Крестоносец: Железная Земля (СИ) - Астахов Андрей Львович - Страница 13

Мне вдруг вспомнилось стихотворение Сергея Калугина, на которое я случайно наткнулся в Интернете, и которое меня поразило своим трагизмом и своей обреченностью. Каждое его слово легло мне на сердце. Я даже собирался положить его на музыку, но потом оставил эту идею. Может, эти стихи не про меня, но... Близко так, до щеми в сердце:

Удары сердца твердят мне, что я не убит.

Сквозь обожжённые веки я вижу рассвет.

Я открываю глаза - надо мною стоит

Великий ужас, которому имени нет.

Они пришли как лавина, как чёрный поток,

Они нас просто смели и втоптали нас в грязь,

Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок,

Они разрушили всё. Они убили всех нас...

И можно тихо сползти по горелой стерне,

И у реки, срезав лодку, пытаться бежать,

И быть единственным выжившим в этой войне,

Но я плюю им в лицо, я говорю себе: "Встать!"...

Я вижу тень, вижу пепел и мёртвый гранит,

Я вижу то, что здесь нечего больше беречь,

Но я опять поднимаю изрубленный щит,

И вынимаю из ножен свой бессмысленный меч...

Я знаю то, что со мной в этот день не умрёт:

Нет ни единой возможности их победить,

Но у них нету права увидеть восход,

У них вообще нет права на то, чтобы жить!

И я трублю в свой расколотый рог боевой,

Я поднимаю в атаку погибшую рать,

Я кричу им: "Вперёд!", я кричу им: "За мной!".

Раз не осталось живых, значит - мёртвые, встать!

Невольно, дрожащими губами, я начал читать эти стихи. Надсмотрщик услышал.

- Эй, что ты там бормочешь? - буркнул он.

- Молюсь, - прохрипел я, не оборачиваясь.

Еще через пару минут мы подошли к резиденции констебля рудника, огромному двухэтажному срубу с окошками-бойницами. Надсмотрщик отворил дверь, втолкнул меня внутрь. Провел в просторный пустой зал, слабо освещенный полудюжиной масляных фонарей, развешанных на подпирающих стропила столбах и горящим в камине пламенем. У камина стоял человек, спиной ко входу, заложив руки за спину.

- Снимите с него наручники, - не оборачиваясь, скомандовал человек. - И оставьте нас вдвоем.

Надсмотрщик быстро выполнил приказ и выскользнул в дверь. Неизвестный все же соизволил обернуться. Я вздрогнул: лицо человека скрывал черный палаческий колпак с прорезями для глаз А потом неизвестный заговорил.

- Вы плохо выглядите, - сказал он, не меняя позы. - Болеете?

- Нет, - ответил я. - Я здоров.

- Я так не думаю. - Он шагнул ко мне. - Сегодня, кажется, ровно месяц, как вы в Хольдхейме?

- Я не считал дни. Наверное, да.

- Что-нибудь хотите мне сказать?

- Кто вы такой?

- Друг. - Он помолчал. - И все-таки, мне не нравится ваш вид. Вы знаете, что у вас появилась седина?

- Слушайте, давайте по существу. Какого черта...

- Я читал ваше дело, - перебил он. - Знаете, что там написано в примечаниях? "Особо опасный мятежник, не заслуживающий снисхождения. Подлежит особо строгому обращению".

- Мне все равно, что там написано.

- Эта формулировка не случайна. Это негласный приказ констеблю сделать все возможное для того, чтобы вы не прожили в Хольдхейме долго.

- Меня казнят? - Я подумал, что этот человек и есть палач, который пришел сюда за моей жизнью.

- Зачем? Существует много других способов. Случайно упавший камень, сорвавшаяся с рельс вагонетка. Нечаянная, вспыхнувшая по пустяковому поводу ссора с каким-нибудь каторжником, у которого опять же случайно окажется заточка или обломок бритвы. Словом, случайная смерть. А еще есть плохое питание и рудничный кашель. Мучительная неизлечимая болезнь, которая убивает каждого второго работающего на руднике заключенного.

- Неплохо для трусов, - я презрительно скривил губы. - Что, смелости не хватает казнить по закону?

- Хватает. Но ваша официальная казнь вызвала бы огласку, а это никому не нужно.

- Подумайте, какие церемонии! - Я плюнул себе под ноги. - Я-то думал, у вас все куда проще делается.

- Государь проявил к вам милосердие. Многим оно кажется ненужным. Есть высокопоставленные люди, - и их немало, поверьте, - которые жаждут вашей смерти.

- Чего вы хотите?

- Хочу спросить вас: насколько дорого вы цените свою жизнь, шевалье?

Я ответил не сразу. Понял, что от моего ответа будет зависеть, выйду ли я из этого зала живым. Скорее всего, не выйду. Внутри все противно сжалось, рот пересох. Жалкое все-таки существо человек! Хорохорься, храбрись, изображай из себя героя, но проклятый страх смерти, заложенный на генном уровне, никуда не денешь...

- Жизнь не имеет цены, - ответил я, стараясь смотреть этому призраку прямо в глаза. Мой ответ, похоже, ему понравился.

- Именно этих слов я и ожидал, - сказал он. - Вы благоразумный человек с душой воина. Это располагает к вам других людей. Но если я все же попробую поторговаться с вами? Попробую купить вашу душу?

- Полагаете, я готов к такому торгу? Ну-ну.

- Империя переживает нелегкие времена, - произнес человек в маске. - Сила в единении, а этого единства нет. Каждый из тех, кто облечен властью, считают себя единственно правым. И это тревожит.

- О чем вы? Не понимаю.

- Нас ждет война. Где она начнется - на востоке или на западе, - не так уж и важно. Гораздо важнее другое: устоит ли Ростиан? Сможем ли мы выполнить предначертание, данное нам свыше, или потерпим поражение?

Это не палач, подумал я, глядя на незнакомца. Слишком образован и красноречив для палача. Говорит, как благородный человек. Но кто же он?

- Зачем вы говорите мне это? - поинтересовался я.

- Затем, что империи нужны люди, которые смогут ее защитить. Сегодня достойных все меньше и меньше.

- У империи есть фламеньеры. Есть армия и маги.

- Еще не так давно фламеньеры были великой силой. Но с тех пор орден изменился. Когда-то Гугон де Маньен любил говорить, что император Ростиана сердце империи, а фламеньеры ее десница, сжатая в могучий кулак. Ныне этот кулак разжался, в растопыренных пальцах нет силы. Но не это самое страшное. В нашем сердце погас огонь веры.

- Больно мудреные речи ведете, милорд. Нельзя ли попроще?

- Знать недовольна императором Алерием. За время своего правления он не принял ни единого мудрого решения. Он не делает того, чего от него ждут все. Пять лет он говорит о крестовом походе против терванийцев, но дальше слов дело не идет.

- Это право императора. Не мне его судить.

- Страна, между тем, на грани гибели. С запада на нас упала тень Суль, с востока напирают неверные. Престол должен занимать воин, решительный, мудрый и храбрый. Тот, кто спасет империю.

- Странно, что вы решили обсудить это со мной, милорд. Я всего лишь каторжник, приговоренный к вечной ссылке.

- Все можно изменить. Достаточно лишь принять наше предложение.

- Наше?

- Да, - незнакомец несколько раз хлопнул в ладоши. Открылась боковая дверь, и в зал вошли еще двое - в таких же капюшонах и при оружии, их длинные плащи оттопыривали ножны мечей. Они неслышно подошли к нам и встали по сторонам от моего собеседника, безликие и зловещие, как привидения.

- Император Алерий должен быть смещен, - заговорил мой собеседник. - Это будет нетрудно сделать: гвардия императора на нашей стороне и не станет его защищать. Мессир Берни де Триан тоже подаст в отставку, и маршал Ногарэ де Бонлис возглавит орден. Ростиан снова станет могучей державой, и вы, шевалье, займете в ней достойное вас место.

- Понимаю. Есть заговор против императора, и мне предлагают вступить в него. - Я оглядел всю троицу. - Но на кой черт я вам сдался?

- Во-первых, император поступил с вами жестоко и несправедливо. Вас осудили по его прихоти, шевалье. Это нам известно лучше, чем кому либо. Во-вторых, чем больше надежных людей окажется в наших рядах, тем лучше. Не все братья внушают нам доверие. Вы же успели заслужить уважение в ордене. Благодаря вам орден узнал о кознях сулийцев. Некоторые ненавидят вас, но многие считают героем. Даже говорят, что вы были бы лучшим командором, чем болтун де Лассене или выживший из ума Пьерен де Гаст.