Осторожно, женское фэнтези. Книга 1 (СИ) - Шевченко Ирина - Страница 59

— Обагрить руки в его крови, — припомнила я дословную цитату. — Если бы речь шла о пролитии крови, доктору Грину не удалось бы обойти эти дурацкие правила. И знаете, даже при том, что я не питаю теплых чувств к доктору, в этом я с ним согласна: законы дурацкие.

— Нет, — не желал оглашаться ректор. — Непонятные нам, но для эльфов они имеют смысл. Многие из них еще помнят ту войну. И мистер Грин это, кстати, понимает.

— Да уж, понимание он вчера выказал всеми возможными способами, — не удержалась я от ухмылки. — Видно, эльфам все же дорог их лорд, раз уж они простили ему такие оскорбления.

— Не простили. Они их просто не заметили. Человек не может оскорбить эльфа, — милорд Райхон поморщился. — Вас же не оскорбляет лай дворового пса или жужжание мухи над ухом? Я, конечно, утрирую… но совсем немного. Доктор мог сколько угодно сотрясать воздух, никакого эффекта это не возымело бы. И даже то, что после он извинился…

— Извинился? — перебила я недоверчиво.

— Перед началом операции. Сказал, что бывает не сдержан в минуты волнения, и просил простить ему невольную грубость.

— Я ни слова не поняла из того, что он говорил, — призналась я.

— Это — один из малораспространенных среди людей диалектов эльфийского. В те годы, когда мы с Грином учились, в академии изучали и его, но сейчас им почти не пользуются. Так что господин доктор перед эльфами извинился, но в глазах своих подчиненных остался бесстрашным и безнаказанным хулителем длинноухих нелюдей.

— Ловко, — не могла не признать я. — А что ответил эльф?

Милорд Райхона улыбаться перестал.

— Ответил, что не заметил грубости, но обещал обдумать услышанное, когда у него будет на это время. Но так как время на подобную ерунду у него появится нескоро, человек может не дожить до дня, когда эльф поймет, за что тот извинялся.

Я вспомнила лицо Грина в тот момент, когда он это услышал: беловолосый поставил его на место одной фразой. Жаль, что мало кто из присутствующих это понял.

— Странная у нас с вами беседа выходит, мисс Аштон, — сказал ректор. — Я хотел поговорить о вас, а не об эльфах или докторе Грине. Это ведь вашу проблему с магией нам предстоит решить.

— И чем могут помочь разговоры? — спросила я. Прерванная тема — и эльфы, и доктор — была мне более чем интересна.

— Мне хотелось бы узнать вас получше, Элизабет. Целители ведь тоже назначают лечение индивидуально, исходя из особенностей организма пациента. Вот и я пытаюсь определить, что может помочь именно вам. Понимаете?

— Понимаю, — я не возражала против того, чтобы он “узнал меня получше”, только бы не узнал слишком многого. — Скажите, что бы вы хотели знать обо мне, и я отвечу.

— Вы помните, как впервые проявился ваш дар?

— Да. Мне было десять…

Медленно, боясь запутаться, я вытягивала из чужой памяти воспоминания и пересказывала их ректору. И хоть говорила только правду, меня не оставляло ощущение, что он мне не верит. Проклятая интуиция!

Когда время, выделенное Оливером на нашу встречу, подошло к концу, я вздохнула с облегчением.

— Продолжим завтра, — сказал он мне, прощаясь.

— Завтра я иду в лечебницу с леди Пенелопой, — напомнила я.

— Тогда увидимся после выходных.

— Конечно, милорд.

За три дня нужно было придумать что-то, что заставило бы его забыть о подозрениях.

Но сегодня были другие дела: написать письмо родителям Элизабет и подготовиться к посещению общества Огненного Черепа.

Из-за письма я переживала сильнее, но стоило достать чистый лист бумаги и обмакнуть перо в чернильницу, как все сомнения развеялись и нашлись нужные слова.

“Милая моя матушка!

Прости, что которую неделю уже извожу тебя молчанием. Знаю, ты тревожишься обо мне, но поверь, родная, для этого нет ни малейших оснований. Я жива, здорова, а те перемены, что произошли не так давно в моей жизни, думаю, порадуют и тебя, и папеньку…”

Я на двух страницах расписала преимущества перехода с боевого на целительский факультет, не забыв попросить прощения за то, что не поставила родителей в известность до того, как предпринять этот “наверное, первый ответственный шаг” в своей жизни. Высказала надежду, что они поймут “благородные порывы” и разделят со мной “невероятную радость от того, что дар мой будет служить теперь благу людей, а не станет источником боли и страданий”. Пожелала родительнице крепчайшего здоровья, передала горячий привет обожаемому папеньке и, подписавшись “Неизменно любящая вас обоих Элси”, вложила лист в уже подписанный конверт. После осталось лишь запечатать его одолженным у Мэг сургучом, снести в холл и опустить в ящик. Жилички привилегированных общежитий освобождались от необходимости ходить на почту, чтобы получить или отправить корреспонденцию.

С маской было сложнее.

Я рассчитывала одолжить этот аксессуар у Сибил, и подруга рада была мне помочь, предложив на выбор любую маску из своей коллекции, но все они никак не подходили для бойцовского клуба. Тут блестки, там перья, тонкое серебряное кружево, расписной фарфор или гипс.

Но я нашла решение. Отыскала в гардеробе Элизабет черную шелковую косынку с золотистой каймой по канту, сделала прорези для глаз и, собственно, все. Натянула до кончика носа, закрыв верхнюю половину лица, и завязала на затылке, как бандану. Собранные в узел волосы мешали, пришлось их распустить. Смотрелось весьма эффектно. А уж когда я сменила платье на брюки, надела темно-синюю блузу и короткий приталенный жилет из плотной черной ткани — хоть картину пиши. Или обложку рисуй к приключенческому роману.

Хотя приключений мне сейчас хотелось меньше всего.

Я надела теплую куртку, спрятала маску-косынку в карман, нахлобучила на голову вязаную шапочку и тут же перестала походить на отважную разбойницу с обложки. Зато не вызвала подозрений у дежурившей на выходе консьержки. Та лишь напомнила, не отвлекаясь от вязания, что в общежитие нужно возвратиться до полуночи.

Рысь встретил меня на одной из боковых аллеек и под ручку, словно выгуливал перед сном подружку, провел к зданию студенческого боксерского клуба. Действительно, где еще собираться бойцам, не в музыкальном же зале? В целях повышенной секретности главный вход был закрыт, даже свет над крыльцом не горел, а к боковой дверце время от времени подходили по одному или по двое люди. В основном парни, но были и девушки. Все в темных масках или с замотанными шарфами лицами. Некоторые в длинных плащах-домино — не иначе, как для пущей таинственности.

— Пора, — решил Норвуд, когда поток стремящихся в клуб замаскированных граждан иссяк. Вытащил из-за пазухи и надел черную полумаску.

Следуя его примеру, я сняла шапку и тоже спрятала лицо. Надо — значит, надо.

Вслед за оборотнем поднялась на крылечко в две ступеньки.

Рысь трижды стукнул кулаком по двери.

— Кто? — спросил через минуту приглушенный мужской голос.

— Мы заблудились, — ответил друг. — Не подскажете, как пройти в библиотеку?

В библиотеку! И в этом мире не придумали ничего лучше!

Я сдавленно хрюкнула, но под укоризненным взглядом Норвуда плотно сжала расползающиеся в улыбке губы. Дело-то серьезное — в тайную организацию как-никак внедряемся.

— Не поздно ли для чтения? — резонно отозвались из-за двери.

— Никогда не поздно узнавать что-то новое, — ответил Рысь.

Послышался звук отодвигаемого засова.

— Нового хотите? — зловеще осведомился возникший на пороге долговязый тип в длинном черном плаще. Лицо его закрывала маска в виде красного черепа. — Будет вам новое. Входите. Тигр, проверь их.

Из темноты длинного широкого коридора, куда нас впустили, вынырнул невысокий коренастый парень в полосатом желто-коричневом трико и желтой шапочке с пришитыми к ней ушами, скорее медвежьими, нежели тигриными. Маску ему заменял покрывающий лицо грим, что наводило на мысли не о секретном бойцовском клубе, а о детском утреннике.

“Тигр” поднял на уровень глаз квадратную металлическую рамку и сквозь нее оглядел нас с Норвудом.