Великий герцог Мекленбурга - Оченков Иван Валерьевич - Страница 33

- Ой, а я вас узнала, вы тот самый рейтар...

- Тихо ты, да это я, только не говори никому, а то беда может выйти. Ты отнеси платок и отдай его госпоже, только непременно сразу. Хорошо?

Странная штука жизнь, с того момента как я покинул Познань прошло много времени. Я сменил множество одежды, оружия и лошадей, но вот кусочек батиста с вышивкой, подаренный мне панной Марысей после стычки с Печарковским, все еще был со мной. Вытащив платок и завернув в него для веса пару монет я кинул его в окошко служанке.

- Вот возьми, монеты можешь оставить себе, а платок отнеси хозяйке.

- Да пан, - сделала книксен девушка и убежала.

Минуты ожидания тянулись мучительно долго и я, наконец, перестал ждать. В самом деле, на что я надеялся? Эта высокомерная девушка уже и думать забыла о бедном рейтаре, оказавшем ей услугу, а если и помнит, узнает ли она этот платок? В это время, когда нет ни телевидения, ни интернета, ни других каких развлечений девушки чтобы занять себя целыми днями что-то шьют или вышивают. Любая аристократка в семнадцатом столетии даст фору во владении иголкой и ниткой любой профессиональной швее из будущего. Так что пани Марыся за свою недолгую жизнь успела вышить не одну дюжину подобных платков.

Однако, часа через два я услышал скрежетание замка. Потом дверь тихонько отворилась и передо мной предстала пани Марыся в сопровождении верной Эйжбеты. Увидев ее, я вскочил и поклонился. Она стояла напротив меня и я всматриваясь узнавал и одновременно не узнавал ту гордую панну какую видел при дворе ее дяди, могущественного познаньского воеводы. Черты лица ее стали мягче и женственнее. Взгляд благожелательнее и не отдавал уж так высокомерием, как в нашу первую встречу.

- Это вы, - нарушила она молчание.

- К услугам прекрасной пани, - ответил я.

- Я сразу узнала свой платок и тут же вспомнила человека, которому его подарила.

- Я не смел и надеяться, чтобы сохранится в вашей памяти, прекрасная пани.

- Оставьте, я вовсе не такая высокомерная и бесчувственная как обо мне думают, и прекрасно помню, чем вам обязана. Вы нуждаетесь в помощи?

- Увы, как не стыдно мне прибегать к помощи женщины, вы моя единственная надежда.

- Стыдно, отчего?

- Таковы уж предрассудки нашего времени, рыцарь должен защищать даму, а не наоборот. Но я рад что мне приходится прибегнуть к вашей помощи, иначе как бы я вас увидел после стольких лет.

- Вы необычный человек, вы умеете быть и храбрым и изысканным, а также... неназойливым. Это очень редкое качество у мужчин.

- Не назойливым? Пожалуй! Трудно надоесть женщине которою видишь раз в два года. Как вы прожили эти два года, милая пани? Вы замужем, вы счастливы?

- Вы опять смогли меня удивить, многие знают, что я замужем, почти все уверены, что пан Одзиевский прекрасная партия, но вы первый кто спросил меня, счастлива ли я.

- Значит, нет. Мне очень жаль, вы достойны счастья.

- Я вам так не сказала.

- Простите пани, если я невольно обидел вас, я не хотел.

- Нет, вы не обидели меня. Тем более что вы правы, но оставим это, вы сказали, что вам нужна моя помощь?

- Да, мне нужно покинуть этот ставший негостеприимным дом.

- Все уже спят. Мой муж, когда приходит в возбужденное состояние много пьет, а вы его явно вывели из равновесия. Он не проснётся до утра, так что вы можете уйти. Я провожу вас.

- Не стоит, это может повредить вам.

- Не беспокойтесь обо мне, я так многим вам обязана, что это самое малое, что я могу для вас сделать.

- Все же не стоит вам так рисковать. Меня вполне может проводить Эйжбета, на слуг мало обращают внимания, а если ее и запомнят случайно, вы сможете ее защитить.

- Вскоре после вашего отъезда в Померанию, до нас дошли слухи, что пропавший сын Сигизмунда Августа принц Иоганн Мекленбургский объявился в Дарлове. И если вы думаете что я уступлю честь проводить вас какой-то Эйжбете, то вы просто дурак ваше королевское высочество.

Когда я, наконец, вышел за ворота меня встретил вооруженный Казимир с заводными лошадьми. Я не раскрывал ему подробностей, сказал лишь, что мне может угрожать опасность и возможно придется бежать. Вскочив в седло, я бросил прощальный взгляд в сторону дома Храповицкого. Мне показалось, что я смутно вижу, как белеет лицо на фоне темных стен терема. Приложив руку поочередно к сердцу и к губам, я тряхнул головой и дал шпоры ни в чем неповинному животному.

Ранним утром из Смоленска выступил большой отряд польского войска во главе с великим гетманом Ходкевичем. Как я уже говорил, задачей его был прорыв в осажденную ополчением Москву для доставки продовольствия гарнизону. Состоял отряд из двух тысяч крылатых гусар, примерно такого же количества литовской панцирной кавалерии и шести тысяч казаков. Было еще немного венгерской пехоты, человек около шестисот. И все это воинство охраняло довольно большое количество возов с провиантом. Везли зерно, сухари, солонину, фураж, и немного пороху. В порохе осажденные особого недостатка не испытывали, но на всякий случай взяли и его. Я испытал массу острых ощущений, пока грузили эти несколько бочонков, но, слава богу, до моего сюрприза не дошли.

Когда обоз вытянулся из города и гетман собрался уже двинуться в путь, к нему подскакал я с сопровождавшим меня Казимиром. Помахав шляпой перед Ходкевичем, я обратился с просьбой присоединиться к его отряду.

- Лейтенант, у меня нет пушек! К тому же вы принадлежите к свите его высочества.

- Увы, мой гетман, как оказалось его высочеству мало дела до моих пушкарских талантов, но большая охота до других. А я ничем не могу ему помочь в этом щекотливом деле и потому лучше отправлюсь к черту в пасть, нежели останусь еще в Смоленске.

- Вот как? Что же лейтенант, присоединяйтесь, в Москве много пушек, кто знает, может еще и постреляете.

Мы с Казимиром пристроились к свите гетмана и потихоньку двинулись в путь.

- Зачем нам отправляться в Москву? - спросил меня бывший лисовчик.

- Сам не хочу, - хмуро ответил ему я. - Знаешь Казимир, я вообще не хотел отправляться в Новгород, я бы прекрасно провел время с молодой женой в Швеции или у себя в Мекленбурге, но проклятая судьба, кажется, пихает меня в спину. Я уже хотел вернуться, когда черт принес вас с Мухой-Михальским, и пришлось отправляться в Смоленск. И вот теперь вместо того чтобы ехать на запад в сторону своего княжества я еду на восток. И ни черта с этим нельзя сделать! Ты еще не оправился от болезни и если не хочешь отправляться со мной, то я пойму. Я бы хоть сейчас выписал тебе обещанный привелей на шляхтество, но без печати он мало что стоит, а мы с каждым шагом все дальше от нее.

- Мы пан герцог, как видно, связаны теперь одной ниткой. Куда вы, туда и я. Так уж видно господь распорядился. - Задумчиво проговорил литвин.

- Аминь! - коротко отозвался я. - Древние говорили: "Делай что должно, и будь что будет", давай посмотрим что из этого выйдет.

Уже несколько недель мы упорно двигались по разоренной стране. Немногочисленные уцелевшие жители разбегались и прятались, едва завидев нас. Надо сказать что литвины и крылатые гусары, составлявшие основу войска Ходкевича, вели себя довольно дисциплинировано. Не то чтобы им не хотелось по безобразничать, но гетман умел держать своих солдат в узде. Другое дело казаки, мне после того как я насмотрелся на "подвиги" Сулима и его отряда или лисовчиков, казалось что меня трудно удивить, но запорожцам это определенно удавалось. Следуя впереди и по бокам основного войска они частенько захватывали не успевших скрыться. Ни возраст, ни пол, ни духовное звание не было защитой от этого "православного" воинства. Увы, я не мог ничем помочь несчастным, и мне оставалось, только стиснув зубы проезжать мимо. Казимир же наблюдал за происходящим довольно спокойно, впрочем, оно и понятно, лисовчики на войне вели себя ничуть не лучше. Хотя одобрения происходящим он также не проявлял, очевидно, жестокость была для него все-таки не целью, а средством. Но вот кто был действительно рад жестокостям над мирными жителями, так это тот самый монах-бенедиктинец, которого я видел прежде у короля Сигизмунда. Звали его отец Войцех Калиновский, он принадлежал к знатному шляхетному роду и играл в войсках гетмана роль капеллана. Сам он, хотя и не принимал участия в "развлечениях" казаков, но при виде их не скрывал своего удовлетворения. Однажды, во время очередного "представления" он подъехал на своем довольно дорогом коне к нам с Казимиром и поинтересовался, почему мы не принимаем участия в "забаве".