Возвращение под небеса (СИ) - "Зетт Катэсса" - Страница 63

Вебер подмигнул мне, и я смущенно улыбнулась ему в ответ.

-- Можешь оценить мою внимательность, -- сказала я, разводя руками.

-- Первым делом именно это я и сделал. Ты быстро учишься, птенец. Это тебе еще не раз пригодится...

Вебер неожиданно замолк на полуслове. Он уставился куда-то вперёд. В его глазах я заметила такой живой интерес, что сразу же обернулась, собираясь посмотреть, что это такое там случилось. Но на самом деле ничего не случилось, просто в кабинет вошла Женя. Девушка не сразу обратила внимание на Вебера, а когда заметила его пронзительный взгляд, обращенный на неё, то даже как-то потерялась. Признаться, я ещё никогда не видела Женьку такой растерянной. Соболева застыла на месте, начиная стремительно краснеть. Ещё некоторое время они с Вебером всё смотрели друг на друга, так словно нас всех тут вообще не было, а были только они вдвоем. Я ухмыльнулась. Так-так...

Громко залаяла одна из собак Вебера, прервав шепоток собравшихся в кабинете. Скрипнул старый паркет. Громыхнули стулья. Все стали садиться за стол архонта. Женька быстро прошла к отцу и села между ним и Крэйном. Я уселась на своё место между папой и Вебером, и отец, приобняв меня, поцеловал в лоб.

-- Итак, пожалуй, начнем, -- радушно произнес Михаил. Он покрутил коробок спичек в своих длинных пальцах, затем положил его на стол. Они с Вебером переглянулись и Михаил продолжил: -- Для начала хочу сказать, что мне очень приятно, что ты, Саша, согласился помочь нам.

-- Всегда пожалуйста, -- отозвался Вебер, кивнув.

-- В общем, как ты уже знаешь, мы позвали тебя для того, чтобы помочь нам разрешить наши некоторые проблемы.

-- Цистамин, -- просто сказал Вебер. Он усмехнулся, кинув на меня быстрый взгляд. -- Я в курсе.

-- Да-да, именно, -- на одном дыхании произнес мой папа, поднимая ладони над столом и тут же опуская их. Он быстро посмотрел на Михаила, затем поднял руку в знак извинения. -- Прошу прощения, что перебиваю... Просто для меня это особенно важный момент. Если позволишь, Миша...

Михаил кивнул, выражая категорическое согласие.

-- С превеликим удовольствием.

-- Замечательно, -- отозвался мой отец, и Вебер перевел на него взгляд. -- Итак, Александр, если можно, я задам Вам несколько вопросов.

-- Валяйте.

Началась достаточно долгая дискуссия моего отца с Вебером, в которой обсуждались вопросы и ответы, касающиеся цистамина: насколько чистый состав у предлагаемого вещества, насколько хороши условия его хранения, проверенный ли источник, содержащий вещество, и прочее, прочее в этом духе. Когда обсуждение было закончено, мой отец с большой радостью сообщил нам, что его абсолютно всё устраивает.

-- Александр, мы понимаем, что с нашей стороны было бы как минимум невежливо просить Вас о помощи без ответа, -- сказал папа, проводя рукой по тёмным волосам и тем самым взъерошивая их ещё больше. -- Поэтому, в свою очередь, как только наша работа будет завершена, в качестве оплаты я хочу предложить Вам первую проверенную и испытанную партию лекарства.

Папа посмотрел на Соболева, и тот кивнул ему. У Вебера округлились глаза, он удивленно присвистнул.

-- Ну, ничего себе, -- сказал он довольно. -- Раз так, то по рукам без обсуждений.

-- Замечательно! -- ответил мой отец, широко улыбаясь.

Он поднялся из-за стола одновременно с Вебером, и они пожали друг другу руки.

-- Что ж, -- произнес Михаил. -- Если все в порядке, теперь давайте обсудим саму операцию. И, соответственно, мой самый первый вопрос: кто же владелец материала?

-- Цистамином владеет Бест, -- просто сказал Вебер, и я обескураженно вскинула брови.

На мгновение у меня перехватило дыхание. Бест?! Тот самый Бест?! На некоторое время в кабинете архонта Купола повисла гробовая тишина. Соболев сверлил взглядом Вебера, с немалым удивлением на него же смотрел и мой отец, а Крэйн... Я видела мимолетный взгляд Крэйна, скользнувший по мне. Взгляд -- острый, как кинжал. Я знала, почему он так посмотрел на меня: Антону ужасно не нравилась вся эта история с чрезвычайно внимательным отношением Беста ко мне. Я молча опустила лицо. Мои глаза были устремлены на темные узоры татуировки, выглядывающие из-за рукава старого свитера. Если честно, меня почти до онемения поразило происходящее.

-- Вряд ли Бест захочет просто так с нами разговаривать, -- сказал Соболев тихо.

Он прочистил горло и переглянулся с моим отцом.

-- Да уж. -- Вздохнул папа, разочаровано почесав переносицу. -- Вряд ли Бест вообще захочет с нами разговаривать после того, как его люди не очень-то дружелюбно вступили в перестрелку с нашими ребятами, если я правильно помню, на улицах Москвы.

-- В тоннелях метро под Москвой, -- поправил Крэйн, он переглянулся с моим отцом, затем кинул взгляд в сторону Вебера. -- С нашей стороны обошлось без жертв, а им как раз досталась хорошая порция пинков. В любом случае, вести дела с Бестом -- последнее дело. Тем более торговаться с ним и подкармливать его шайку.

-- К сожалению, у нас нет выбора, -- вновь тяжело вздохнув, добавил мой отец. -- Без цистамина наше дело встанет. Не говоря о том, что это очень хорошая партия цистамина, судя по описанию Александра.

-- Значит, нужно серьёзное основание, чтобы Бест захотел иметь с нами дела, -- сказал Михаил.

Вебер снова усмехнулся.

-- Вот ваше серьёзное основание, сидит рядом со мной, -- сказал наёмник. -- Бест оставил Маше подарок на запястье правой руки: его знак, с которым вы без всякого труда сможете к нему заявиться, и никто вас не остановит. Пока с вами Маша, конечно.

-- Хм, а я ведь об этом даже не подумал, -- пробормотал Михаил, глядя на меня. -- Ведь действительно этот удивительный порыв Беста помочь Маше может нам сейчас здорово сыграть на руку...

Я покраснела. Теперь в мою сторону смотрели абсолютно все. Я поёжилась -- меня не оставляло ощущение, будто бы, я была не просто не в своей тарелке, а красовалась где-то в не своей супнице, да ещё и на центральном столе в приёмной. И если взгляды всех присутствующих, обращенные на меня, были нейтрально-любопытствующими, то взгляд Крэйна был наполнен невыносимо тяжёлым и резким негодованием.

Трещины в асфальте и ямки между плитами поросли густой травой: желтой, бурой и даже зеленой. Стены бледно-голубого особняка, который некогда отстроил себе какой-то богач в густом лесу под Звенигородом, заросли полусухим плющом. Особняк был красивым: не помпезным, но изящно великолепным: с серыми балюстрадами у длинных лестниц, растрескавшимися колоннами у парадного входа и коваными балкончиками у французских окон второго этажа.

Ветви многочисленного кустарника, разросшегося в саду, перепутались с кручеными лианами дикого винограда. Дорожки из белого камня, спрятавшиеся под низкой порослью какого-то бледно-жёлтого растения, были усыпаны полуживой листвой.

Природа здесь казалась живой.

Деревья, никого не боясь, шелестели своими могучими кронами, и в их ветвях, как и в ворохе подгнивших листьев на земле, копошились дикие птицы в поисках сладких семян. Местное зверьё вообще не особо боялось людей, впрочем, им не привыкать.

Я мигнула. В глазах рябило от ярко-алого: здесь все поросло красным мхом, даже кованые ворота. И это ещё раз указывало на то, каким же всё-таки таинственным и сказочным, до дрожи пугающим было это место. Впрочем, таким же, как и сам Бест.

Упомяну, между прочим, что я уже не раз слышала о том, что на самом деле Бест занимал поместье, которое когда-то давно, в довоенное время принадлежало его семье. И что Бест вовсе никогда и не стремился занять усадьбу Введенское, но мечтал стать полноправным хозяином своего родового гнезда. Где была правда, а где ложь, никто не знал, пожалуй, кроме самого Беста.

Я вздрогнула, когда в восточной части леса завыла собака, а за ней и ещё одна. Голодные и озлобленные они бегали где-то недалеко от территории усадьбы, ища пропитание. Я едва заметно потёрла ладони друг о друга, пытаясь согреть руки - ну и холод.