Великий герцог Мекленбурга - Оченков Иван Валерьевич - Страница 10

- Свей!- Кричит мне кто-то из-за двери. - Не балуй, а то живого на ремни порежем!

- Понтуйся лошара! - Я от прилива адреналина перехожу на сленг будущего. - У меня тут ваш атаман-кабатчик, я его сейчас на изнанку выверну, а потом и вам всем глаза на жопу натяну!

Мои оппоненты если и не поняли дословно, то смысл уловили правильно, и удостоили меня порцией отборной ругани.

- Слышь, свей! Мы тут твоих дружков повязали, сейчас с них будем кожу сдирать!

Вот это откровенно хреново, хотя...

- Сдается мне брешешь ты как сивый мерин! Пусть голос подадут, тогда поговорим.

Этот момент тати не предусмотрели и снова разражаются ругательствами.

- Эй, лишенцы! Вас разве тятька с мамкой не учили, что сквернословить нехорошо?

Увлекшись переговорами с бандюками, я немного отвлекся от связанного кабатчика и едва не поплатился за это. Здоровенный бугай хотя и не смог разорвать путы, но каким-то немыслимым образом извернувшись, едва не сбил меня с ног. Его затея удалась бы, но забившаяся в угол девушка неожиданно подскочила к нему и, схватив поставец с лучиной ударила супостата по голове. Комната погрузилась в темноту, но в этот момент раздался шум в низу. Похоже мои драгуны, которые должны были заранее окружить кабак и ворваться при первых выстрелах все же вышли из анабиоза. Раздались крики, шум сбегающих по лестнице ног, выстрелы. Наконец кто-то крикнул внизу:

- Ваше высочество, где вы?

Ух! Кажется и на этот раз пронесло.

Уйти не удалось никому, и тати стоят, понурив головы с самым кротким видом, на который способны. Я, осмотрев своих людей, остаюсь доволен. У Клима небольшой порез на руке, у Болеслава здоровенный синяк под глазом, пара драгун легко ранены, но в целом обошлось без потерь. Пока не заявились из разбойного приказа надо, как говорится, ковать железо не отходя от кассы.

Трое драгун с натугой прут с верха тело кабатчика. Опаньки, похоже, моя спасительница перестаралась, и допросить его не получится. Печально, впрочем, этот тать не единственный.

- Слушайте сюда, лишенцы! - Стараясь быть максимально убедительным, обращаюсь я к уцелевшим разбойникам. - Зато что вы на меня напали, я могу вас перевешать без суда и следствия, и мне за это ничего не будет. Но я движимый христианским состраданием не желаю лишних смертей, посему готов дать вам шанс на жизнь, а может и на свободу. Я знаю, что вы тати и душегубы и прячете где-то здесь награбленное. Тот из вас кто выдаст мне это место, получит свободу, а если место будет не одно еще и награжу. Думайте, быстрее, а то я велю своим солдатам разнести здесь все по бревнышку и все одно найду.

Бандиты угрюмо молчат, возможно, и впрямь не знают. Это не есть хорошо, конечно можно сделать так как я сказал, но тогда в тайне все сохранить не получится.

- Господине. - Кто-то пытается привлечь мое внимание, о, да это моя спасительница. - Господине мой добрый, я видела тайный погреб, куда хозяин прятал награбленное!

Ну, золото, а не девка! Нет, не зря я ее выбрал. Однако, ее слышал не только я и одна из "ночных бабочек" с криком "молчи паскуда" кидается к ней с ножом. Впрочем, намерение ее остается неосуществленным, один из драгун делает взмах палашом и тело, разрубленное почти пополам, падает к нашим ногам. Ну, что тут поделаешь, кто к нам с мечом, тому мы этот меч и засунем... глубоко-глубоко!

Поутру из двора питейного заведения выехала пара возков доверху набитых конфискованным добром. Кладовые татей оказались довольно обширны. Были там и связки меха, и рулоны дорогой ткани и изрядный сундучок с монетами и ювелиркой, называемой здесь "узорочьем". Дорогое оружие, драгоценные оклады с икон и многое другое, что я не успел разглядеть в спешке.

- Что с татями делать? - Спросил меня Клим.

- А ты не знаешь? - Ответил я ему. - Сам понимаешь нельзя их отпускать.

Кабак как и положено подобному заведению на Руси стоял на отшибе, потому когда он занялся огнем окрестные жители не сразу это заметили. Пытавшихся тушить мои драгуны отгоняли плетями. Подъехавшему на коне в сопровождении ярыжек целовальнику Клим по моему приказу поведал: - "Дескать, мы по обыкновению охотились на татей, а они заперлись в корчме и так яростно отбивались, что ненароком сгорели". Тот помялся, но возражать не посмел, и мы отправились домой.

Явившись в занимаемый мною терем, я первым делом решил отправиться в баню. Чем мне нравилась жизнь в Новгороде, так это баней. Не то что бы в Европе были трудности с помывкой. Напротив, в каждом приличном постоялом дворе была большая лохань, где путешественник мог смыть с себя дорожную грязь, а в Швеции и вовсе бань, точнее, саун ничуть не меньше чем в покинутой мной реальности, но все не то. Нигде вас не попарят так веником, не напоят душистым квасом как у нас. У нас? Ну, да, у нас.

Плеснув ковш кваса на каменку, я растянулся на полке. Неожиданно накатила усталость, видимо схлынул адреналин. Банщик запаздывал и я чуть не уснул, когда моей спины коснулся веник. Эх, хорошо! Казалось, с каждым ударом из тела уходила немочь и кусками отваливалась грязь и кровь. Переворачиваюсь на бок и от неожиданности едва не падаю с полки. Оказывается парит меня не старик банщик, а давешняя спасительница которую я увез из кабака вместе с прочим добром. Ошалелыми глазами смотрю на совершенно обнаженную девицу и не нахожу ничего лучшего как спросить.

- Ты чего это?

- Так, парю... веником!

- Да чую что не оглоблей, ты хоть бы рубаху не снимала.

- Так и ты господине, вроде без штанов. К тому же рубаха у меня одна осталась, не дали твои вои собраться.

- Ты, это, я женат, вообще-то!

- Так и я не сватаюсь вроде, а парю... веником!

Что-то я туплю, блин! Господи, на все твоя воля... но я ведь не железный!

Так в моей жизни появилась Настя. Когда она отмылась от той ужасной косметики покрывавшей ее лицо при нашей первой встрече, оказалось что она очень привлекательная молодая женщина с правильными четко очерченными чертами лица, прекрасной фигурой и просто умопомрачительными волосами. Среди вывезенного добра была шкатулка с бумагами, где среди прочего была и кабальная грамота на нее. Я сразу предложил ей вольную, тем более что хозяин ее "волей божьей помер", но она отказалась. - "Куда мне идти?" - просто объяснила она, "замуж меня такую все одно никто не возьмет, родни в живых не осталось, идти некуда, лучше уж так". Официально она моя холопка, ключница. Ведет хозяйство, стирает, готовит еду. Не такая простая задача, кстати, со мной ведь куча народу живет. Лёлик, Болек, Клим, денщики, вестовые. Гротте с офицерами частенько заходит. Я никогда не спрашивал ее, как она попала в такую жизненную ситуацию, а она не рассказывала. Да и зачем, смута не то, что по людям, по всей стране катком прошла. У каждого свое горе, свое несчастье. Ну, расскажет она мне как семью, а затем и свободу потеряла, а чем я ей помогу? Разве как поручик Ржевский в том анекдоте, трахаю и плачу.

Приближалось Рождество, когда пришли очередные вести из Пскова. Там окопался очередной самозванец, выдававший себя за чудом спасшегося царевича Дмитрия. Я в своей прошлой-будущей жизни слышал только о двух, но как оказалось разных самозванцев по Руси-матушке ходило не меньше дюжины. Этот окопался в Пскове, пытался организовать поход на Москву, рассылал прелестные письма по всей стране, и грабил окрестности. Еще когда был жив король Карл, он посылал людей видевших первого Лжедмитрия, чтобы удостоверится в личности человека называвшего себя русским царем. Убедившись, что этот человек обманщик он повелел прекратить всякую связь с ним. Этой осенью еще до моего прибытия полковник Эверт Горн пытался выбить его из Пскова, но безуспешно. Горожане не пожелали открыть ворота шведам и отбили штурм. Впрочем, с тех пор псковичи успели пожалеть о том, что вообще связались с этим прохиндеем. Он обложил все подконтрольные ему территории непомерными поборами и не гнушался никакими злоупотреблениями. Об этом мне поведал при очередной встрече митрополит Исидор. Вообще глава православной митрополии после того как я возвратил захваченные у бандитов некоторые церковные ценности стал относиться ко мне если не с симпатией, то, по крайней мере, без вражды. Мне трудно объяснить чего ради я их вернул, но что сделано, то сделано и принесло свои плоды. Так вот Исидор поведал мне, что Горн вступил с самозванцем в переговоры и обещает ему герцогство взамен на присягу шведскому королю. Надо сказать, что если у меня с кем то из шведских офицеров и не сложились отношения, то это был Эверт Горн. Человек он был крайне неприятный, высокомерный с подчиненными и заискивающий с вышестоящими. Хотя во владении воинским искусством ему нельзя было отказать, но это нас не сблизило.