Волнолом (СИ) - Прягин Владимир - Страница 42

- Если и примет, то вечером. Сейчас он, насколько я слышала, в министерстве. Впрочем, меня это не касается.

- Вечером, так вечером. Подожду...

Он осекся. Их локомобиль как раз разворачивался, в окне мелькнул перекресток, а за ним - та часть аллеи, где жилых домов уже не было, а была лишь дорога, обсаженная пресловутыми кедрами и ведущая непосредственно к клинике. И вот оттуда, с той стороны выехал механический экипаж с эмблемой Третьего департамента.

В первый момент Генрих испугался, что это - по его душу, но экипаж, свернув направо, скрылся из виду. Что же могло понадобиться ищейкам в заведении для душевнобольных?

Может, проверить?

На первый взгляд, идея была дурацкая, но и рациональное зерно в ней тоже имелось. Контора сейчас расследует взрыв, на это брошены все ресурсы. И если кого-то из сотрудников прислали сюда, то можно об заклад биться - это связано с тем же делом. А Генриху нужны любые зацепки. Ведь неизвестно еще, как сложится беседа с посольскими. Выслушают его, например, да и выставят за ворота. В такой ситуации шансами разбрасываться нельзя, даже самыми призрачными.

- Ольга, - сказал он, - раз точное время нам не назначено, то давайте заедем в клинику. Это может оказаться полезным.

- С какой стати?

- Просто поверьте. Мы добудем новые сведения. Посол вас похвалит.

- Похвалит? Серьезно? Может, еще поцелует в лобик?

- Выдаст премию. Вручит грамоту. Спляшет для вас вприсядку. Не знаю, как еще у вас принято выражать благодарность...

Он говорил, а из-под его ладони расползалось по сиденью пятно мерцающей изморози. Ольга, заметив это, прошипела:

- Не смейте портить мне интерьер!

- Видите, я волнуюсь. Теперь понимаете, насколько все это важно?

- Фон Рау, - сказала она, - я знаю вас пять минут, а мне уже хочется вас убить. Другие тоже так реагируют?

- Нет, они начинают позже. Дня через три.

Пока они препирались, локомобиль остановился на перекрестке, пропуская чью-то карету, запряженную цугом. Ольга, приоткрыв дверцу, высунулась наружу и крикнула шоферу:

- Поезжай прямо! К лечебнице!

Снова плюхнулась на диванчик:

- Довольны?

- Нет слов.

- И на том спасибо.

Здание клиники неожиданно напомнило Генриху родную контору - такое же уныло-приплюснутое, в три этажа. Только липы перед входом отсутствовали. Да и вообще любая растительность, за исключением газонной травы, в радиусе сотни шагов была заботливо выкорчевана - наверно, чтобы у сидельцев не возникало соблазна вышибить лбом решетку и спрятаться в ближайших кустах.

- Ольга, вам лучше подождать в экипаже.

- Ценю ваше мнение. Но, может, я сама решу, что мне делать?

- Как угодно. Тогда идем.

Вход, вопреки ожиданиям Генриха, не охраняли звероподобные санитары. Приемный покой напоминал, скорее, бюро - шкафы с картотекой и напольная кадка с араукарией. За стойкой восседала строгая дама в целомудренной блузке.

- Здравствуйте, - Генрих достал жетон. - Здесь только что были мои коллеги. Так получилось, что возникли еще вопросы. Подскажете нам дорогу?

Дама покосилась на Ольгу, поджала губы, но возразить не решилась. Величественно кивнула:

- Наша клиника неукоснительно придерживается курса на содействие государственным органам.

- Мы это ценим, - заверил Генрих.

- Присядьте, пожалуйста. Вас проводят через минуту.

Сопровождающий оказался молодым человеком при галстуке, в крахмальном белом халате и с безупречным пробором.

- Что-то случилось? Мне казалось, наш отчет был вполне подробным.

- Новые обстоятельства. Ситуация меняется быстро.

- Да-да, я понимаю. Прошу вас.

Он повел их по широкому коридору. Полы устилал коричневатый линолеум, светили белые лампы. Некоторые двери были распахнуты, виднелись обширные помещения с рядами коек вдоль стен. Тощий субъект, одетый не то в уродливую пижаму, не то в рубаху навыпуск, уставился на Ольгу через порог. Хотел шагнуть ближе, но насечки на притолоке мигнули, и субъект отшатнулся.

- Не волнуйтесь, сударыня, - сказал проводник. - Он не хотел напасть - только поздороваться. Здесь палаты для тихих. К тому же, везде защита.

- Я не волнуюсь, - сказала Ольга.

- Но вашего... э-э-э... коллегу пришлось, к сожалению, перевести в изолятор.

'Коллегу? - подумал Генрих. - Однако...'

Они перешли в другое крыло. Здесь все двери были заперты наглухо, смотровые проемы забраны железными прутьями.

- Случай, как вы понимаете, совершенно особый - седативная светопись к пациенту неприменима. Возможны припадки ярости...

- Спасибо. Санитаров не нужно.

Генрих отодвинул засов, вошел. Человек, сидящий на койке, никак не отреагировал - молчал, опустив глаза. Генрих оглянулся на доктора:

- Вы нас не оставите?

- Но...

- Ответственность беру на себя.

Когда доктор вышел, Ольга спросила:

- Кто это?

- Долго объяснять. Я не знал, что он здесь. Дверь прикройте, будьте добры.

Она, против обыкновения, не стала спорить. Свет угасающего зимнего дня вливался в окошко под потолком. Снаружи доносился вороний грай. Генрих присел перед пациентом на корточки, вгляделся в осунувшееся лицо с седовато-рыжей щетиной. Вздохнул и сказал:

- Ну, здравствуй, дружище Франц.

Тот вздрогнул.

- Давай же, посмотри на меня. Не бойся.

Рыжий медленно поднял взгляд:

- Это правда ты, Генрих?

- Конечно, кто же еще? Неужели не узнал мою рожу? Или дать тебе между глаз для стимуляции памяти?

- Да, теперь верю, - Франц улыбнулся бледно. - Старина Рау. Шутить ты так и не научился...

- Ну, это ведь ты у нас был хохмач, а я - из пятерых самый нудный.

- Генрих, Генрих, - зашептал Франц быстро и сбивчиво, - ты зря пришел, не надо было приходить, слышишь? Они теперь и тебя засадят, потому что они уроды, на нас им начхать, и всегда так было... Я все эти годы думал, зачем они с нами такое сделали, а недавно... Я в общей палате был... Проснулся... Луна в окошко светила... Огромная, желтая, висела прямо над лесом... И я сидел, смотрел на нее, а потом как будто...

Он замолчал. Генрих сказал ему мягко:

- Я понимаю.

- Да ни хрена ты не понимаешь! Я...

- Ты проснулся и вспомнил, что уже умер. Да, это правда. Но я тебе помогу.

- Генрих, что вы несете? - спросила Ольга.

Он встал, подошел к ней:

- Я же сказал - вам лучше не знать. Подождите снаружи.

- А я сказала, что никуда не уйду! Просто, глядя на вас, начинаю путаться, кто здесь пациент, а кто посетитель. Может, вам тоже тут отдохнуть? Недельку-другую? Покой, уход, кормежка бесплатная...

- Ерничайте, сколько угодно. Мне наплевать. Но раз уж остались, то не мешайте. А еще лучше - помогите.

- Прекратите хамить! И как я вам помогу?

- Визуализация. Вы ею владеете - колючка получилась красиво.

- Владею. И что с того?

- Я попытаюсь заглянуть ему в память. А вы упорядочите картинку.

Генрих рассуждал так - сознание у Франца раздвоено, бедняга застрял между двумя мирами. Между старым, где он должен быть мертв, и новым, где он живой. А ведь именно на их стыке и должна быть разгадка. Переход, так сказать, оттуда сюда и наоборот. И если этот переход разглядеть...

- Заглянуть в голову к психу? Прелестно, Генрих. Ни о чем другом не мечтала.

- Так вы поможете или нет? Решайте, некогда спорить.

- А если нет, то что? Об дверь меня расплющите?

Генрих сообразил, что и в самом деле навис над Ольгой, буквально прижав к двери. Отступил на шаг, буркнул:

- Прошу прощения.

- Пес с вами. Что нужно делать?

- Сейчас прикинем.

Франц смотрел на них с детским удивлением. Генрих сказал ему:

- Ты тоже прости, приятель.

Обездвижить Франца ледяной руной получилось не сразу - морозные штрихи расплывались. Не зря доктор жаловался, что 'седативная' светопись на пациента не действует. Это неудивительно - у рыжего дар усилен в результате эксперимента. Сопротивляемость высока.