You raped my heart (СИ) - "salander." - Страница 84

Кристина не знает, как ее пальцы быстро и ловко справляются с железной щеколдой, но она просто вылетает за дверь, хлопает ею со всей силы. Со злости, из-за раздражения, из-за того, что она не знает, что ей делать. Эрик, наверное, ее о стену приложит, прямо головой, самым виском, и кровь будет капать с подбородка. Кристина ждет его шагов, стоит и ждет, считает секунды. Одна, вторая, третья, пятая, десятая. Но коридор тревожит лишь ее шумное дыхание и какие-то тонкие, будто неуместные всхлипы из глотки. И ничего. Эрик не идет за ней. Стоит там, смотрит на дверь и ничего не понимает. В груди — боль. Набухает и набухает. Девчонка сорвалась, сбежала, как глупая курица, от проблем. Эрику почти смешно. Кристина ведь права. Он — херов эгоист. И снова не оставляет ей никакого выбора. У Эрика дрожат плечи от злого смеха. У девчонки вновь нет выбора. Не то, чтобы он этого хотел. Просто так снова вышло. И выходит постоянно. Вот такой он гребаный мудак.

А потом приходят мысли, шевелится разум, ворочается рассудок. И мужчина вдруг осознает, что девчонка выскочила в ночь фракции Эрудиция, туда, в один из коридоров большого здания, служащего и жилыми помещениями на самых верхних этажах, и рабочими кабинетами чуть ниже, и знакомым баром на первом этаже, и мрачной, огромной лабораторией в самом подвале. Эрик чертыхается сквозь зубы, матерится. Он отпустил эту сучку бродить по зданию одну. У него екает там, за грудиной, меж ребер. Мужчина понятия не имеет, чего боится больше: то ли того, что ее увидят, то ли того, что может увидеть она.

Кристина бредет, медленно переставляя ноги. Больше в себе, чем здесь. Она смутно осознает, что мелькают стены, покрытые известкой, какие-то железные двери, блестящие холодным металлом в тусклом свете редких ночных лампочек. Пол под подошвой ее кроссовок гладкий, почти скользкий. Но девушка этого не замечает. Она приходит к своему коллапсу, пальцы в волосы запускает, ерошит их, голову сжимает. Кристина не понимает, даже не хочет понимать. У нее картинки в мозгу чередуются. Ее семья. Воспоминания Эрика. Ее семья. Воспоминания Эрика. Дикость, такая дикость.

— Мам, что у нас на завтрак? — у сестры голос сонный, заходит она в кухню, широко разводя руки и зевая во весь рот.

Кристина за столом усмехается, нацепляет на вилку кусочек бекона и отправляет его в рот, жует, смотрит на сестру. У той короткие волосы стоят ершом, на щеке — след от подушки. Она плюхается на стул и пододвигает к себе тарелку. Сестра похожа на мокрого котенка, такая же взъерошенная, но по-своему очаровательная.

— Руки мыла? — это голос матери. Она вырастает высокой фигурой около своей дочери.

— Мыла, — буркает та. Кристина же понимает, что девочка врет. Сестра этого не умеет. И сама Кристина тоже.

— Марш в ванную.

Сестра испаряется. Кристина улыбается. Отец тихо посмеивается, делая глоток из большой кружки кофе. Пена застревает в его усах. И он вытирает ее пальцами, пока жена не видит, распахивая окно настежь. Еще только утро, а день душный. Кристина глотает сок большими глотками. Вызывает недовольство матери этими пацанскими привычками. Младшая сестра уже сидит за столом и усиленно работает челюстями.

Кристина помнит свою семью такой. Строгая, но ласковая мать, которая умеет и похвалить, и поддержать, и дать необходимый подзатыльник, и вкусно накормить. Кристина по ней скучает. По ее теплым, таким нужным ей сейчас объятиям. По родному голосу, который, кажется, умеет успокаивать одним своим звучанием. Кристина помнит отца. Уважаемый судья в ее фракции детства. Он всегда строг с окружающими людьми, но только не со своими дочерьми и женой. Кристина не помнит, чтобы он когда-либо поднимал руку, даже тогда, когда несносные выходки двух юных девочек этого требовали. В ее доме, в том самом, который она называла своим долгие шестнадцать лет, есть большой фотоальбом, напичканный фотографиями. На них такая разная она. Кристина смеется. Кристина дурачится. Кристина корчит рожи. Кристина идет в школу. Кристина успешно сдает первый экзамен. Кристина присутствует на слушании дела в отцовском суде. Кристина с сестрой. Кристина с матерью. Кристина с отцом. Везде Кристина и неизменные улыбки. Счастье хлещет с этих фотокарточек, где фигурами на глянцевой бумаге застывают люди, события и само время. И, конечно, Кристина помнит сестру. Младшая, невыносимая, озорная и бесконечно любимая. Вот хоть сейчас закрывай глаза и представляй, как она носится по комнате, как скачет, вся такая непоседливая. А в другую секунду уже задумчивая, отстраненно и какая-то неуместно застенчивая. Сущий подросток. Такая же, какой совсем недавно была сама Кристина. Только она теперь уже взрослая. И дело не в цифрах. Дело в том, что она уже видела, что еще увидит. Теперь у нее в душе — война, под ногтями — кровь, на лице — звериный оскал. Теперь Кристина совсем иная. Но ее память все еще хранит прошлую жизнь, где были родные, была любовь, было счастье. И Кристина, наивная такая, все еще надеется, что эти картины можно повторить.

Но Эрик из ее мира должен исчезнуть.

Эрик — это все то, что разрушает ее. День за днем, ночь за ночью. А она, глупая, неимоверно, невероятно глупая, тянется к нему. Зачем? Кристина не знает. И даже сейчас, с раскуроченной грудной клеткой маленькой девочки перед глазами, со следами побоев на лице красивой женщины, с неправильной, неверной и ложной семьей, девушка понимает, что вязнет лишь сильнее. Нельзя простить Эрику его жестокость. Но нельзя и не понять, почему все так. Не ясно лишь одно: почему люди — такие звери, почему дети растут среди уродства, превращаясь в покалеченных мужчин и женщин. И она помнит его глаза. Холодные, стальные, серые. И осознание в них.

Эрик знает, что потерян для мира.

Знает, но живет. Всех марает. Ее пачкает. А она так устала сопротивляться. Путается. Спотыкается. Масти тасует. Голову задирает. И свет маленькой точкой в самом верху. И болото. Болото эмоций, мыслей, чувств. Все такая херня. Жизнь — херня. И будет лишь хуже. Рядом с этим человеком, в его прошлом, в его настоящем, в его будущем. Кристина знает.

Поток образов из слов в голове обрывается, когда девушка совершенно неожиданно оказывается в очередном коридоре. Кристина моргает. Раз. Два. Картинка проясняется. Расплывчатые силуэты уступают место реальным фигурам. Коридор пустой. За ее спиной черный зев клубящейся тьмы и почти нет электрических лампочек. Лишь поражающая своей стерильностью белизна стен. Перед девушкой — железная дверь. На ней мигает какая-то черная точка. Кристина приглядывается — дверь приоткрыта. Электронный замок мигает еще чаще. Видимо, кто-то вышел. Кристина вертит головой. Слева — голая стена. Справа — еще одна дверь и совершенно обычная табличка, оповещающая, что здесь находится санузел и туалет. Девушка слышит характерный звук сливаемой воды, понимает, что ручка двери вот-вот повернется, и практически не думает. В два легких шага Кристина скользит за железную дверь, тихо бежит вперед, петляя коридорами, как можно осторожнее и аккуратнее, оказывается в каком-то огромном зале и прячется под ближайший стол. Она сидит тихо, словно мышка. Слушает, как в груди бьется сердце, как шумит кровь в висках. Кристина вдруг вспоминает, что она находится во фракции Эрудиция, что, руководствуясь эмоциями, сбежала от единственного человека, который, по иронии, не иначе, служит ей хоть какой-то защитой здесь, в стане врага. Но Эрика нет рядом, и она совершенно неизвестно где. Одна. Среди чужеродных стен и неприветливых людей.

Кристина сидит под столом около десяти или пятнадцати минут. Пока не затекают все мышцы, обтянутые кожей, пока не начинают скулить и ныть, прося тело распрямиться, будто пружина. Девушка терпит, сцепляет зубы и снова терпит. Кристина сообразительная. Она быстро понимает, что миновала пункт охраны у самого входа, что, скорее всего, забрела в какое-то секретное место. Металлический стол наводит ее на мысли о лаборатории. Через три минуты Кристина выбирается из-под него. Она осматривается, замечает красный огонек мигающей камеры видеонаблюдения и тут же пригибается. Осторожно выглядывает, понимая, что камера направлена в иную сторону. Кристина видит еще карминовые точки, разбросанные по всему помещению. Они смотрятся как зрачки чумного зверья, и девушка ведет плечом — не по себе.