Место, которое есть - Караев Заур Маратович - Страница 25

До чего же все это утомительно… Ах, лучше вытянуть ноги, а спиной опереться о стену и попробовать заснуть, да, вот, ложе негоже! Волей-неволей придется блуждать меж обрывками мыслей, ведь, это естественное состояние человека, не знающего себе места. Вспомню Еву и сладость ее губ, вспомню прекрасные изгибы ее тела и приятные запахи, исходящие от него… Я вдруг сильно возжелал ее, жаль, что никто не приведет эту неземную красавицу сюда, чтобы я в последний раз смог насладиться ею. Интересно, а где она сейчас находится? Теперь стало известно, почему мне не удалось встретить ее у Пункта транспортировки, но неизвестно, какими способами ее удержали от поездки. Возможно, Ева и вовсе не знает о том, что со мною произошло, а может, ей сказали обо мне, или она сама догадалась каким-то образом, где-то что-то подслушав, где-то что-то разведав. Не существенно. А что же Ипполит? Коснется ли его мое задержание? Выведают ли о нем что-нибудь господа жандармы? Я-то точно ни о ком ничего не скажу, но есть вероятность, что напарника моего по преступлениям могут найти и без меня. Будет, что будет… А как теперь будут на съемках недавно начатого фильма без меня обходиться? Я же главный герой и под меня написан тот, как говорит теперь уже и режиссер, «сюрреалистичный» сценарий. Да ладно, найдут другого урода, который не хуже меня со всем справится, ведь способность вживаться в роль сегодня не очень-то и нужна, ну, во всяком случая мне она не требовалась: не слишком адекватны сегодня критерии подбора актеров.

Минуло не менее трех часов, а я по-прежнему сижу на полу и скучаю; никто так и не зашел в эту комнату. Видать они хотят, чтоб мои конечности начали испытывать очень серьезные дискомфорт от отека, и уж потом им заблагорассудится начать расспросы. Если так, то уже самое время начинать, потому как правая нога уже, мне кажется, стала весить в два раза больше.

Не знаю, услышаны ли были кем-то мои причитания насчет отеков, но так случилось, что через пару минут в мою камеру вошел полицейский. Он посмотрел на меня, а потом подошел к центру комнату и поставил возле себя стул, который до этого держал в руках. Я подумал, что пришел мой допросчик, но этот человек, пробыв рядом со мною не больше десяти секунд, скрылся. Значит это принесенное сиденье, находящееся в паре метров от меня, предназначается кому-то другому. Кому же? Вот это уже интереснее! Стоит действиям только начаться, как они сразу же увлекают тебя. Таким должен быть театр, такой должна быть жизнь.

Дверь открывается, и вот вносит одну из своих ног в мою камеру тот, кому выпала честь допрашивать Ида Буррого. Я с нетерпением хочу увидеть его лицо, дабы запечатлеть, и тут происходит нечто, заставившее меня даже слегка растеряться, впрочем, только от восторга. Этим самым лицом оказалось лицо Кита Лера.

Он зашел, постоял некоторое время возле входа, затем, к большому моему удивлению, улыбнулся, и подошел к стулу, на который водрузил свое тело. Поначалу лейтенант сидел молча и просто смотрел на меня своими серыми глазами. Решив последовать его примеру, я тоже взялся изучать внешность находившегося напротив человека. На самом-то деле жалкое зрелище представляет собой этот персонаж. Я-то урод, но все же человек, а он кто таков? Какой-то жалкий клон, который обязан своим существованием желанию государей укрепить за счет нового сотрудника полицейский аппарат Объединенных городов. Разве можно его назвать создание Божьим, даже если использовать это словосочетание в переносном смысле? Нет ни отца, ни матери, значит, и он никогда не был полноценным ребенком — пустышка, образованная при помощи пары пробирок и инкубатора, или почти идеальная копия какого-то давно умершего человека. Не может же человек быть искусственным в конце концов?

Размышления над ничтожностью происхождения Кита Лера натолкнуло меня на думы иного характера. Интересно мне стало, почему наши руководители, сумевшие сохранить технику клонирования человека, не имеют в своем распоряжении другие научные средства. Со многими из них им было бы сподручнее управляться со своими подданными. Умей они, например, вылечивать современных людей от этих столь разнообразных увечий, то вся государственность строилась бы уже несколько иначе. На заводах, в госучреждениях и во всех прочих местах можно было бы при посредничестве присланных глашатаев объявлять, что трудящийся сверх нормы имеет шансы на излечение. Тогда бы уроды трудились не щадя живота и головы своих, а это значит, что производственные показатели быстро поползли бы вверх. Можно еще что-нибудь придумать, да толку от этого? Лучше буду с пустой головой сидеть на полу и смотреть в глаза жадно изучающему меня Леру.

— Как вы себя чувствует? — с каким-то обычно нехарактерным для полицейских задором спрашивает вдруг он.

— Не так уж и плохо, — весьма спокойно отвечаю я, давая знать, что психика моя ни черта не пошатнулась от пребывание в роли узника, — но стало бы намного лучше, если бы мне объяснили, по какой причине меня арестовали.

— Господин Буррый, давайте оставим эти дурацкие прелюдии. — улыбнувшись заговорил лейтенант. — Лучше бы сразу перейти к делу.

— Да плевать я хотел на твои дела! — с наигранной злобой воскликнул я, хотя, по правде говоря, внутри меня и в самом деле начинало происходить некое эмоциональное брожение, которому, правда, суждено завершиться ничем.

— О! — произнес Лер, а после усмехнулся. — Не такой уж и плохой актер вы, оказывается. — как же умело он меня задел, будто заранее знал на что надо надавить: сейчас почему-то неприятно было слышать нечто подобное. — Но, скажу вам по секрету, сейчас роль режиссера отведена мне. Хотите, не хотите, а под мою дудку плясать вам придется. Ну что ж, приступим? Или вы продолжаете ломать комедию, тогда как ставим мы драму?

— Я смотрю, метафоры у тебя на все случаи жизни найдутся. Не думал, что подделка человека способна на нечто подобное. Скажи мне, кукла, кто же тебя такому научил? — язвительно выпалил я.

— Отличный ход! Намек на происхождение, оскорбление чувств, отображение негативного отношения к клонам — все это особо ценно для меня, но время сейчас не очень подходящее для разговоров на данную тему. Может как-нибудь потом, когда вы будет блаженно коротать вечера в пансионате для очищенных, я и зайду к вам, что бы обсудить все эти сложные с точки зрения морали вопросы, но а пока нам надо потолковать об… сейчас, одну секунду, — он взял в руки папку, которая до этого все время лежала у него на коленях, и вытащил оттуда какой-то листик, а затем бегло пробежал глазами по поверхности последнего, — ага, вот! Кира Лязем. Расскажите мне о ней.

Он говорил о той некрасивой карлице, что сейчас находится в подвале моего дома в приятной компании дорогого доктора, если, конечно, последнего еще не допрашивают в какой-нибудь из соседних комнат. Теперь-то я окончательно избавился от сомнений насчет истинной причины моего ареста. Никаких ошибок ищейки не совершили. Интересно, как они узнали обо всем, тогда как раньше им не удавалось? Ладно, тут можно все объяснить слежкой, но на второй вопрос такого простого ответа не найти — коли уж я был уличен правоохранителями в преступной деятельности, то почему же меня сразу не схватили, а позволили доставить жертву домой и сделать невесть что? Странно все, ну да ладно.

Как же действовать сейчас? Просто сидеть и молчать, оставляя без ответа обращения Кита Лера? Или же лучше претвориться подавленным и начать давать фальшивые показания? Нет, лучше быть малословным и позволять себе говорить лишь не по делу. Кажется, при таком раскладе нет никаких шансов даже случайно проговориться.

Терпению Кита Лера можно позавидовать — около часа безуспешно пытался выведать у меня хотя бы крупицу информации о похищенной мной неделю назад женщине. Он говорил, что вероятность нахождения ее в моем доме сейчас не высока, а все потому, что предположение об убийстве очень манило его к себе. Когда лейтенант делился этими своим взглядами, то будто невзначай упомянул Марию Йамаду и какого-то «маскарадного маньяка». Видимо, это было испытанием для моего спокойствия и попыткой выставить меня обвиняемым и в этом деле, но мускулам на лице дрожать я не позволили, так что, думается, каких-то конкретных выводах о моем участии в убийстве сумасшедшей Лер не сделал.