Асмодей (СИ) - "Dragoste" - Страница 73

– Именно. И мы будем бояться кого-то другого, а Люцифер станет лишь частью истории и займет почетное место на фресках в собственном замке.

– И кто же придет на его место? – лукаво сверкнув глазами, поинтересовался он. На миг рука Барбело застыла в нерешительности, будто столкнулась с какой-то неведомой преградой, но потом она продолжила свою работу.

– Я не знаю, но почва уже горит у нас под ногами. Он близко, возможно даже ближе, чем мы ожидали. Скоро придется выбирать сторону.

– Боюсь, что у меня этого выбора нет, – фыркнул Асмодей. – Я постоянен не только в своей ненависти, впрочем, как и в остальном.

– Даже после сегодняшних событий? – удивленно подняв брови, шепнула она, склонившись к его уху.

– Особенно после сегодняшних событий!

– Но почему? Даже слепцу понятно, что этот бунт против Люцифера, его власть зиждется лишь на памяти о былом величии. Реформы, проведенные в нашей обители, сыскали больше врагов, чем союзников, даже в рядах рыцарей поселилось недовольство. Так скажи мне, Асмодей, много ли почета в том, чтобы принять сторону проигравшего? Не лучше ли сдаться и разделить власть с победителем? Я думаю, тебе не хуже меня известно, что корни этой смуты произрастают из верховного совета, от одного из вас. Найди его, смири свою гордость и признай его главенство. Ты сильный союзник, а новая власть хрупка, кем бы он ни оказался, но ему понадобится твоя помощь. Сейчас Люцифер слаб, как никогда. В разгар смуты он покинул свое королевство, породив еще большее недовольство. Так почему ты хочешь пойти на дно вместе с трухлявым суденышком, если тебе приготовлена каюта в новом флагмане, который в любой момент поднимет паруса.

– Потому что сдаться тому, кого боишься – унижение, несовместимое с властью! Я этого не сделаю.

– Неужели великий Асмодей готов признаться кому-то в собственном страхе? И кто же из рыцарей способен был внушить тебе такой трепет? – с легкой издевкой произнесла она.

– Меня страшат не рыцари, а неизвестность, ибо она дает неиссякаемый простор для воображения.

– Но все же, предопределённость стократ хуже неведения. Курс Люцифера проложен, и он приведет нас к гибели. Неужели ты не видишь: Рай и Ад того и гляди схлестнутся в новой битве, но как мы можем дать небесам достойный отпор, если в наших рядах нет согласия? Почему Повелитель оставил нас в такой момент?

– Это речи изменницы, – холодно произнес Асмодей, перехватив ее руку. – Ты так упорно пытаешься убедить меня обратить свой взор к новой звезде, но кто же сияет ярче, чем Люцифер? Что тебе известно? Зачем ты говоришь мне все это? – при этих словах демон с такой силой сжал ей руку, что несчастная вскрикнула от боли.

– Мне известно не больше твоего, – прошипела она, вырываясь из его цепкой хватки, благо, сил у Владыки похоти после столкновения с бичом самого Создателя было не так много. – Знаю только, что на дальних рубежах он в большем почете. Мелкие демоны его боготворят, но лик его сокрыт. Каждый раз, когда Венера перерождается, он оставляет на границе сосуды с энергией для каждого, кто присягает ему на верность.

– Откуда тебе это известно?

– Удивлена, что ты этого не знаешь! Впрочем, ничего удивительного. Подобных тебе никогда не интересовали судьбы обитателей низов. А ведь именно там рождается недовольство, которое, будто чума, расползается вокруг.

– Ты не ответила, – нетерпеливо прорычал он.

– Прислушайся к голосу прислуги, Асмодей, и все поймешь. Я сделала это в первый же день в доме Абаддон, а потом подкрепила сомнения в чертогах Вельзевула. Их шепот раздается в темных закоулках, но отражается в разуме, словно колокол. Подслушав их, я узнала о том, где находится место встречи и решила, сменив обличье, направиться туда.

– И что ты там увидела?

– Многие тысячи бесов, демонов и мелких чертей, прельщённых его красноречием и его дарами. Но опасность заключается в том, что не только они пали жертвами его красноречия. Я увидела и высшие чины, состоящие во служении у рыцарей. Я видела там Диаваля – одного из твоих подручных, Берита – поверенного Абаддон, Анатрета – правую руку Левиафана, я даже видела там Астарту – жену Астарота. Ситуация много опаснее, чем мы думали сначала. И я не хочу стать жертвой этой войны. И не хочу, чтобы подобное приключилось с тобой. Слишком многое нас связало.

– О чем он говорит? Что сулит им?

– Каждому свое: низам – души, верхам – власть! Он говорит о тех временах, когда Люцифер еще не думал о своих реформах, обещает вернуть хаос, который столь долго царствовал в этих местах и…

–И… – в нетерпении проговорил Асмодей, позволяя демонице вернуться к врачеванию.

– И даровать нам свободу, – с выдохом закончила она. – Ад стал для нас тюрьмой, а Люцифер – жестоким надзирателям, держащим в своих руках ключи от врат в срединный мир. Лишь избранные могут покидать эту проклятую Геенну.

– Свергнув Люцифера, он хочет открыть врата на Землю?

– Да, – кивнула демоница.

– Это немыслимо, ты хоть понимаешь, какими последствиями чреват этот поступок.

– Многие здесь считают, что война с небесами неизбежна, а по́туги Князя Тьмы прийти с ними к согласию – признаком слабости. Демоны, по природе своей, могут лишь бунтовать, а Люцифер отнял у нас эту привилегию. Они – дети войны и ждут ее, как давнюю подругу.

– Они – дети новых могил, решившие сразиться за призрак свободы с силами стократ превосходящими их собственные. Они никогда не видели небесной бойни. Порожденные Адом, слабые и никогда не знавшие иной доли – они обречены! Их похоронит либо Люцифер, либо ангельское воинство.

– Война… – презрительно фыркнула Барбело, – Асмодей, неужели это единственное, о чем ты хочешь поговорить с той, что пришла покаяться перед тобой в своих деяниях?

Мед, целительным бальзамом упавший на рану, немного успокоил пылающую плоть, но не уязвленное самолюбие, которое постоянно возвращало его разум к позорному столбу. И если еще секунду назад демон готов был предать забвению обиду на Барбело, то сейчас злость разгорелась в нем с новой силой. Как ни крути, а она, сознательно или по неведению, но стала косвенной виновницей произошедшего. Не назначь она ему эту встречу, Абаддон не устроил бы погром в его доме, Аврора и учетные книги были бы на месте, а его не предали позорной порке на глазах у всей Преисподней.

– Увы, одним раскаянием не потушить тот огонь, что ты разожгла, – отбившись от ее рук, прошипел Асмодей. Разговор был закончен, наступило время осмысления, и оба они погрузились в молчание. То самое молчание, которое предшествует принятию важного решения.

К собственному удивлению Барбело почувствовала, как горлу начинает подкатывать страх перед решением демона. Всесильная красавица боялась потерять ту страсть, что обжигала их тела накануне, боялась, что никогда уже не сможет прикоснуться к той энергии, что окутывала их в момент близости. Подумать только, а ведь раньше она не предавала этому никакого значения, уверенная в том, что рано или поздно завоюет бывшего возлюбленного, но теперь…

Придя в эту обитель, Барбело желала заполучить покровительство Асмодея, убедить его в правоте собственных слов, но сейчас, понимая, что лишь один его шаг может навечно разделить их бездной ненависти и неверия, демоница страшилась услышать свой приговор точно так же, как невинная дева, первой открывшая возлюбленному свои чувства, страшится услышать его ответ.

– Такие решения не принимаются до тех пор, пока разум объят гневом, – произнесла она, стараясь не терять бодрость духа. Окинув взглядом покои, демоница остановилась на початом графине с янтарной настойкой. Ухватившись за эту мысль, как утопающий за соломинку, Барбело с грацией пантеры наполнила два бокала хмельным напитком, один подавая Асмодею. Поистине, нет предела женской хитрости: там, где не сработали ее чары, могло помочь красноречие. Если оно сможет склонить чашу весов в ее пользу, было бы глупо не использовать его в такой судьбоносный час.

– До сего момента я никогда не жалела о том, что мы покинули небеса, – начала демоница, изобразив на лице ангельскую невинность. – Но сейчас, моя душа преисполнена горечи потому, что в нас не осталось даже маленькой толики Рая. Признаться, я скучаю по тому Асмодею, которого знала за тысячелетия до того, как земля разверзлась и нам открылись Врата Преисподней. Скучаю потому, что тот Асмодей знал великую истину, знал о том, что прощение приносит куда больше удовлетворения, чем мщение, ибо последнее с годами приводит к раскаянию. Так выпьем же за то, чтобы он вспомнил об этом прежде, чем свершит еще одну ошибку.