По ту сторону рассвета - Белгарион Берен - Страница 3

За ним пришли и извлекли из капсулы. Точнее, раскрыли ее — на большее не хватило терпения. Один из нападающих был найден мертвым с окровавленным обрезком титанового стержня в руке. Другой — тоже мертвым, но безо всяких подручных средств. У них (по крайней мере, у одного из них) хватило ума срывать злость на пилоте, не сняв с него прыжкового наношлема. Диагноз при вскрытии поставлен один и тот же — мгновенная гибель всех нервных клеток, «прыжковая смерть», настигающая каждого, кто находится вне гибернационной капсулы.

Вряд ли Берен Белгарион пытался покончить разом и с собой, и с ними по принципу «умри, душа моя, вместе с филистимлянами». Скорее всего, попытка совершить прыжок произошла в состоянии болевого шока, на грани потери сознания. Во всяком случае, чувствуя свое тело, ни один пилот не может включить «межпространственную ориентацию».

Остается загадкой только один вопрос — куда делось тело пилота, который, по идее, должен был умереть точно так же?

По наиболее вероятной версии, оно было захоронено в космосе доктором Рианоном, не желавшим сохранять улику против тех, кто остался в живых. Версия довольно слабая — именно письменные показания доктора Рианона рисуют наиболее полную и беспощадную картину бунта на корабле. Никакой симпатии к заговорщикам он не испытывал и подробно описал все их действия. Происшедшее произвело на него столь глубокое впечатление, что все семь с половиной лет на борту корабля он ни с кем не обменялся ни словом, и лишь через год по возвращении домой сумел выбраться из усиливающегося аутизма.

По другой версии, тело Берена Белгариона захоронил в космосе мичман Итари. Однако тогда совершенно непонятно, почему он это отрицает. Утверждения о том, что произошло «вытеснение, вызванное комплексом вины» — попросту говор, что Итари «забыл» о том, как хоронил друга — не выдерживают никакой критики. Во всяком случае, Итари не забыл, как прослушал последнюю запись происходившего на мостике и как убил своими руками человека, имя которого Берен Белгарион назвал перед тем, как… погиб? Исчез?

Итари не отрицал своей вины перед трибуналом: он действительно убил второго инженера Вейна Варатта, так как действительно полагал того оборотнем — уже не только со слов Берена Белгариона, но и по собственным убеждениям. Но если он не отрицал того, что считал преступлением и требовал для себя казни — то зачем он стал бы отрицать (хотя бы внутренне) факт похорон друга?

Есть и еще одна версия, совершенно безумная: произошло чудо, вроде того, которое случилось в романе с героем и тезкой Берена Белгариона. Он действительно исчез, отправившись в невозможное одиночное странствие среди звезд. Когда-нибудь он вернется.

Эпиграф от автора

Эпиграф от переводчика

Как только началось таяние снегов и открылись тропы в горах, его обложили со всех сторон. Саурон и Болдог ничего не оставляли на волю случая: волки и орки тщательно прочесывали лес за лесом, ущелье за ущельем, все туже и туже смыкая полукольцо вокруг затерянного в предгорьях урочища, где была хижина старой ведьмы.

Ведьма умерла в день Солнцеворота, Берен остался наедине с ее козой. Ведьму он схоронил, а козу думал было зарезать, но решил не трогать, пока не придет нужда. Минула зима — нужда пришла: орки подступили совсем близко, и прорвать кольцо не было никакой возможности. Берен зарезал козу и завялил ее мясо. Собрал в дорогу то, без чего никак не мог обойтись, и вышел.

На следующий день с плеча Грозовой Матери он видел, как орки и волки суетились вокруг хижины. Но Берен был уже далеко и мокрый снег занес его следы.

Когда по прошествии месяца Берен спустился с другой стороны Эред Горгор, от него уже мало что осталось, а когда он выбрался из Нан-Дунгортэб, — его уже почти что и не было. Не различая дня и ночи, скал и деревьев, кустов и животных, возможных врагов и возможных друзей, он медленно, упорно и бездумно двигался вперед — как хитрая нолдорская игрушка с заводом. Галечное дно речного русла, наполняющегося только по весне, — «вейдх» — задавало направление: где проложила путь вода, сумеет пройти и человек. Берен шел. В агонии потерялся миг, когда щебенка перестала ранить ноги. Кругом было темно, и ночь это или полная слепота — он уже не мог понять.

Потом увидел в отдалении свет, услышал смех, голоса и музыку — и, задыхаясь, поковылял туда, уже не надеясь, что это — люди, а не морок, созданный воспаленным сознанием…

Это была дивная весенняя ночь — одна из тех безлунных ночей, когда звезды особенно ярки и крупны, а воздух напоен запахами пробуждающейся жизни. Их было десятка два — Лютиэн, Неллас и Нимлот, стайка их подруг, непременно — Даэрон и Ильверин и их друзья, с арфами и флейтами, и здесь, на окраине Нелдорета, они воскрешали в песнях и танцах те дни, когда мир был юн и эльдар бродили под звездами.

— Давайте пройдем чуть дальше, — предложила Лютиэн.

— Здесь — граница Нан-Дунгортэб. Здесь может быть опасно, — сказал один из мужчин.

— Но ведь мы еще не вышли из-под Завесы, — пожала плечами Неллас. — И мы еще не устали. Право же, давайте пойдем дальше, давайте идти, пока солнце не сядет!

И они шли, пока не село солнце, а когда оно село, расположились на небольшой круглой полянке, сплошь поросшей болиголовом. Сначала танцевали все, кто не играл и не пел, потом танцевали и пели поодиночке, потом Лютиэн танцевала и пела одна. Песней она сотворила белый огонь и свет, и танцевала в круге света. Пела же она о том, что произошло в этих лесах давным-давно: о чудесной встрече своих отца и матери, и голос ее дивно переплетался с напевом флейты Даэрона… Время расступалось, точно руки танцовщицы раздвигали пыльные занавеси лет. Еще немного, знала Лютиэн, и колдовство этой ночи, и колдовство песни сделают свое дело: слушателям и зрителям воочию предстанет то о чем она поет, помолодеют звезды и лес, и на этой поляне соединят руки Элу Тингол, эльфийский король, и Мелиан, звезда, сошедшая с небес…

Песню оборвал испуганный женский крик, и почти сразу же Даэрон схватил Лютиэн за руку.

— Беги! Опасность, зло в наших пределах! Беги, Лютиэн, беги!

Чары рассеялись — она успела разглядеть спутанные, грязные волосы надо лбом и прямо на лице — или на морде? — пронзительные серые глаза, обветренные потемневшие губы — и почти ничего больше: Даэрон тащил ее за руку, да ему и особенно и стараться не приходилось — ноги сами несли Лютиэн прочь от страшного явления. Где-то поодаль перекликались другие, Даэрон отпустил руку Лютиэн, уверенный, что она следует за ним — да так оно и было какое-то короткое время. Лютиэн стремглав бежала от того места, где неведомое ужасное создание прорвало волшебную Завесу Мелиан — до тех пор, пока к ней не вернулось обычное здравомыслие.