Великий герцог Мекленбурга - Оченков Иван Валерьевич - Страница 78

- А чего тут договариваться? Эй, Кароль, спешивай драбантов, и строй в каре. А вы бояре своих ратников наготове держите. Как поляки выходить начнут, так становитесь между ними и казаками. Только упаси вас бог за оружие взяться, ругайтесь сколько влезет, кулаком в рыло если что, но ничего тяжелее плети. Нам только передраться, сейчас не хватало!

Раздав приказания, я подскакал к Струсю и вопросительно поглядел на него. Тот попытался приветствовать меня, но я его перебил:

- Виделись, полковник. Вы хотели со мной поговорить?

- Ваше королевское высочество, ваше предложение еще в силе?

- Да. Если вы хотите сдаться, то выходите прямо сейчас и складывайте оружие. Мои люди все здесь, их ружья заряжены. Конечно, казаки и многие из рядовых ополченцев имеют на вас зуб, но им известен мой нрав. Но нужно сделать все быстро, пока здесь не так много народа.

Полковник тяжело вздохнул, потом кивнул, будто отвечал сам себе на какой-то вопрос, затем снял с себя драгоценную перевязь с саблей и с поклоном протянул мне. Я так же с поклоном принял ее и передал стоящему рядом Казимиру. Капитуляция состоялась, и жолнежи стали один за другим выходить из ворот бросая оружие.

- Ваше высочество, - тихонько сказал мне Казимир, - мы здесь совсем одни и если кому-то придет в голову...

- Нет друг мой, они уже сдаются. И то, что мы тут одни среди них и совсем их не боимся, только играет нам на руку. Впрочем, приведи сюда несколько рейтар. Я смотрю у многих поляков недурные сабли и ружья. Если пленные достанутся ополченцам, то почему бы их оружию не стать моим?

Казимир, коротко поклонившись мне, ускакал к фон Гершову, а из ворот выбежал худой и оборванный шляхтич и, подбежав к нам с полковником тяжело дыша, выпалил:

- Немцы, ваша милость, не хотят выходить, они просят его милость герцога принять их на службу.

- Черт меня подери! Не иначе эти прохвосты надеются таким образом сохранить свою добычу.

- Желание понятно, но вряд ли осуществимо. Мне совсем не нужны проблемы с воеводами ополченцев. Впрочем, надо выяснить чего они хотят на самом деле.

Тронув коня шпорами, я к немалому изумлению окружающих направился к воротам и проехав сквозь башню скоро оказался посредине между ощетинившимися пиками и мушкетами немцами с одной стороны и размахивающими обнаженными саблями поляками с другой. Во главе последних стоял полковник Будило правая рука которого висела на перевязи, но второй он воинственно размахивал шестопером. Кроме меня посредине между противоборствующими сторонами стоял еще мой старый знакомец отец Тео, очевидно пытавшийся примирить противников. Подняв на меня глаза священник удивленно прищурился и непроизвольно пролепетал:

- Фон Кирхер это вы?

На мою беду этот возглас услышал Будило, который после подсказки тоже узнал меня.

- Matka boska! Ты тот самый негодяй, который... - начал он, размахнувшись на меня шестопером, но выстрел из допельфастера заткнул ему рот и отбросил к остальным полякам.

- Я герцог Мекленбургский! - Проревел я в наступившей тишине, - и теперь только я могу спасти ваши никчемные жизни от ярости московитов! Или вы сейчас сдадитесь мне безо всяких условий или уже вечером ваши задницы будут красоваться на кольях. Эй, парни, - продолжил я, обращаясь к наемникам, - выгоните эту гонористую сволочь прочь отсюда и я возьму вас к себе на службу.

- Вместе с добычей? - с надеждой спросил худой как жердь пикинер в ржавой кирасе и помятом морионе, с протазаном наперевес.

- И даже со всеми твоими вшами бродяга!

- Да здравствует герцог Мекленбургский! - заревели немцы и, сплотившись еще больше, начали двигаться на поляков. Те, однако, не вступая в схватку, подхватили тело своего полковника и стали быстро отступать к воротам.

- Падре, - обратился я к оставшемуся на месте и недоуменно хлопающему глазами священнику, - не знаю с кем вы меня, так не вовремя, перепутали, но категорически рекомендую на некоторое время заткнуться. Пока по вашей милости еще кто-нибудь не отправился к праотцам.

- По моей милости? - пролепетал сбитый с толку францисканец.

- Ну, а по чьей же? Конечно по вашей, не по моей же!

Тем временем подчиненные Будилы вышли из ворот, но, в отличие от людей Струся не бросали сабли, а сгрудившись в кучу, размахивали ими. Как я потом узнал, фон Гершов успел завести уже разоруженных жолнежей внутрь своего каре и, тем самым, отделил от жаждущих их крови казаков и ополченцев. Но тем, кто не сложил оружия, так не повезло. Увидев, что часть поляков не сдалась, и их не прикрывают ни мекленбуржцы, ни другие ополченцы, казаки кинулись на них, как почуявшие кровь волки. Те пытались сопротивляться, но тщетно. Казаки рубили их саблями и кололи копьями. Скоро все было кончено, а ошалевшие от крови казаки попробовали ворваться внутрь кремля, но пока они рубили жолнежей Будилы, воеводы подтянули к месту побоища сотни дворянского ополчения и стрельцов. Те первыми успели войти и тут же стали занимать башни и стены, а также расставлять караулы у палат и приказов. Так что заняться грабежом у донцов не получилось.

Ко мне, наконец, прорвались Казимир и Аникита с рейтарами и удивленно уставились на стоящих в полном порядке немцев.

- Ну чего уставились? - усмехнулся я на их недоумение, - пехоты герцога Мекленбургского никогда не видели? Надо бы вывести их отсюда от греха, да покормить, а то непонятно, как и оружие-то держат.

Вождей ополчения та легкость с которой я перевербовал наемников тоже удивила, причем некоторых неприятно. Впрочем, виду они не подавали, а поскольку сдача гарнизона означала долгожданное освобождение, то настроение у всех было праздничное. По такому случаю стали звонить во все колокола, стрелять из ружей и пушек и всячески выражать свою радость. Здраво рассудив, что мозолить глаза победителям видом вооруженных немцев и пленных поляков, дело не самое разумное, я скомандовал своему воинству "marsh" и мы двинулись в сторону моего острога. Впереди шли драбанты во главе с фон Гершовым, потом гнали пленных поляков, за ними строем немцы и замыкали колонну рейтары Вельяминова. Я немного задержался в Кремле, столкнувшись и разговорившись с князем Трубецким.

- Ну что, - спросил он меня, - одолели ляхов, что теперь?

- Как что, - отвечал я ему, - посылайте по городам и землям гонцов, о том что Москву отбили и собирайте собор, царя выбирать. Вот как выберете, тогда, считай, победили.

- А что с немцами делать будешь?

- Да ничего, война еще не кончилась. Мало ли кто налететь может, так что крепкая пехота не помешает. А то, хотите с вами до Смоленска сходим?

- Экий ты скорый, царя выбрать дело не быстрое.

- Это верно, только слышно что после того как Сигизмунд весь порох потерял, взять другой ему негде, а сейм ему денег не дает. Так что наемники его злые да голодные, а шляхта разбегается. Только так ведь не всегда будет, и порох со временем найдется и деньги, тогда Смоленск куда как труднее отбить будет.

- Да ты что, князь, виданное ли дело, дожди идут, распутица до зимы рукою подать, не получится ведь сейчас ничего.

- Эх, боярин, знаю что не получится, но помечтать то можно!

- Тьфу ты, господи прости, и не поймешь когда ты, князь, серьезен, а когда шутишь.

- Шутки шутками, а когда тут утихнет, пришлите стрельцов или еще кого, поляков забрать, мне они без надобности, а вам на своих обменивать. Опять же, кормить мне их нечем, да и незачем, а вам надо.

- Сделаем князь, сейчас скажу Минину чтобы харчей вам подкинул, а как тут успокоится, так и ляхов заберем.

Едва мое разношерстное воинство тронулось в путь, я послал нарочного к Климу, чтобы готовились принять моих новых подчиненных. Варили еду, ставили палатки, поскольку внутри форта такая орава вряд ли поместилась. Клим как всегда проявил похвальную распорядительность и к нашему приходу горели костры под котлами и в воздухе разносился ароматный запах, сводивший с ума изголодавшихся наемников и пленных. Вскоре они сидели вперемешку и жадно хлебали горячее варево, кто из чего горазд. У одних оказались миски, другие приспособили свои шлемы, а у кого не нашлось ничего, хватали еду руками. Убедившись, что здесь все в порядке, я пригласил полковника и нескольких его офицеров пройти со мной внутрь форта, где отобедать со мной. Надо сказать, руководствовался я не только учтивостью. Струсь и его приближенные пользовались среди своих жолнежей непререкаемым авторитетом и потому их надо было контролировать, чтобы не случилось какой беды. Увы, мои предосторожности мало помогли в этом случае. Беда пришла, откуда я ее меньше всего ждал.