Тяжесть слова (СИ) - Гичко Екатерина - Страница 31

Наагасах Аршавеше део из рода Ширрадошарр

Я ревновал. Я дико ревновал. Смотрел на девушку в моих объятиях и не мог подавить в себе дикий инстинкт собственника, присущий всем нагам. Хотелось обвить ее хвостом полностью, прижать к себе и оскалиться на весь окружающий мир. И покусать всех, кто тянет к ней свои ручонки. От моего яда умирают гарантированно.

Когда это началось? Я не мог даже предположить. Совсем неожиданно я понял, что мне не нравится ее отношению к жрецу. То как она плакала над ним и просила за него. Я был готов убить его уже за одну ее жалость, а за ее слова, что она готова нарушить свое обещание, я мечтал о его смерти. Я хотел разорвать ему грудную клетку голыми руками и оторвать голову. Останавливало меня только мое же слово. Я обещал оставить ему его жалкую жизнь.

Я пытался убедить себя, что проявляется мой инстинкт собственника. На мое покусились, меня это разозлило. Это нормально. Но эти ее мерзкие поклонники!... Этот выродок украл ее поцелую, который я сам хотел забрать в день нашего соединения. Он остался жив только потому, что девочка не проявила к нему таких чувств, как к жрецу. Мой разум застилала кровавая пелена, когда я думал, что она сбежала с ним по своей воле. Меня бесконечно уязвляло то, что она могла предпочесть мне другого. Но он ей не нравился. Только из-за этого я не убил его тогда, в храме.

Но ей не нравился и я. Меня не устраивает ее равнодушие. Даже пробудив ночью ее тело, я не нашел отклика в ее душе. Ее глаза не загорались при взгляде на меня, мое присутствите она принимала со смирением человека, который все равно ничего с этим сделать не может. Я ощущал, что начинаю привязываться к ней. А она оставалась глуха ко мне.

После случая со жрецом я пыталсь все сбросить на инстинкт. Но присматриваясь к ней, открывая в ней новые стороны, я ощущал, что она нравится мне все больше. Даже ее отпор у храма мне понравился. И ее слова про идиота тоже. Она всегда обращалась ко мне официально-вежливо, а тут... идиот. Возникла надежда, что лед отчуждения дал трещину. Даже враги ближе друг к другу, потому что испытывают сильные эмоции. А эмоциями можно управлять. Она же не воспринимала меня ни врагом, ни другом, ни мужчиной. Она воспринимала меня статусом - будущим мужем. Статус - что-то выраженно-холодное. Меня это не устраивает.

Но как подступиться, я понимал. Она странно вопринимает мир, словно в нем нет никого, кто бы ее любил и кому бы можно было доверять. Она словно слепая не видит, что мужчины смотрят на нее восторженными глазами. Собственная мачеха разрывается от привязанности к ней и ущемленной изменой мужа гордости.

Действительно похожа на звезду, которая так далеко от всех, что их проявления привязанности ей незаметны. Как звезда высоко в небе горит в полном одиночестве. Донести до нее свое тепло... Да, жрец, эта та еще задача, с которой, я подозреваю, ты бы справился, если бы посчитал возможным признаться ей раньше. И от этого ты бесишь меня больше того самоуверенного мальчишки, который посчитал, что может претендовать на то, что принадлежит мне.

А это мое. Мое... Я словно загипнотизированный смотрел на ее спящее лицо. Все мое... Целиком... И пусть эта наглая принцесса подавится своими планами. Эта девочка станет моей наагасахиаа.

Меня разбудил ближе к вчеру сам наагасах.

- Собирайся, - велел он.

Я сонно посмотрела на него, не понимая, куда мне собираться. Тем более за окном уже постепенно темнело. Но я решила не задавать вопросов. На кровати лежал мужской костюм. Это меня слегка удивило. Мы собираемся ехать куда-то?

Как оказалось, да. Наагасах не стал уточнять, куда именно. Сам он был одет в расшитые серебрянной нитью черные длинные одежды на подобие тех, в которых он приехал. Волосы заплетены в довольно небрежную косу, в которой сверкала серебрянная заколка. Вместо ног хвост.

Я оделась, а наагасах еще накинул на меня плащ с капюшом, из-под которого я почти ничего не видела, и велел мне молчать. У выхода из комнат нас встретили наги. Половина из них была с хвостами, половина с ногами и завернуты в такие же плащи как у меня. Наагасах толкнул меня к нагам в черных плащах, и они меня ненавязчиво окружили. Это такая маскировка? По-моему, я выделяюсь своим ростом.

Нас никто не остановил. Попавшийся навстеречу батюшка пожелал нагу скорейшего возвращения. Приэтом он старалася, как можно скорее скрыться из виду и нервно косился на змеиные хвосты. Во дворе нас ждали запряженные в колесницы кони. Меня аккуратно подтолкнули к колеснице, в которую вполз наагасах. Я осмотрелась. Ехали по двое: наг и двуногий наг. Я осторожно влезла к наагасаху, переступая кольца хвоста. И как можно крепче вцепилась пальцами в передний борт. Наагасах меня еще хвостом обернул. Видимо, тоже не надеялся на мою устойчивость.

Мы тронулись. Солнце медленно скрывалось за горизонтом, небо и лес окрашивались красными всполохами. Направлялись мы в сторону реки Малые Круты. Она текла со стороны гор, была не очень широкой, около пятнадцати саженей, но бурной и порожистой. Чем дальше от гор, тем спокойнее она становилась и тем ниже были ее берега. Ближе к горам берега ее каменистые, высокие и отвесные. В самих горах о берегах речи не шло. Казалось, что сама река несет свои воды по дну ущелья.

Здесь, у нас в низине, берега ее были низкими и каменисто-глинистыми, но чуть выше опять шел камень и высота берега увеличивалась. Сперва я думала, чуть мы держим к мосту и цель нашего назначения где-то на другом берегу. Но, достигнув реки, мы проигнорировали мост и двинулись вверх по ее течению. Попадалось много камней. Но кони прекрасно справлялись и легко тащили колесницы в гору.

Стали попадаться кусты можжевельника и кривенькие сосны, предшественники соснового леса, который рос выше. Внизу шумно несла свои воды река. Берега здесь уже поднимались на саженей пять в высоту. Чуть выше должен быть еще один мост, сделанный из крепких деревянных свай. Здесь промышляют охотники на пушного зверя, который водился тут в изобилии. По весне да по осени, когда идут проливные дожди, нижний мост скрывается под водой. Перебираться через бурлящую воду вплавь на промысел безумная идея. Вот и отстроили мост здесь, где ему никакой потоп нестрашен.

Уже в сумерках мы проехали и этот мост, углубляясь в лес. Ну как углубляясь. Между деревьев, мы бы конечно не проехали, но по берегу, где в камне пробиваются только хилые сосенки да можжевеловые кусты и изредка вырастают кривобокие гиганты-сосны, проехать вполне возможно.

Дальше нам все же пришлось оставить лошадей и охрану с ними и идти-ползти на своих конечностях. Прошли мы, наверное, еще полверсты. Потом свернули на каменистую тропинку, которая вела вниз, к водам реки. Для меня она была крутовата. Я очень удивлялась, что наги вниз по ней на своих хвостах не скатываются. Наоборот, держат равновесие очень цепко, в отличии от меня, которую наагасах очень крепко обхватил за пояс, не давая скатиться вниз и опередить всех.

Внизу каменистая кромка берега была очень узкой и мокрой, воды постоянно на нее накатывали. По этой кромке мы двинулись дальше. Я была зажата между каменистым склоном и боком наагасаха, видимо чтобы не нырнуть случайно в холодные воды. Дальше кромка стала постепенно расширяться, а над головами появилось что-то вроде каменного навеса, который тоже расширялся и наконец превратился в полновесную крышу, с потолка которой скрывались холодные капли. Мне стало неуютно, постоянно казалось, что склон над нашими головами сейчас обрушится.

Тропинка резко завернула влево, и мы вышли на открытое пространство, довольно большое по своей площади. Каменистый склон вместе с тропинкой сделал крутой поворот и уходил дальше, опять влево. Там закруглялся, описывал полукруг и опять врезался в реку. Получалась такая получаша, довольно большая в диаметре, около трехсот саженей. Здесь даже росли сосны и кусты ежевики. Последние правда были довольно чахлые.

От реки сюда шла узкая протока длиной небольше двух саженей. Она уходила в маленький, сажени три в диаметре, водоем, похожий на каменную чашу, заполненную воду. Вода в там была такая прозрачная, что можно было пересчитать камни, лежащие на дне.