You raped my heart (СИ) - "salander." - Страница 71

Ну вот. Забота, сочувствие, нормальные мысли. Кристина морщится, закусывает губу. Ей больно думать о Педраде, о том, в какое положение он ее поставил. Она понимает его. Отлично понимает. Но не может не злиться. Потому что это неприятно, потому что самой приходится собирать себя по осколкам. Уткнувшись в его грудь носом это было бы проще. Хотя бы взяв за руку. Девушка знает, что отвратительна. Пользует. Но это не так. Эрик превратил ее в мертвое тело, выжег всю душу, оставил лишь пепелище и тлен. Она ненавидит этого человека, готова все еще давиться слезами. Он изничтожил все. Она никогда, никогда больше ни словом, ни делом не поможет ему. Ничего не сделает для него и ради него. Потому что было слишком жестоко, слишком нечеловечески больно. За это надо отвечать. Кристина знает, что Юрай — это не проходной вариант за неимением лучшего. Она была глупой, просто тупой. Правильно Эрик ее называл. Теперь она поумнела. Юрай — это тот, кого она желает всем сердцем. И Кристина понятия не имеет, что ей нужно сделать, чтобы вернуть его. Но она постарается. Девушка знает, что призрачный шанс еще не потерян. И в душе слабо тлеет надежда.

— Что было между тобой и Питером?

А вот так. Вопросом на вопрос. У Приор аж рот открывается, растягивается овалом, вытягивает все ее миловидное лицо. Подруга моргает, несколько тупо и явно бесцельно, а потом захлопывает рот. Она облизывает губы, смотрит куда-то в сторону. Кристина замечает, как скукоживаются ее плечи, как белые фаланги впиваются в дерево скамьи, как вся Трис напрягается, словно ожидает какого-то ярого удара. Было что-то. Теперь Кристина не сомневается.

— С чего ты взяла?

И голос меняется. Чуть тоньше, чуть выше на пару октав, словно прерывистее. Приор явно нервничает. Кристина не собирается давить. Она, скорее, спросила просто так, от нечего делать, от того, что ей паршиво, и хочется, чтобы и кому-то другому было не лучше. Такому отвратному эгоизму она научилась у Эрика. Не ее это. Девушка вдруг встряхивается. Как она себя ведет? Что смеет спрашивать? Зачем умышленно причиняет кому-то другому боль? Да она права на это не имеет. Ведь еще чуть-чуть и станет такой, как Эрик. Такой же отвратительной, ядовитой, циничной и невозможной.

— Ладно, прости, — как можно небрежнее бросает Кристина, — я не должна такое спрашивать.

— Нет, постой, — брюнетка удивляется, даже не сдерживает брови, ползущие вверх, поворачивает голову и так внимательно смотрит на Трис. — Это заметно столь сильно?

— Мне заметно, — жмет плечами подруга.

— Просто, — Приор елозит на скамье, чуть задирает голову вверх, вытягивая шею, смотря куда-то на дальнюю точку серой стены, только не на Кристину. Не хочет. Боязно. — Я не понимаю. Я знаю, что что-то было, чувствовала это. Но я все равно не понимаю, как такое возможно. Он ни во что меня не ставил, осыпал матами, причинял боль, даже убить пытался, а я… — И Трис качает головой. — Это как-то странно и ненормально, даже дико. И… — Приор запинается, молчит, жмет плечами.

Кристина с облегчением обнаруживает, что ее подруга все еще доверяет ей. И это ощутимое облегчение пугает ее. Трис важна ей. И девушка не хочет об этом забывать.

— Так бывает, — бросает Кристина и встречает удивленный взгляд Приор. — Я просто знаю, — улыбается она, и впервые за долгое время ее губ касается та самая знакомая теплая улыбка.

У Трис все будет хорошо. Жизнь лишила ее выбора. У Трис есть Четыре. Кристина — не Приор. У нее все сложнее. И как бы ни стало на душе лучше от простого разговора, в чем-то сокровенного, от осознания, что все-таки то самое тепло в общении все еще есть, Кристине паршиво. Она не может переварить в себе предательство, она не знает, что ей делать. Ей не хватает простой человечности, не хватает опоры и поддержки. Девушка знает, что тянется к Юраю. Встречает его в коридорах, комнатах или тренировочном зале и провожает его спину долгими взглядами. Иногда он смотрит на нее. На расстоянии, сдержанно, редко, и в такие моменты девушка чувствует, что еще не все потеряно. Но любая попытка подойти к нему – все. Слишком много незнакомых людей, слишком громкий чужой смех, слишком тесная сплоченность компании. Кристина лишь кусает губы и совсем не знает, что ей делать.

Она чувствует себя потерянной, забитой, морально изломанной. Кристине это не нравится. Она не такая. Не должна такой быть. Она иная, конечно же. Была когда-то такой. А теперь этого нет. Ее раздражает собственная слабость и беспомощность, ярая нужда в ком-то. Иногда Кристина с ужасом осознает, что подойдет любой, кто проявит к ней хоть какое-то тепло. Тори Ву иногда смотрит на нее с жалостью. Внутри Кристины все перекашивает. Не надо. Не так. Трис Приор всего не знает. А Юрай Педрад по-прежнему держит дистанцию.

Проходит несколько недель после нападения Эрудиции и ее солдат, после той страшной правды, вывернувшей все внутренности наизнанку. Жизнь входит в привычное русло. Такое обыденное, даже спокойное. Многие удивляются, почему обе стороны бездействуют. Чикаго словно таится. Вот-вот и бах, и взорвется миллиардами осколков. Кристина понимает, что не хотела бы при этом присутствовать. Слишком опасно, слишком неразумно, почти дико. Девушка не обращает внимания на других. Просто живет. И вязнет. Ее жизнь превращается в жаровню ада, и полыхает страшный огонь внутри. Мир кажется черным, словно его окутывает дымка, сизая, непроглядная, плотный туман. Кристина клонит голову набок и берется за оружие. Сталь в ладони успокаивает. Но лишь на время. Мнимое пристанище. И тогда Кристина приходит к выводу, что у нее депрессия. Противное такое слово, слишком научное. Она даже может услышать как чеканным, поставленным докторским голосом его произносят Эрудиты. И тянет встряхнуть плечами. Но это она самая. Вязкая, противная, сдавливающая горло. Кристина не плачет. И ей кажется это странным. Держит эмоции в себе, давится ими, захлебывается, но виду не кажет. Знает, что скоро ее переполнит, что скоро она лопнет как воздушный шар, вобравший в себя слишком много гелия. Раз и все. И тогда ничего не останется. Ни выбора, ни жизни, ни даже смерти. Лишь пустота.

Кристина понимает, что ей нельзя спускаться на один из нижних этажей, где собралась незнакомая компания, где приглушенно играют ритмичные биты музыки, где слишком много алкоголя. Эвелин Джонсон не знает об этом месте, иначе бы давно прикрыла. Кристине рассказывает Тори Ву, затягиваясь очередной сигаретой. Когда в глазах девушки вспыхивает подозрительный блеск, женщина жалеет о своих словах. Но их не вернуть. Кристина загорается шальной идеей. Она думает о том, что ей надо расслабиться, встряхнуться, почувствовать себя в относительном комфорте. Плавные биты музыки, алкоголь в крови — что может лучше этому поспособствовать? Кристина уверена, что ничего.

Помещение большое. Стены разрисованы цветными граффити. На них — лозунги о свободе, звучные речевки, изображения черепов, символы фракции. Кристина видит символ Эрудиции, запаянный в цепи. Это почему-то заставляет девушку улыбнуться. Колонки стоят по всему помещению. Большие, громоздкие. Из них — странный, дикий ритм, режущий барабанные перепонки, громкими битами отдающий в самых костях. Как-то непонятно осознавать, что у афракционеров есть все это. И техника, и возможность развлекаться. Кристина быстро понимает, что это помещение обладает звукоизоляцией. Музыка так орет, что ее точно способен слышать весь штаб. Тем лучше. Джонсон и так не дает никакой жизни, всех строит, навязывает свой распорядок. Робот. Но не все такие, как она.

Толпа здесь разношерстная. Люди в большинстве своем в черной коже, с татуировками по телу, пирсингованные, бритые черепа или торчащие ирокезы — словно сходка Бесстрашных. Хотя Кристина замечает и серый цвет. Но в этой какофонии звуков, среди многочисленных мелькающих лампочек трудно понять, кто и где. Девушке на мгновение кажется, что она видит Шону или Марлен, или саму Тори. Все так кружится перед глазами, искрится палеными цветами. Темное, мрачное, вязкое. Бутылка в руках Кристины оказывается быстро и так неожиданно. Но девушка не противится. Ни этому обжигающему горло алкоголю, ни какому-то белобрысому парню, закидывающему руку на ее плечо. У парня волосы собраны в хвост, перетянутый тонкой резинкой, на нем черно-серая одежда. Нижнюю губу оттопыривает серебряное кольцо. На предплечьях колотые раны. Наркоман что ли? У Кристины мелькает эта мысль, но тут же теряется среди музыки, алкоголя и смеха. Последнее — странное, даже непростительное. Кристина моргает и понимает, что смеется она сама. Смех у нее пьяный, развязный. Хохочет, икает, вливает в себя очередную бутылку. Третью что ли? Она не считает. Горло все уже давно горит изнутри. Глоток за глотком.