Непрощенный (ЛП) - Кейт Лорен - Страница 2

Но ничего не получилось.

Он слышал ее песню снова, пульсирующую в его душе, ослепляя его.

“Ты напеваешь?” Arriane прищурилась, глядя на Кэма. “С каких пор ты поешь?”

“А как насчет Лилит?” Сказал Роланд.

Лилит тоже была мертва. Хотя Кэм никогда не знал, как она доживала свои дни на

земле после того, как они расстались, он знал, что она давно покинула этот мир и

вознеслась на небеса. Если бы Кэм был другой парень, то это могло бы принести ему

покой, чтобы представить ее в лучах радости и света. Но небо было так больно далеко, он

счел лучшим не думать о ней вообще.

Роланд, казалось, читал его мысли. “Вы могли бы сделать все другому”.

“Я сам выбираю свой собственный путь,” сказал Кэм. Его крылья тихо

пульсировали у него за спиной.

“Это одна из твоих лучших черт,” пробормотал Роланд, глядя на звезды через

разрушенный потолок.

“Что?” спрсил Кэм.

Роланд негромко рассмеялся. “Я ничего не сказал”.

“Кэм”. Роланд встревоженно уставился на Кэма. “Твои крылья”.

Возле кончика левого крыла Кэма были крошечные белые нити.

Arriane спросила “Что это означает?”

Это было одно белое пятно на фоне поля из золота, но оно заставило Кэма

вспомнить момент, когда его крылья изменились от белого до золотого. Он давно принял

свою судьбу, но теперь, впервые за тысячелетия, он представлял себе нечто другое.

Благодаря Люс и Даниелу, Кэм начал новую жизнь. И только одно сожаление…

“Мне надо идти”. Он полностью расправил свои крылья, и золотой свет залил

часовню так, что Арриана и Роналд отпрянули в сторону. Свеча перевернулась и

разбилась, ее пламя таяло на холодном каменном полу.

Кэм вылетел в небо, пронзая ночь, и направляясь к темноте, которая ждала его с

того момента, как он улетел от любви Лилит.

ГЛАВА 1

Лилит разбудил кашель.

Это был сезон пожаров — это всегда был сезон пожаров — и ее легкие были

наполнены дымом и пеплом от красного пламени на холмах.

Ее прикроватные часы показывали полночь, но ее тонкие белые занавески были

серыми как при рассвете. Она думала о тесте биологии, ждущем ее в четверг. О том, что

вчера вечером она принесла домой не ту книгу по истории по ошибке. Чья то жестокая

шутка, кто то подсунул ей два учебника с одинаковым цветом корешков.

Она выскользнула из постели и шагнул во что-то теплое и мягкое. Она отдернула

ноги и услышала запах.

“Аластор!”

Маленькая белобрысая шавка побежал в ее спальню, думая, что Лилит хотела

играть. Ее мать назвала собаку гений, потому, что брат Лилит, Брюс пытался обучать его,

но Аластору было четыре года и он отказывался воспринимать обучение кроме

выражения морды, что имело значение: будьте ко мне добрей.

“Это некультурно”, она ругала собаку, и запрыгал на одной ноге в ванную. Она

включила душ.

Ничего…

«Воды не будет до 3 часов дня, обратите внимание» ее мама провозгласила на

отрывном листочке прикрепленном скотчем к зеркалу в ванной. Корни дерева нарушили

трубы, и ее мама должна была заплатить сантехнику после обеда, после того как она

получит деньги за один из ее многочисленных неполный рабочих дней.

Лилит нащупала туалетную бумагу, надеясь, по крайней мере, чтобы вытереть

ногу. Но она нашла только коричневые картонные трубки. Просто еще один вторник.

Детали менялись, но каждый день жизни Лилит был более или менее в той же степени

ужасен.

Она оторвала записку матери с зеркала и использовала его, чтобы вытереть ею

ногу, затем, одела черные джинсы и тонкую черную футболку, не глядя на свое

отражение. Она пыталась вспомнить хоть каплю из того, что ее учительница по биологии

сказала, что будет на тесте.

К тому времени как она спустилась вниз, Брюс опрокидывая остатки коробки с

хлопьями в рот. Лилит знала, что эти черствые хлопья были последними кусочками еды в

их доме.

“У нас нет молока”, - сказал Брюс.

“И хлопьев?” спросила Лилит.

“И хлопьев. И всего остального”. Брюсу было одиннадцать и он был почти такой

же высокий, как Лилит, но гораздо худее. Он был болен. Он всегда был болен. Он родился

слишком рано, «с сердцем, которое не могло угнаться за его душой», как любила говорить

мать Лилит. Глаза Брюса ввалились и его кожа приобрела синюшный оттенок, потому что

его легкие никогда не могли получить достаточно воздуха. Когда холмы были в огне, а это

было каждый день, он хрипел при малейшей нагрузке. Он оставался дома в постели чаще,

чем он ходил в школу.

Лилит знала, что Брюсу завтрак необходим больше, чем ей, но ее желудок все еще

урчал в знак протеста. Еда, вода, элементарные средства гигиены—всего было мало в

полуразрушенной свалке, которую они называли своим домом.

Она поглядела через грязное кухонное окно и видела, что ее автобус отъехал от

остановки. Она застонала, хватая чехол от гитары и рюкзак, убедившись, что ее учебники

были внутри.

“Позже, Брюс,” она крикнула и вылетела.

Гудки сигналили и шины завизжали, как только Лилит рванула не глядя через

дорогу, как она всегда говорила, чтоб Брюс не делать. Несмотря на ее страшную неудачу,

она никогда не беспокоился о смерти. Смерть означает свободу от ее никчемной жизни, и

Лилит знала, что ей в этом плане не повезет. Вселенная или Бог или что-то еще хотели

держать ее несчастной.

Она наблюдала, как автобус грохотал прочь, и побрела к школе, находящейся в

трех милях. Она поспешила на улицу, мимо торгового центра и китайского ресторана,

который всегда работал. Как только она прошла несколько кварталов от того места, где

был ее дом, известное всему городу как бедный, тротуары стали ровнее и уже было

меньше колдобин. Люди, которые шли по улице по своим делам были одеты в деловые

костюмы, а не в халаты как за частую ходили соседи Лилит. Хорошо причесанная

женщина выгуливала Дога махнул «Доброе утро», но Лилит не было времени для

любезностей. Она нырнула сквозь бетонный пешеходный туннель под шоссе.

Подготовительная школа Трамбулла располагалась на углу Хай Мидоу-Роуд и

Шоссе 2 — который Лилит главным образом связаны с нерадостными поездками в

отделение неотложной помощи, когда Брюсу было особенно плохо. Ускоряясь вниз по

тротуару в фиолетовом минивэне ее матери, когда ее брат слабо-хрипя сидел на заднем

сидении, Лилит всегда пристально смотрела из окна, на зеленые знаки на стороне шоссе,

отмечая мили в другие города. Даже при том, что она не видела много чего-либо за

пределами Перекрестка, Лилит нравилось воображать большой, широкий мир вне его. Ей

нравилось думать, что когда-нибудь, если бы она когда-нибудь получала высшее

образование, она убежала бы к лучшему месту.

Последний звонок зазвонил, когда она появилась из тоннеля около края кампуса.

Она кашляла, ее глаза пекли. Тлеющие пожары на холмах, которые окружили ее город,

окружали школу дымом. Коричневое здание было ужасно от оббитой штукатурки, и еще

более ужаснее его делали баннеры студентов, которые как бы обертывали его в бумагу.

Один рекламировал завтрашний баскетбольный матч, другой разъяснил детали для

научной встречи-ярмарки после школы, но большинство из них содержали фото какого-то

качка по имени Дин, который пытался завоевать голоса на номинацию «короля бала».

У главного входа Трамбалл стоял Директор школы. Он был чуть более пяти футов

ростом и одет в бордовый костюм из полиэстера.

“Опять опоздали, Мисс Foscor”, - сказал он, изучая ее с отвращением. “Я видел

ваше имя во вчерашнем списке под наказанием за опоздание”

“Странная вещь это наказание”, пробурчала Лилит. “Не уже ли я узнаю больше,

уставившись там на стену, чем если бы я находилась в классе”.