Куколки - Уиндем Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис - Страница 3

— Если кто-нибудь об этом узнает, то будет очень… они будут очень жестоки с Софи. Мы должны позаботиться, чтобы этого никогда не случилось.

Ее беспокойство вылилось в какое-то другое чувство, твердое как сталь.

— Потому что у нее на ноге шесть пальцев? — спросил я.

— Да. Этого никто на свете, кроме нас, не должен знать. Это должно быть нашей тайной, — повторяла она, как будто вколачивала мне в голову эту мысль. — Ты обещаешь, Дэвид?

— Да, я обещаю. Если хотите, я могу поклясться, — предложил я.

— Обещания достаточно, — сказала она.

Весь этот разговор был для меня таким мучительным, что я решил скрыть его ото всех, даже от моей двоюродной сестры Розалинды. Но в глубине души мне было непонятно, почему это все так важно. Почему какой-то крошечный пальчик на ноге требует такой невероятной искренности?! У взрослых очень часто степень беспокойства совершенно несоразмерна причине.

Поэтому я решил придерживаться главного: надо хранить тайну. Мать Софи продолжала смотреть на меня печальным невидящим взглядом, от которого мне стало неуютно. Она заметила, что я ерзаю, и улыбнулась по-доброму.

— Ну и хорошо, — сказала она, — будем хранить тайну и никогда больше не станем говорить об этом.

— Можно мне будет навестить Софи? — спросил я.

Она заколебалась, обдумывая ответ, а потом сказала:

— Ладно, но только чтобы об этом никто не знал.

Лишь когда я добрался до вала, влез на него и направился к дому, заунывные воскресные поучения сомкнулись с реальностью. В голове у меня как будто что-то щелкнуло, и зазвучали слова: «Каждая нога должна иметь два сочленения и одну ступню, и каждая ступня должна иметь пять пальцев, и каждый палец должен заканчиваться плоским ногтем». И так далее до конца: «…и каждое существо, которое имеет внешность человека, но сформировано не так, не является человеком. Это не мужчина и не женщина. Это Богохульство против Истинного Образа Божьего, и ненавистно оно перед лицом Божьим».

Я вдруг встревожился и растерялся. Мне все время вбивали в голову, что богохульство — вещь чудовищная. Но в Софи не было ничего чудовищного. Она обычная маленькая девочка, разве только более разумная и храбрая, чем большинство других. Однако в соответствии с Определением…

Было ясно, что где-то произошла ошибка. Ведь не мог же один крошечный пальчик на ноге, пусть даже два крошечных пальчика — потому что я предполагал, что на второй ноге, вероятно, должен быть такой же, — ведь не может быть этого достаточно, чтобы сделать ее «ненавистной перед лицом Божьим»?!

Пути мира Господня поистине загадочны! Неисповедимы…

Домой я добрался привычным путем. В том месте, где лес лентой взбирался на вал, спускаясь на другой его стороне, я вышел на узкую дорогу, которой почти никто не пользовался.

С этого момента я был настороже и не убирал руку с ножа. Вообше-то я должен был держаться от леса подальше, потому что хищные животные, какие-нибудь дикие собаки или кошки, проникали оттуда, хоть и нечасто, на освоенную территорию вроде Вэкнака. Однако в этот раз я только слышал, как разбегаются с моего пути мелкие зверьки. Пройдя примерно с милю, я дошел до обработанных полей, за которыми стоял наш дом. Внимательно наблюдая за окрестностью, я пробрался вдоль края леса, потом, прячась в тени изгородей, пересек все поля, кроме последнего, и остановился, чтобы как следует оглядеться. Вокруг никого не было видно. Только во дворе старый Джекоб медленно сгребал навоз. Когда он повернулся ко мне спиной, я быстро пересек открытое пространство, влез в окно и пробрался в свою комнату.

Описать наш дом нелегко. С того времени, как мой дед, Элайес Строрм, построил его, прошло пятьдесят лет, и дом оброс новыми комнатами и пристройками. И теперь с одной стороны он смыкался со складами, конюшнями и амбарами, а с другой — с прачечными, молочными, сыродельнями, помещениями для работников и тому подобными пристройками. С подветренной стороны от главного дома располагался большой, хорошо утоптанный двор, главной достопримечательностью которого была навозная куча.

Как и все дома в округе, наш изначально строился из толстых, грубо отесанных бревен, но как самый старый здесь снаружи он теперь был выложен кирпичом и камнями, взятыми из развалин построек Прежних Людей. Внутри стены были обмазаны глиной, смешанной с соломой, и оштукатурены.

Мой дед, судя по рассказам отца, слыл человеком беспросветно и уныло добродетельным. Намного позже из обрывков разговоров я составил другой его портрет, более правдоподобный, хотя и не такой благообразный. Элайес Строрм приехал с востока, откуда-то с моря. Почему он переехал сюда, в точности неизвестно. Он давал всем понять, что безбожный образ жизни людей на востоке заставил его искать край, где народ менее испорчен и более тверд в вере. Однако я слышал и разговоры о том, что в родных краях его просто не могли больше выносить. Как бы то ни было, в возрасте сорока шести лет, со всем своим нажитым богатством, разместившимся в шести фургонах, он перебрался в Вэкнак, местность в то время еще дикую.

Человек он был черствый, властный и прямолинейный до жестокости. Его глаза под лохматыми бровями горели проповедническим огнем. Имя Божье неумолимо рвалось из его уст, страх перед дьяволом неугасимо пылал в его сердце, и трудно было определить, какое из этих чувств вдохновляло его больше.

Вскоре после строительства дома он уехал куда-то далеко и вернулся с женой. Она была застенчивая, хорошенькая, с розовыми щечками и золотыми локонами и на двадцать пять лет моложе его. По рассказам, когда она думала, что ее никто не видит, она становилась похожей на прелестного резвого жеребенка, но под взглядом мужа пугалась и замирала, как кролик.

Жизнь у бедняжки сложилась несладко. Ей открылось, что свадебный обряд не рождает любви. Она не вернула мужу его ушедшую молодость и не смогла возместить это упущение умелым ведением хозяйства.

Не в характере Элайеса было пропускать чужие недостатки без замечаний. Всего несколько лет понадобилось ему на то, чтобы заглушить ее юную непосредственность поучениями. Розы и золото ее наружности поблекли от проповедей. В конце концов от былой прелести остался лишь печальный серый призрак, и она безропотно скончалась через год после рождения второго сына.

Дедушка Элайес с самого начала знал в точности, каким должен быть его наследник. Принципы веры вошли в кровь и плоть моего отца, а голова его до отказа была набита цитатами из Библии и «Покаяний» Николсона. В вере сын не отставал от отца. Разница между ними обнаружилась только в подходе: у моего отца не горел в глазах проповеднический огонь, его добродетелью стала приверженность к Закону.

Мой отец Джозеф Строрм женился после смерти деда Элайеса и не повторил его ошибки. Взгляды моей матери гармонировали с его собственными. У него было сильно развито чувство долга, и он не испытывал никаких сомнений относительно того, в чем именно состоит этот долг.

Наш округ и особенно наш дом, первенец в этих краях, назывался Вэкнак, согласно преданию о том, что когда-то, много лет назад, во времена Прежних Людей на этом месте стоял город, который назывался Вэкнак. Предание, как и положено преданиям, было туманным, но кое-какие остатки стен и фундаментов действительно еще сохранились в наших местах. Потом их использовали для новых построек. Еще был в этих местах вал, уходивший вдаль к холмам, и гигантский утес, который, должно быть, тоже сделали Прежние Люди, каким-то своим сверхчеловеческим способом срезав полгоры, чтобы добывать из ее нутра что-нибудь нужное им и интересное. Наверное, в те времена это место и вправду называлось Вэкнак. Так или иначе, теперь так называется наша послушная закону и почитающая Бога община, состоящая из нескольких сотен разбросанных хозяйств, больших и малых.

Отец мой был в общине человеком влиятельным. Когда ему исполнилось шестнадцать лет и он в первый раз выступил перед народом с воскресной проповедью в церкви, построенной его отцом, в округе жили меньше шестидесяти семейств. После того как расчистили больше земли для посевов, в эти края переселилось много людей, но отец по-прежнему был у всех на виду. Он все еще оставался самым крупным землевладельцем. Как и раньше, он читал по воскресным дням проповеди, толковал с однозначной ясностью и откровения небес по земным вопросам, и законы вечные, а по установленным дням в качестве судьи вершил законы человеческие. В остальное же время делал все для того, чтобы и он сам, и его домочадцы, и все его работники служили образцами поведения для всей округи.