Среднего более не дано. Как выйти из эпохи великой стагнации - Коуэн Тайлер - Страница 41

Это существенно отличает сегодняшнюю Америку от того, что было раньше. В начале 1970-х разрыв между городами, имевшими наибольшую и наименьшую долю жителей с высшим образованием, составлял примерно 16%, а по большинству городских агломераций показатель отличался от среднего по стране не более, чем на 5%. Сегодня этот разрыв почти удвоился, и только около половины американских городов имеют показатель доли лиц с высшим образованием, отличающийся от среднего по стране не более, чем на 5%.

Сегодня амбициозная и талантливая молодежь предпочитает относительно небольшое число городов и регионов, а не расселяется повсеместно, как раньше. Вот почему Бруклин, относительно недорогая часть Нью-Йорка, становится центром технической инновации.

Не менее интересно взглянуть и на географическую концентрацию роста зарплат, связанного со сферой Интернета. Инвестирование в Интернет соотносится с ростом зарплат и рабочих мест в округах, где проживает примерно 42% населения США. В других районах деятельность, связанная с Интернетом, какого-либо влияния на рост зарплат не оказывает, поэтому можно говорить о том, что Интернет способствует росту регионального неравенства в США. Это сильно отличает реальную ситуацию от утопических мечтаний о ранних днях информационной экономики.

Думаю, стоит более подробно рассмотреть новые тенденции, для которых расстояние является или не является принципиальным. Благодаря Интернету и Amazon — среди прочих интернет-проектов — во многих точках земного шара получить самообразование стало гораздо проще. Благодаря технологиям проще стало и вести «достаточно качественную» или малобюджетную (но при этом счастливую) жизнь в еще большем числе регионов мира. Однако если вы нацелены много зарабатывать и учиться у других высокообразованных специалистов, географическая близость имеет все большее значение — идет ли речь о работе в одной с ними компании или проживании в удобных для жизни городах, а скорее всего — и о том и о другом сразу.

Схожие тенденции наблюдаются и в Европе. Лондон и большая часть юга Англии на протяжении уже долгого времени процветают, в то время как большая часть северной половины Англии испытывает определенные трудности. Если вы родились в Англии или желаете переехать туда жить, и вы — человек амбициозный, то, скорее всего, вы предпочтете искать работу в Лондоне или в южной части Англии, неподалеку опять же от Лондона. Если же вы — пенсионер, то вы вряд ли найдете жизнь в Лондоне столь же привлекательной, поскольку его коммерческий успех делает жизнь в столице более дорогой и, соответственно, проблематичной. Более того, чтобы вырасти в математических гениев, вашим детям не обязательно жить в Лондоне.

Схожий процесс географического разделения на богатые и бедные регионы возможен и на европейском континенте, хотя он займет гораздо больше времени в силу языковых барьеров и юридических трудностей, связанных с перемещением больших масс экономически активного населения в другие страны. Южная Бавария отличается высочайшим уровнем производительности, и можно ожидать, что в будущем ее население и показатели производительности только увеличатся. Благодаря привлекательности ведущих немецких фирм карьерные пути многих специалистов принимают порой самые причудливые изгибы. Если вы — отличный инженер из Испании, то не стоит считать, что вам следует оставаться в Испании. Вполне возможно, ваш труд будет гораздо более продуктивным в Штутгарте или Мюнхене. Что в действительности и происходит: испанские инженеры переезжают в более богатые части Европы, прежде всего — в Германию, и, судя по всему, многие из них там и останутся. Население Германии вдруг вновь начинает расти, и это происходит за счет миграции, а не за счет роста рождаемости среди немецких граждан.

Не думаю, что Испания обезлюдеет, но скоро многие начнут понимать, что «экономическая интеграция» работает совсем не так, как им это обещали. Если что население и ожидало от экономической интеграции, так это более процветающей и этнически более разнообразной версии того, что у него уже было десять-пятнадцать лет назад. В действительности же люди станут свидетелями масштабных перемещений трудовых ресурсов в наиболее богатые фирмы и наиболее экономически богатые регионы. Другие же регионы «опустеют», во всяком случае — потеряют значительное число высокообразованных и высокооплачиваемых специалистов, и далеко не все от этого процесса выиграют. Многие регионы преобразуются в туристические направления, а в их населении станут преобладать пенсионеры и группы, живущие на социальные пособия.

Высказанная точка зрения предлагает более широкий взгляд на экономический кризис еврозоны. Большая часть обсуждений кризиса сосредоточивается на вопросах долгов, банках на грани банкротства, последствиях вызванной бегством капитала дефляции, обреченных на провал мерах жесткой экономии и т. д. Все эти вопросы актуальны, однако у этих проблем есть и более глубокий контекст. В Европе происходит пусть и не идеальный, но вполне реальный процесс экономической интеграции, и от этого процесса кто-то многое приобретает, а кто-то — многое теряет. Здесь и проблемы долга, и высокая доходность облигаций, и прочие свидетельства кризиса — несмотря на то что наши финансовые рынки возвещают о грядущих серьезных изменениях в экономической географии. Теперь значительно большая часть средиземноморских регионов Европы будет напоминать Южную Италию и Сицилию: почти полное отсутствие экономически успешных предприятий. Зависимость данных регионов от туризма усилится, как усилится и их зависимость от переезжающих жить в них пенсионеров и государственных субсидий. В целом финансовые проблемы этих территорий усугубятся, и им грозит утрата части политической самостоятельности. В любом случае их текущие и будущие проблемы, связанные с недостаточностью доходов, найдут свое выражение в растущих рыночных ценах, прежде всего — рынка капитала, что означает кризис рынка облигаций, который мы и так уже наблюдаем.

Поразительно, насколько часто в обсуждениях еврозоны всплывает термин «периферия». Он здесь абсолютно уместен, и лишь немногие стесняются употреблять его в отношении значительных частей региона, приверженного идеалу экономической интеграции. Настало время думать о прочих последствиях происходящего, в частности — усилении географической и корпоративной концентрации коммерческого таланта.

Польза от иностранцев

Само собой разумеется, что общественное мнение не всегда отличается рассудительностью, поэтому большинство не видит в иммиграции способ решения проблемы вывода производств за рубеж. Многие люди настроены против иностранцев, и подобное отношение настраивает их скептически как в отношении вывода производств, так и в отношении иммиграции, поскольку иностранцы имеют отношение к обоим феноменам. Люди заражаются общими настроениями против чужеземцев и начинают относиться соответствующим образом ко всему без разбору. Тот факт, что иммиграция является определенным противоядием против вывода производств и, вероятно, помогает сохранить рабочие места в США, от внимания многих ускользает. Помогает она и сохранению в долгосрочной перспективе позиции Соединенных Штатов в качестве ведущей мировой экономической, политической и культурной державы.

Я не ожидаю значительных протекционистских мер ни в США, ни в мире в целом. Недавнее исследование Майкла Спенса, лауреата Нобелевской премии в области экономики, и Сандиле Хлатшвайо демонстрирует, что почти все созданные у нас за последнее время рабочие места (массовые — в ряде секторов) были созданы в секторах, не связанных с внешней торговлей, таких как здравоохранение и государственное управление. Лица, занятые в сферах здравоохранения, государственного управления и образования, обеспокоены зарубежной конкуренцией и даже выводом производств в гораздо меньшей степени, чем остальные.

Большинство из нас только приветствует подобную защищенность данных секторов, однако необходимо понимать, что она ведет к тому, что большинство людей, занятых на вновь создаваемых рабочих местах в США, не проходят ежедневной проверки на соответствие требованиям рынка. Большая часть наших рабочих мест создается в секторах, которые я называю секторами с низкой подотчетностью. Работники данных секторов получают деньги за производство товаров или услуг, но мы не можем знать точно, насколько ценен их производственный вклад: вклад этот или его отсутствие никогда не подвергаются проверке рынком. И это вряд ли можно рассматривать в качестве доброго знака для нашей способности повышать производительность в будущем, даже если сегодня вклад значительной части этих работников в производимые товары и услуги и высок.