Плач - Сэнсом К. Дж. - Страница 17

— А я дала им вторую, — понуро проговорила королева. — Поставила под угрозу себя и тех, кто под моей защитой.

На этот раз ни ее дядя, ни архиепископ не попытались ободрить ее. Екатерина улыбнулась, но не нежной веселой улыбкой, которая всегда была готова появиться на ее лице, а печальной злобной гримасой.

— Вам пора узнать, что я сделала, — сказала она.

Мы все посмотрели на Ее Величество, и она тихо проговорила:

— Прошлой зимой мне казалось, что король склоняется в направлении реформ. Он провел через парламент билль, дающий ему власть над церковными пожертвованиями — пал еще один бастион папистского обряда. В то лето я опубликовала мои «Молитвы и раздумья» и чувствовала, что могу без опасений написать еще одну книгу, исповедь миру о своих верованиях, как сделала Маргарита Наваррская. И написала небольшой томик. Я знала, что это может показаться… спорным… и потому тайно хранила его у себя в спальне. Исповедь — о своей жизни, о грехах, о спасении, о вере… — Екатерина внимательно посмотрела на меня, и теперь в ее глазах горел огонь убеждения. — Я назвала книгу «Стенание грешницы». И рассказывала в ней, как в молодости погрязла в предрассудках, полных суеты этого мира, и как Бог говорил со мной, но я отвергала его голос, пока наконец не приняла Его спасительное милосердие. — Ее голос наполнился страстью, и она посмотрела на лорда Парра и архиепископа, но те потупились. А королева продолжала, уже спокойнее: — Это Бог дал мне понять, что моим назначением было стать женой короля. — Екатерина опустила голову, и я задумался, не вспомнила ли она свою любовь к Томасу Сеймуру. — В моем «Стенании» я говорила самыми простыми словами о моей вере, о том, что спасение приходит через веру и чтение Библии, а не через бесполезные обряды.

Я зажмурился. Мне было известно о подобных книгах, исповедях радикальных протестантов о своих грехах и спасении. Некоторые были схвачены властями. Было глупо со стороны королевы написать такую вещь, даже тайно, в эти времена раскола и террора. Она должна была знать это, но эмоции пересилили ее политическое здравомыслие. А надежда, что чаша весов склонилась в пользу реформ, снова оказалась катастрофической ошибкой.

— Кто видел эту книгу? — тихо спросил я.

— Только милорд архиепископ. Я закончила ее в феврале, но потом, в марте, началась история с Гардинером. И поэтому я спрятала ее в свой личный сундук и никому о ней не говорила. — Екатерина вздохнула и с горечью добавила: — Видите, Мэтью, иногда я все же могу быть предусмотрительной.

Я видел, что ее разрывают противоречивые чувства: с одной стороны, желание распространить свои убеждения, а с другой — четкое понимание политических опасностей и страх.

— Книга оставалась запертой в моем сундуке до прошлого месяца, когда я решила спросить мнение архиепископа о ней. Он пришел ко мне сюда и как-то вечером прочел ее при мне. — Королева с задумчивой улыбкой взглянула на Кранмера. — В последние три года мы много говорили о вопросах веры. Мало кто знает, как много.

Томас как будто испытал неловкость при этих словах, но быстро успокоился и невозмутимо проговорил:

— Это было девятого июня. Чуть больше месяца назад. И я посоветовал Ее Величеству ни в коем случае никому не показывать эту книгу. Там ничего не говорилось о мессе, только осуждались тупые римские обряды и отстаивался взгляд, что молитва и Библия — единственный путь к спасению, а такой взгляд наши враги могут трактовать как лютеранский.

— И где теперь эта рукопись? — спросил я.

— В этом-то все и дело, — мрачным тоном проговорил лорд Парр. — Ее украли.

Королева посмотрела мне в глаза:

— И если она попадет в руки королю, то меня может ожидать смерть. И не только меня.

— Но если в ней нет отрицания того, что месса…

— Для короля она все равно слишком радикальна, — возразила Екатерина. — И то, что я писала ее тайно от него… — Ее голос сорвался.

Кранмер спокойно продолжил:

— Он сочтет это неверностью. И это страшнее всего.

— Именно, — печально сказала королева. — Он почувствует себя… уязвленным.

У меня голова пошла кругом, и, чтобы сосредоточиться, я сцепил руки на животе, понимая, что все ждут моего ответа.

— Сколько существует экземпляров этой книги?

— Только один, написанный моей рукой, — ответила Ее Величество. — Я писала ее у себя в спальне, тайно, за запертой дверью, когда со мной никого не было.

— Каков ее объем?

— Пятьдесят страниц убористого почерка. Я запирала ее в крепкий сундук у себя в спальне. Ключ был только у меня, и я носила его на шее. Даже когда спала. — Екатерина приложила руку к корсажу и вытащила маленький ключик. Как и жемчужина, он был на тонкой цепочке.

— Я советовал Ее Величеству уничтожить книгу, — прямо сказал Кранмер. — Само ее существование представляло угрозу.

— Это было девятого июня? — спросил я.

— Да, — ответила королева. — Я, конечно, не могла принимать архиепископа у себя в спальне, поэтому вынесла ее в эту комнату. Это был единственный раз, когда она покинула мою спальню. Я попросила всех слуг и фрейлин выйти, чтобы наша беседа прошла с глазу на глаз.

— А вы говорили кому-нибудь об этой встрече?

— Не говорила.

Все смотрели на меня. Я соскользнул на задавание вопросов, как следователь, и теперь мне было уже никуда не деться от этого. И я подумал, что если что-то пойдет не так, то меня могут сжечь вместе со всеми этими людьми.

— Милорд архиепископ сказал мне, что книгу нужно уничтожить, — продолжила королева. — И все же… Я верила — и по-прежнему верю, — что такой труд, написанный королевой Англии, может обратить людей в истинную веру.

Она с мольбой посмотрела на меня, словно говоря: видите, это моя душа, это истина, которую я познала, и вы должны выслушать ее. Я был тронут, но опустил глаза. Екатерина сцепила руки, а потом вновь посмотрела на нас троих, и ее голос приобрел мрачный оттенок.

— Ладно. Я поняла. Я была не права, — проговорила она и устало добавила: — Такая вера при моем положении — тоже признак тщеславия.

— И вы сразу же вернули рукопись на место, в сундук? — спросил я.

— Да. Почти каждый день я доставала ее. В течение месяца. Много раз мне хотелось позвать вас, дядя.

— Ах, если бы!.. — с чувством воскликнул лорд Парр.

— Если б не лето, если б хотя бы раз или два затопили камин, я бы сожгла ее. Но я колебалась, и дни растянулись в недели. А потом, десять дней назад, я открыла сундук и увидела, что книги нет. Она пропала. — Королева покачала головой, и я понял, каково было ее потрясение.

— Когда вы видели ее последний раз? — осторожно спросил я.

— В тот самый день. Днем я просматривала ее, размышляя, не внести ли какие-нибудь изменения, чтобы ее можно было опубликовать. А потом, к вечеру, король вызвал меня в свои личные покои, и мы разговаривали с ним и играли в карты почти до десяти. У него болели ноги, и ему нужно было отвлечься. Позже, перед сном, я хотела достать ее, посмотреть, чтобы направить мои молитвы, но книги уже не было.

— Были какие-нибудь признаки, что замок вскрывали?

— Нет, — ответила Екатерина. — Никаких.

— Что еще было в сундуке, Ваше Величество?

— Кое-какие драгоценности. Унаследованные от моего второго мужа и его дочери, дорогой Кэтрин Невилл, которая умерла этой весной. — Лицо королевы исказилось печалью.

— Все эти драгоценности немало стоят, — сказал лорд Уильям. — Но не исчезло ничего, кроме рукописи.

Я задумался.

— Сколько времени прошло после этого до… м-м-м… инцидента между Ризли и королем?

— Три дня. — Королева горько усмехнулась. — У меня есть причина хорошо помнить недавние дни.

— Моя племянница сразу же сообщила мне, — сказал Парр. — Узнав о существовании этой книги и о случившемся, я пришел в ужас.

Я перевел взгляд на этого старого человека.

— Насколько я представляю, природа кражи делала затруднительным проведение расследования во дворце.