Обязан жить. Волчья яма Повести - Силаев Борис Дмитриевич - Страница 43

— Очень дорого? — обернулась к нему Наташа.

— Да, — кивнул он головой. — Весьма… По восемь тысяч за снимок… И то не деньгами, а валютой в металле.

— Золотом?

— Да, — поручик развел руками. — Что поделаешь? Фронт приближается. Через неделю красные будут здесь. Возможно, кому-нибудь из наших придется уехать. Ну, к примеру, в Париж. Бумажками они не возьмут. Мне почему-то кажется, что от вас зависит жизнь многих людей. Можете обратиться к своему квартиранту. Мне безразлично, кто он. Я беру на себя посредничество только из чувства сострадания. Слово офицера.

Поручик положил свою руку на ее ладонь, затянутую в перчатку.

— Советую сделать это сегодня… ночью. Часов в двенадцать. Пусть ваш квартирант зайдет ко мне и скажет, допустим, одно только слово: «Париж»…

— Париж, — грустно повторила Наташа.

— Предупредите, пожалуйста, родственников. Мне безразлично, кого вы пошлете ко мне, — Фиолетов шутливо наморщил лоб, — но моя квартира будет охраняться. Я сам буду увешан оружием с ног до головы, как черкес. До свидания, мадемуазель Натали. Целую ручки.

Он козырнул и пошел дальше, а Наташа, постояв, вернулась домой.

— Вот как? — сказал Андрей, выслушав ее. — Что ж, значит, припекло. Это не похоже на смелость. Отчаяние…

— Но где достать столько денег?

— Что напрасно волноваться? У нас их нет.

— Он ждет сегодня!

— Ну что ж. Я приду, — усмехнулся Андрей. Наташа без слов обняла его.

Он вышел на улицу и остановил извозчика.

— Гостиница «Палас»! Живо.

Миновав дежурного офицера, Андрей поднялся на второй этаж. Он решительным шагом направился в приемную полковника.

— Мне срочно нужен господин Пясецкий, — сказал Андрей адъютанту.

Тот пожал плечами.

— Полковник занят.

— Дело касается его жизни, — твердо сказал Андрей.

Через минуту адъютант вернулся из кабинета и небрежно бросил:

— Войдите!

Полковник на чистом носовом платке разбирал наган, протирая его части фланелевой тряпочкой. Делал он это тщательно. Прищурившись, глядел в сверкающее нарезное дуло, направив его на солнце в окно.

— В чем дело? — неприветливо спросил он.

— Господин полковник, — отчеканил Андрей, стоя перед столом навытяжку. — Есть доказательства: вас хотят обдурить.

Пясецкий метнул на Андрея быстрый взгляд и показал на стул:

— Садитесь. Что вы имеете в виду?

Поручик сидел за столом у себя дома, положив руки на переплет альбома. Справа под бумагами он спрятал наган. Все было готово к встрече — опущены тяжелые шторы на окнах, в вестибюле расставлены часовые. Двое из них сидели на ступенях крыльца — их можно было заметить, если, заслонившись ладонями от света, прижаться к стеклу. И все-таки он волновался — еще и еще раз мысленно проверял поступок, который хотел совершить. У него было время передумать. Мог арестовать гостя, как только тот переступит порог. Стоит поднять трубку и сообщить полковнику об альбоме, и обеспечена благодарность по службе и следующий офицерский чин… Но он знал, что так не поступит. Теперь уже деньги ему нужны не для того, чтобы откупиться от воров-интендантов.

Он слишком долго был соучастником этого безнадежного предприятия — попытки реставрации прошлого в безумном настоящем. Теперь будущее приобретало интерес, поскольку появилась возможность играть в нем роль хотя бы простого свидетеля. Живого, с плотью и теплой кровью… Теперь он глубоко презирал все фетиши, придуманные людьми для оправдания своего рабского повиновения авторитетам. Чины, благодарности, ордена, истинная цена которым равна стоимости железки, не могли возместить напрасно прожитые годы, брошенные под ноги нелепым, безнадежным идеям.

Пройдет еще десять, пятнадцать дней, и тугая линия фронта лопнет, как перетянутая тетива лука. Полки покатятся вспять, растаптывая свои обозы, теряя генералов и забывая хоронить умерших от ран. Сорванные золотые погоны будут валяться на пыльных обочинах дорог… И лишь самые сильные выживут — в ржавых корытах океанских кораблей они поплывут к обетованным берегам. В Париж, как сказал он Натали. Назад пути нет! До развязки осталось несколько минут…

Поручик услышал шаги на лестнице. Он посмотрел на дверь немигающими глазами. Рука его легла на пистолет.

Дверь открылась, и в проеме выросла фигура полковника.

— Господин поручик, — тихо произнес он. — Вы арестованы!

Фиолетов медленно поднялся из-за стола.

— Я не понимаю, полковник! Здесь какое-то недоразумение.

— Вы арестованы, как изменник родины… Как жалкий предатель интересов России.

— Я требую объяснения! — воскликнул гневно поручик.

— Я обвиняю вас в том, что вы вошли в гнусный сговор с врагами отечества…

— Доказательства, полковник!

— …Скрыли от разведки агентуру противника! За спиной высшего начальства вступили в переговоры, которые подрывают силу и мощь армии, и тем самым нарушили военную присягу офицера!

— Прекратите, полковник, этот театр! Мне нужны доказательства!

— Они будут, поручик, — Пясецкий поворачивается к двери. — Войдите!

В комнату, испуганно сжавшись, вошел Неудачник.

— Черт! — вырвалось у Фиолетова. — Каким манером?

— Я задержал исполнение приговора. — Пясецкий вытянул руку в сторону поручика. — Альбом у него?

— Да, — прошептал Неудачник.

— Вы сами ему отдали?

— Да.

— Нет! — взорвался Фиолетов. — Ложь!! Он арестован как опасный уголовник!

— Вы хотели избавиться от свидетеля, поручик. Альбом у вас. Он лежит на столе.

— Альбом? Да… Он здесь, — Фиолетов попытался взять себя в руки. — Полковник, согласитесь, его находка стоила этой сложной интриги… Теперь мы можем объясниться, и вы поймете. Я торжественно передаю вам сей неоценимый клад!

— Цена известна, поручик, — презрительно бросил Пясецкий. — Вы назвали ее, пытаясь продать альбом большевикам! Россия еще не оскудела верноподданными героями…

— Врете! — с ненавистью закричал Фиолетов. — Врете, как бессовестный, грязный пес!!

Полковник распахнул двери.

— Войдите!

Андрей переступил порог комнаты.

— Сегодня утром поручик Фиолетов предлагал альбом моей невесте. — спокойно сказал Андрей и замолчал.

— Даром? Просто так?

— За золото, господин полковник.

— Так это заговор? — ужаснулся поручик и отступил на шаг от стола. — Сплошной обман…

— Господин поручик… — тяжело проговорил полковник. — У вас в столе лежат золотые часы Лещинского. Как они к вам попали?

— Клянусь… Первый раз слышу, — зашептал поручик и провел ладонью по лицу.

— Часы на стол! — приказал Пясецкий. — Ну?!

Фиолетов послушно сунул руку в карман и достал часы. Они со стуком выпали из его вялых пальцев.

Полковник смерил поручика с ног до головы холодным взглядом и повернулся к дверям.

— Охрана! — позвал он.

— Будьте же вы прокляты все! — хрипло сказал Фиолетов и, поднеся наган к виску, нажал курок. Раздался негромкий, лопающийся звук. Фиолетов упал на подогнувшихся коленях, лицом в ковер.

— Презренная смерть… — сухо произнес полковник и, подойдя к столу, взял альбом. — Едем! Нам тут больше делать нечего!

Они спустились с лестницы, и на крыльце полковник бросил охране:

— Благодарю за службу!

Он сошел по ступеням и сел в открытую легковую машину рядом с шофером. На заднем сиденье устроились Неудачник и Андрей.

— Трогай, в «Палас», — устало сказал Пясецкий и обернулся: — Вы ловко все это обставили, Блондин. Я в душе не верил. Особенно хорошо с часами… Относительно невесты… Почему поручик обратился именно к ней?

— Не могу знать, господин полковник, — ответил Андрей. — Наверно, ресторанное знакомство…

— Ничего… Мы разберемся, — пообещал Пясецкий.

Машина мягко покачивалась на булыжниках. Одинокие фонари проплывали стороной, почти не давая света, и улицы лежали темные и пустынные.

Кажется, здесь… Да, здесь… Еще поворот и… Андрей сунул руку в карман пиджака, медленно достал наган. Он приставил его к спине полковника и тихо произнес, вдавив тонкое дуло между худыми лопатками: