да, сэр. Слушаю, сэр.

Обидно задевала меня и другая тонкость, которую я все-таки улавливал даже при весьма скромном знании арабского языка: старик никогда не называл меня «йа эфенди», как это принято, обращаясь к людям в европейском платье, хотя бы они были и египтянами, но неизменно говорил «йа хавага», подчеркивая этим каждый раз, что я чужак, иностранец.

Мне оставалось утешаться мыслью, что Ханусси за свою пеструю жизнь слишком долго общался с различными «лордами» и «господами», чтобы теперь надеяться перевоспитать его.

О своей биографии Ханусси распространяться не любил, но, судя по всему, она была у него довольно бурной и, опасаюсь, небезгрешной. Восстанавливать ее приходилось по отдельным наблюдениям и случайно прорвавшимся воспоминаниям самого Ханусси. Получалось, что старик во время первой мировой войны служил в английской армии и побывал даже в Китае. Несколько лет провел во Франции. Потом Ханусси работал, очевидно, частным гидом в самых различных уголках Египта, потому что великолепно разбирался в тонкостях древнего искусства и превосходно знал все основные исторические памятники: и пирамиды в Гизе, и развалины Тель-аль-Амарны, и луксорские храмы. Изучил он досконально и знаменитые гробницы Долины царей, причем, по-моему, отнюдь не из чистой любознательности…

Привыкнув обманывать легковерных туристов, старик нередко напускал на себя мистическую таинственность. Помню, как при первом знакомстве он атаковал меня:

— Дайте мне только собственноручно написанное вами имя и имя вашей супруги, и я сделаю вам очень сильный амулет. Он будет совсем маленьким, вы сможете постоянно носить его при себе. Не надо с ним расставаться, это главное. Даже купаясь, держите его в зубах. Он будет вас охранять и при этом благоухать, как цветок лотоса. Всего за два фунта. Не верите? Вот это плохо. Надо верить, без веры не поможет никакой амулет…

С подобными же предложениями он приставал к каждому новичку. Но мы дружно поднимали его на смех.

Наши подшучивания не задевали старика.

— Вы увидите в Египте еще много вещей, которых вам не понять, — многозначительно отвечал он. — Да и не нужно так вникать во все, доверьтесь опыту других, более мудрых…

Где Ханусси выучился поварскому искусству, так и осталось неясным, но готовил он превосходно. Вот и сейчас он нарочито равнодушным тоном перечисляет блюда, которые наметил готовить завтра:

— Фатта, кебаб, на третье яурт с фруктовым салатом, сэр, а на ужин, если не возражаете, тамийя в чесночном соусе или вы хотите что-нибудь из французской кухни?

Слушая все это, я поймал себя на том, что неприлично громко, на всю палатку, глотаю слюнки.

Отпустив поскорее лукавого старика, я наскоро рассказал Павлику, какие хозяйственные дела мне удалось «провернуть» в Каире, и, наконец, остался один.

Наступил уже вечер — вернее, упал на землю стремительно и внезапно, как это бывает только на юге. Багровое уставшее солнце скатилось к вершинам далеких гор, и песок вокруг на миг покраснел, словно обагренный кровью. А едва солнце скрылось за горами, там, где оно исчезло, промелькнул зеленовато-голубой проблеск, похожий на какую-то фосфорическую молнию. И сразу — темнота, сплошная, непроглядная, густая. Недаром говорили в старину: «тьма египетская».

Зажигать лампу и привлекать мошкару не хотелось, и я вышел из палатки.

Поднялся легкий ветерок, стало прохладно, и от реки еще сильнее потянуло сыростью и запахом водорослей. Я подошел к самой воде и сел на какую-то корягу, занесенную сюда разливом.

Молодой месяц вылез из-за гор и повис над нами в непривычном положении — рогами вниз, как никогда не увидишь у нас в России. От него через всю реку, почти до самого берега тянулась зыбкая золотистая дорожка. Пальмы посреди реки в лунном свете казались совсем сказочными, неземными, а песок вокруг приобрел какой-то призрачный синеватый оттенок. И вдалеке, притягивая мой взгляд, смутно угадывалась пирамида Хирена…

Скоро она тоже очутится на морском дне. Скроется под водой и навсегда унесет с собой все загадки. А может, и нет в ней никаких загадок, как, впрочем, и считают многие археологи? Просто нагромождение древних камней, давно изученных, сотни раз описанных в толстых фолиантах, измеренных до последнего миллиметра. Недаром ни одна экспедиция даже не включила ее в план своих исследований.

Нет, новые открытия следует искать не там, не в этих давно ограбленных и давно исследованных местах. Но где же? Вслепую обшаривать всю пустыню?

Пока я сидел в одиночестве на берегу и размышлял, куда направить дальнейшие поиски, чтобы успеть побольше сделать, месяц спрятался за какую-то тучку. Зато на небе отчетливее выступили звезды. Их сияние и непривычный для нашего глаза узор снова настроили меня на лирический лад.

Неужели это я в самом деле сижу на берегу Нила и в его черной воде отражается Южный Крест?

Я привык с детства видеть Нил на географических картах тонкой голубой ниточкой. На этой «ниточке» держалась вся жизнь древней страны, зажатой в тисках пустыни. Разливаясь дважды в год с неуклонной точностью, казавшейся древним египтянам священным чудом, река приносила на поля тысячи тонн жирного, плодородного ила. Нил поистине создал эту древнюю землю. И не удивительно, что его славили торжественными гимнами:

Привет тебе, Хапи, Выходящий из этой земли, Приходящий, чтобы напитать Египет!.. Создающий ячмень, Взращивающий полбу… Когда он восходит — земля ликует, Все люди в радости, Все спины трясутся от смеха, Все зубы рвут сладкую пищу…

Тут сильный и совершенно непонятный удар в спину сбросил меня с коряги на мокрый песок.

Что это? Кто?!

Стоя на четвереньках, я пытался рассмотреть нападающего. Но он был невидим, прятался во «тьме египетской». Только в одном месте невысоко над землей словно мерцали призрачным светом какие-то два слабых светлячка. Я только начал вставать, чтобы рассмотреть их поближе, как новый удар невидимки заставил меня отскочить прямо в воду.

Но тут уже я по резкому запаху, вдруг обдавшему меня, понял, в чем дело, и расхохотался. А потом схватил горсть сырого песку и швырнул его наугад в темноту, прикрикнув как можно грознее:

— Брысь! Пошел вон, черт!

«Мм-ее!» — насмешливо ответила мне египетская тьма, и скрип песка под копытами показал, что противник убрался восвояси.

Я совсем забыл, что по какой-то странной игре природы — не знаю, как объясняют ее зоологи, — все животные в здешних краях имеют черную окраску: козы, собаки, даже многие рыбы в реке. Вот такой черный лукавый козел и подобрался ко мне невидимкой под прикрытием темноты.

Я снова расхохотался и теперь уже окончательно почувствовал себя дома, среди привычной, обыденной обстановки.

Утром за завтраком я, нарочно утрируя детали, рассказал о своем забавном ночном приключении, по давнему экспедиционному опыту хорошо зная, как полезно начинать рабочий день с улыбки.

А сделать нам нынче предстояло немало. Посовещавшись, мы решили свернуть все работы в селении и отправиться в разведочный поиск по ближайшим окрестностям: может быть, все-таки посчастливится обнаружить какой-нибудь памятник древности, затерявшийся в песках и скалах? Эти пустынные просторы были почти совсем не исследованы археологами. Прежние экспедиции вели раскопки главным образом по берегам Нила.

Я сам наметил сегодня внимательно осмотреть напоследок все раскопы. Хозяйственные ямы не представляли особого интереса, их десятками находят на месте каждого древнего поселения. Но в могилах, даже и давным-давно ограбленных, могли сохраниться хоть какие-нибудь предметы. Ведь грабители не были специалистами-археологами. Их интересовали только ценности, золото, а медная сережка или простенькое колечко вполне могли закатиться куда-нибудь в уголок погребальной ямы и там сохраниться.

• Предыдущая
• 2/42
• Следующая