Стратегия обмана. Политические хроники (СИ) - Ванина Антонина - Страница 23

— В 1948, - произнесла она. — Отца убили сионисты, нас с матерью и братьями выгнали из нашего дома и мы бежали в Ливан.

Дитя войны. Отважная девушка, решившая бороться с несправедливостью, обрушившейся на её семью и весь её народ. Весьма экстравагантно угонять самолеты, чтобы мир обратил внимание на отчаяние палестинцев, изгнанных с родной земли. И всё же, и всё же…

— Как вы поступите с двумя израильскими гражданами? — поинтересовался Сарваш и к собственному облегчению услышал:

— Они оба солдаты. Обменяем на наших бойцов в израильских тюрьмах. Больше они нам ни для чего не нужны.

Сарваш понимающе кивнул — на войне как на войне. Но всё же был в этом плане изъян:

— Думаете, власти на это пойдут?

— Уже шли и не раз.

Сарваш удивленно покачал головой:

— Знаете, Лейла, ни одно государство и ни одна власть не потерпит, чтобы двое простых людей, парень и девушка, диктовали им условия. Может, они и выполнят ваши требования сейчас, но вряд ли будут идти вам навстречу всегда.

— Куда они денутся, если у нас сто шестнадцать заложников?

— Беда в том, что и заложники тоже простые люди.

Лейла ухмыльнулась и кивнула:

— Должен был быть тут один небожитель. Ицхак… — протянула она, и Сарваш едва не вздрогнул, услышав свое имя, — Ицхак Рабин, посол. Но, видимо, сегодня ему повезло, раз он опоздал на рейс.

— Или был предупреждён, — предположил Сарваш. — потому что, как вы сказали, он небожитель и одна его жизнь ценнее ста шестнадцати прочих. Да, захвати вы посла, это был бы шум. А так, вы просто задели гордость власть предержащих.

— Это ничем не хуже.

— Позвольте не согласиться. Они вам этого не простят, потому что свято верят, что в этой жизни всё решать дано исключительно им, а не простым людям. А сейчас вы это неприкосновенное право у них отобрали, да ещё требуете услышать себя и обменять пленных.

— Это борьба, и я как марксистка не могу её оставить. Или вы имеете что-то против?

Сарваш пожал плечами. Он никогда и ничего не имел против марксистов. Напротив, это они всегда имели что-то против него, буржуя и капиталиста.

— Да, борьба это важно, — согласился он. — Вот только Эрнесто Че Гевару убили не далее как два года назад. Да, он стал легендой, символом и идеалом. Я уверен и вас, Лейла, будут превозносить ваши соотечественники-палестинцы. И власти вам этого не простят. Вы красивая молодая девушка, подумайте, может не стоит вам становиться героиней, а лучше остаться живой? Живой символ сопротивления тоже важен для боевого духа народа.

Лейла ничего не ответила, только загадочно улыбнулась. Сарвашу хотелось верить, что она задумается над его словами, если не сейчас, то позже.

Самолет пошел на посадку. По приземлении террористы долго тасовали пассажиров, прежде чем вывести всех из салона. Ступив на лётное поле дамасского аэродрома Сарваш ощутил, как с тёплым ветерком пахнул и дух свободы. Дин всё так же цеплялся за драгоценный чемодан, но выглядел куда лучше, чем в самолете.

Только когда сирийцы проводили всех пассажиров в зал аэропорта, большинство из них вздохнуло с облегчением. Но тут же со стороны поля послышался грохот. Через высокие окна можно было увидеть злосчастный самолет, объятый огнём и клубами чёрного дыма. Значит, те взрывные устройства, что террористы носили при себе, не были муляжом. Однако, действительно бесстрашные люди.

Долгими часами незадачливые пассажиры ходили по аэропорту в надежде, что для них организуют рейс в Тель-Авив, куда они и летели, но уже на целом самолете.

Сарваш принялся выяснять, как добраться до Афин. Информация не была обнадеживающей.

— Похоже, мы тут застряли, — поведал он Дину.

Напарник продолжал молча обнимать чемодан обеими руками.

— Она бы не стала стрелять, — попытался приободрить его Сарваш.

— Откуда ты знаешь? — мрачно спросил Дин.

— Это видно по глазам. Она не убийца.

— Можно подумать, — едва ли не презрительно кинул он, — ты видел глаза человека, готового в тебя стрелять.

Сарваш не стал возражать, что действительно видел свою смерть прямо в лицо и не один раз.

— У меня в тот момент вся жизнь пронеслась перед глазами, — пространно заговорил Дин. — Я подумал о Карен, о детях, что они будут делать, когда меня убьют. А ещё я подумал, если террористы заберут чемодан, то кто убьёт меня первым — твой мафиозо, греки или свои же?

— Всё позади, Дин, они ничего не знали о нас и чемодане. Просто роковое стечение обстоятельств, совпадение. Так бывает.

— А ты как будто не удивился.

— О чём ты?

— Ты как будто знал, что всё так и будет, — обвинительным тоном начал отчитывать его Дин. — Спокойно так отдал свой паспорт, мило поболтал с этой ведьмой. А ты оказывается, ещё и знаешь арабский.

— Да, я попытался войти к ней в доверие, как смог. Я бы не стал этого делать, если бы это не понадобилось для тебя.

— Я тебя не просил.

— Мне надо было дать ей тебя застрелить?

— Да пошел ты!

Дин демонстративно поднялся с места и пересел на три ряда подальше от Сарваша.

Альвар всё понял. Тут не на что было обижаться. Нельзя укорять простого смертного за страх перед этой самой смертью, после которой, как говорят, наступает конец. Вначале Дином овладел страх, после освобождения, в полной безопасности, пришёл уже гнев. Террористов рядом не было, зато был Сарваш. И он не стал сердиться на Дина — слишком разные у них взгляды на жизнь и смерть, чтобы о чём-то спорить.

Ицхак решил позвонить через телефон-автомат в Рим, обрадовать своего нанимателя Микеле Синдону, что в Афины они с Дином сегодня не попадут.

— Где тебя носит? — после краткого приветствия чуть ли не прорычал в ответ Синдона.

— Вы не поверите, но в Дамаске, — как и всегда жизнерадостно-насмешливым голосом ответил Сарваш.

— И какого чёрта ты там делаешь?

— Двое палестинцев очень просили пилотов подбросить их до Сирии.

— Что за чушь ты мелешь? Ты что, решил меня надуть?

— Дон Микеле, не надо нервничать, просто включите радио или телевизор и послушайте новости. Наш самолет угнали террористы.

— Что с бумагами? — первым делом поинтересовался ловкий делец, которого за его хватку уже давно прозвали «Акулой».

— Они у инкассатора. Инкассатор почти в норме.

— Что значит почти? Вас там не подстрелили?

— Как приятно, что вы всё-таки поинтересовались нашим здоровьем, — язвительно произнёс Сарваш. — Нет, с нами всё в порядке.

А Синдоне, видимо, было не до смеха:

— Не умничай, ладно? Немедленно покупайте билеты до Афин. Ты меня понял?

— Да, но мое понимание ход событий не ускорит. Прямой рейс из Дамаска в Афины будет только послезавтра. Можно попробовать попасть через три часа на рейс до Каира, потом пересесть на самолет до Афин, но он отбывает только завтра. Есть вариант лететь в Палермо через пять часов, а там за два часа можно успеть пересесть на самолет до Афин — тогда мы будем на месте завтра утром. Как прикажете поступить?

Видимо от услышанного в голове Синдоны осталась только мешанина из названий городов, потому как он гаркнул:

— Не пудри мне мозги! Лети в Афины немедленно, хоть через Палермо, хоть через Карачи, но чтобы бумаги были у клиента завтра, если не хочешь угодить на допрос с пристрастием.

— Так я и не марксист, чтобы меня пытать, — усмехнулся Сарваш.

— А мне плевать. Если не черные полковники, так я устрою тебе головомойку.

На этом разговор был окончен. Пока Ицхак Сарваш в Дамаске с невозмутимым видом покупал билеты до Палермо, в Риме Микеле Синдона отправился в один из фешенебельных ресторанов на площади Грегорио Сеттимо. Там его уже ждали двое: рослый секретарь Института Религиозных Дел епископ Пол Марцинкус, прозванный ватиканскими доброжелателями «Гориллой», и маленький священник, но далеко не последний человек в Ватикане — личный секретарь папы Паскуале Макки.

— Где твой молодой консультант? — попыхивая сигарой, тут же поинтересовался у Синдоны Марцинкус.