Асмодей (СИ) - "Dragoste" - Страница 78

– Вверх уж точно ни одна душа подниматься не станет, – произнес он, не услышав собственного голоса. Видимо, на пустоши растворялись не только души и тела, но и звуки. – А значит, остается одно: подниматься самому.

Шаг, конечно, был рискованный, но выбора у него особого не было. Возвращаться назад не солоно хлебавши не позволяла гордыня. От одной мысли о том, как восторжествует Нуриэль, если он подтвердит его правоту, демону становилось не по себе. В конце концов, не может же он терпеть неудачи на всех фронтах в один день?! Сколь ни переменчива была удача, а такой несправедливости допустить она не могла.

Превозмогая боль, Асмодей ухватил шлейф пролетавшей мимо души, втягивая в себя ее энергию и, пропустив оную через собственное тело, сделал рывок вперед, будто отталкиваясь от незримой опоры. Первая попытка оказалась вполне удачной, затем была вторая, третья… Медленно, шаг за шагом, он поднимался по этой незримой лестнице навстречу столь желанной цели, но ничего не может продолжаться долго. Душам на пустоши счет был потярян, а вот способность демона переваривать эту безграничную энергию, была вполне измерима и, увы, постепенно исчерпывала себя, так еще и время отбивало в его мыслях свой скорбный бой, напоминая о том, что драгоценные минуты на исходе.

В очередной раз мысленно отправив ко всем чертям Барбело, Дэлеб, Азазеля и Абаддон, а вместе с ними и самого Люцифера, которые за один день успели подложить ему такую свинью, Асмодей сделал еще один рывок, увидев где-то вдали серебряное свечение, которое, несмотря на расстояние, изо всех сил пыталось побороть подступавший со всех сторон мрак.

– Аврора, – прошипел он. Сомнений в том у него не было – этот свет перепутать было невозможно. Собрав последние силы, он попытался ухватить пролетавшую мимо душу, но то ли та оказалась чересчур шустрой, то ли он от слабости потерял былую сноровку, то ли пустошь была не столь пустынна и вторжение живой плоти и крови не осталась незамеченным высшими силами. И они, недолго думая, несколько изменили направление потока, чтобы вор, осмелившийся посягнуть на неприкосновенное, сгинул в безвестности и страшных мучениях. В любом случае поводов для радости было мало: все его тело горело огнем, разум туманился, даже счет времени был потерян. Однако, несмотря на это, демон испытал некое чувство воодушевления при виде путеводного света чистой души. В этот момент ему даже показалось, что притяжение пустоши уменьшилось, позволяя ему двигаться более свободно, будто второе дыхание открылось или смерть ослабила свою хватку, позволяя обреченному сделать последнюю попытку отобрать у всевидящих мойр нить собственной жизни.

В общем, в этот миг Асмодею, как ребенку, желающему побыстрее получить отобранную отцом игрушку, не терпелось. Сейчас ощущение было схоже с тем, что заставляло его зайтись в благоговейном трепете и первобытной жажде крови, лишь бы вырваться из бездны и поглядеть на распятие Христа. А уж после него страдальцев было предостаточно: кто-то страдал за веру, кто-то – за глупость, кто-то – за любовь. Агнцев на заклание всегда было полно, но Аврора была особенной: единственной, кто решился страдать за него. Страдать не потому, что ее грешной душе высшим судом было вынесено подобное бремя, а потому, что собственное сердце, принципы и разум отдали ей этот приказ. Она видела его истинный обезображенный лик, который не всегда возможно было скрыть за иллюзией приятной наружности; лик, который был ему самому противен, но все же она не убоялась этого. После всех пыток, мук и унижений… Почему? Веками он пытался постичь великую загадку человеческих душ; научился читать их, будто открытую книгу; видел порок за маской добродетели, но только Аврора Д’Эневер сумела загнать его в тупик.

В силу своей темной природы он не мог понять причин ее смирения, способности противостоять гневу, умению здраво рассуждать в критических ситуациях… казалось, разрушительная сила Ада обходила стороной эту душу. Сколько раз он пытался растлить ее? Сколько раз подвергал коварным искушениям? И каждый раз его ждало сокрушительное фиаско, но он, не привыкший проигрывать, вновь и вновь рвался в бой с новыми силами, все больше пьянея от предвкушения новых сражений. Так, в этом постоянном ментальном противостоянии, он и не заметил, как оное переросло в некую болезненную зависимость, а любая зависимость – это слабость, разрушающая жизнь. Видимо поэтому Нуриэль так ополчился против этой недозволительной привязанности. И, к собственному стыду, Асмодей был вынужден признать, что он скучает по ней. Ясности в том, отчего демон зашелся подобным чувством, у него не было. Может, то была благодарность; может, нежелание смириться с окончанием игры, в которой он был вынужден оставаться побежденным; может, попыткой сохранить верного союзника, ум которого еще не раз поможет ему в нескончаемой войне. Доводы Нуриэля он намеренно обходил стороной, будучи уверенным в том, что раз сердце мертво, то подобных слабостей у него и быть не может.

Как бы то ни было, самопожертвование Авроры было достойно восхищения, оно пленило всесильного демона, который после всех измен просто не мог потерять ту единственную, что не имея ни шанса на победу, предпочла смерть предательству. Оказывается, не только ревность, но и самопожертвование может быть заразительным.

Высвободив оставшуюся силу, Асмодей сделал последний рывок, устремляясь навстречу светящейся сфере, но стремительный поток подхватил его раньше, закружив в водовороте энергии. Так рушились надежды и уверенность в собственном могуществе: пожалуй, даже самое сильное, имеющее безграничную власть существо, не могло чувствовать себя в безопасности в этих просторах.

Взглянув перед собой, он увидел Аврору. Ее душа была настолько близко, что он мог различить объятый светом силуэт, искаженное мукой лицо, бриллианты слез, падающие на щеки. Ее глаза были слегка приоткрыты, но пусты… Видела ли она его? Чувствовала присутствие? Должно быть: нет. Казалось, девушка погрузилась в какое-то мертвое оцепенение – ту стадию смерти, когда человек уже не способен воспринимать боль. Ее душа будто рассыпалась на части, и эти маленькие кусочки – звездочки пустоши, жадно растаскивали и пожирали ненасытные монстры, обитающие в неизвестности. Так выглядела истинная погибель, после которой уже не было ничего. Это был конец загробной жизни, конец сущего – скорбный дар смерти. При виде этого зрелища, даже у него – изобретателя многих пыток, душа сжалась в тугой комок, а в пустоте, царствующей там, где когда-то билось сердце, возник необъяснимый трепет. Даже самому от себя противно стало! Откуда, спрашивается, в нем столько человечности. Видимо, она тоже заразительна и передается… половым путем. Ох, прав был Нуриэль, привязанность и долг – губительный коктейль, который нельзя смешивать, иначе вся жизнь перевернется вверх дном. Не должен был он делить ложе с той, которую хотел использовать во имя своих целей. Но сделанного не воротишь! Уж если увяз в болоте, то ложись на брюхо и выползай! Вот он и полз, будто раненный зверь, как за соломинку хватаясь за остатки энергии, да только переварить ее уже не мог, ибо ядом она для него обернулась, терзая и без того слабую плоть изнутри. А Аврора… она ждать не могла, впрочем, и ему до точки невозврата один шаг остался. Нужно было что-то предпринять, да только боль настолько затмила разум, что даже мысли путаться начали. Сначала, мысленно извинившись перед боевым товарищем, он пустил в расход демоническую ипостась, ставшую неотъемлемой частью его души. Тысячелетия они были едины в своих стремлениях, но такова судьба. Высвободив душу порабощенного демона, он использовал ее будто щит, простившись с ней навсегда, но этого было мало. Героическая гибель, не напрасная, пусть и против воли. Во имя своего спасения, несчастному был подписан смертный приговор. Нуриэль взбесится, когда оное раскроется.

Вытянув вперед руку, Асмодей попытался притянуть Аврору, с ужасом глядя на кровоточащую ладонь, которую кусочек за кусочком обгладывали невидимые стервятники. Зрелище, пожалуй, еще более отвратительное. Впрочем, времени на жалость к себе любимому не было. Взгляд непроизвольно застыл на огромном изумруде, отражавшем всеми гранями свет чистейшей души.