Кривич (СИ) - Забусов Александр - Страница 96

   Люди, живущие в погосте, слыли не только купцами, ремесленниками, смердами и слугами, но и воинами. Оторванность их от больших городов создавала необходимость заниматься сельским хозяйством, охотиться, ловить рыбу, разводить скот. Что касается скота и коней, то в погосте содержались в конюшнях и княжеские кони для транспортировки дани, и скот для прокорма приезжающих данников. Воск, мед, пушнина, жито, собранные для повоза, хранились в крепкой постройке за детинцом. Мясо, рыба, прочий харч - в глубоких погребах с ледниками. Фураж и зерно - в срубных клетях и сеновалах. Все под неусыпным глазом княжеских людей.

   Погост с его постройками, оборонительным тыном, примыкавшими к нему селами и пашнями, где вели свое хозяйство смерды, вольные людины и прислуга, поддерживающая порядок в погосте наровне с воями, представлял собой как бы микроскопическое полусамостоятельное государство, стоявшее в известной мере над крестьянскими мирами-вервями местного коренного населения. Когда-то каждый погост, каждый узел государственной сети был связан с соседними становищами, а все погосты в целом представляли собой живую связь столицы с отдаленными окраинами. Гонцы из стольных градов могли получать в каждом погосте свежих коней, чтобы быстро доехать до следующего погоста, иные вести передавались от погоста к погосту самими их жителями, лучше гонцов знающими дороги, местные топи и гати. Ежегодные набеги печенегов на южные рубежи государства, сильно порушили эти связи, ослабили их. Даже количество смердов уменьшилось. Смерды - это не все крестьянское население, а определенная часть его, близко связанная с княжеским доменом, подчиненная непосредственно князю, в какой-то мере защищаемая им и обязанная нести определенные повинности в пользу его. Смерды платили дань. Наиболее почетной их обязанностью была военная служба в княжеской коннице, ставившая смердов на одну ступень выше обыкновенных крестьян-общинников. Смерды пахали землю, проживали в селах, а приписаны были к погостам.

   Погостный боярин Михайло Твердиславович проснулся рано. Мало того что поздно лег, так еще и спал погано. Не давало покоя боярину состояние души, с коим приехал два дни тому из Переяслава.

   Ох, и попинала ему великая княгиня на его нерадивую службу в пограничье. Ругала, мол, не проявляет он бережения к доверенной ему вотчине. И тати по дорогам ватагами ходють! До чего дело дошло, что в самом Киеве про атамана Мизгиря каждый ведает, словно он князь какой. А, что он сделает, ежели этого самого Мизгиря никто в лицо не видал. Кто видел, тот уж давно мертв. Ни старого, ни малого не пожалеет разбойник, изувер, висельник. Прости Господи! Вот и по поводу веры попеняла княгиня Ольга. Баит, с языческими колдунами боярин борьбу не ведет. А столичные чернецы, греки, те и рады масла в огонь подлить, жалуются, что на церкву мало подают. Он, что, силой заставит? Людишки обнищали, так в надежде на лучшую долю, не токмо в церковь ходят молиться, еще и к родовым богам обращаются, к волхвам за советом бегают, здоровье у знахарок поправляют. Как быть, ежели он и сам в дороге спиной маялся? На жаре вспотел, а ветерком и проняло! Не к попу же бечь? У того ответ известен: "Смирись, Бог каждому за грехи воздает!". Так, что, он терпеть будет? Ну и позвали по его приказу бабку Дарицу. Так вот беда! Как он ее, патлатый черт, только углядел? Господи, прости мя грешного! Не к добру нечистого вспомнил! Так, вот углядел же. Пришел в своей длиннополой рясе с попреками. Теперь и спина болит, и бабку не ко времени прогнали, и чернец надулся, обиду затаил. Чего доброго накатает опять столичным воронам жалобу на него.

   -Любава! - позвал ключницу стоя в светлице. - Любава! Где тя носит с ранья?

   Жену и двух дочерей на выданье оставил в Переяславе, в приграничных областях неоткуда было женихам взяться, а так, может чего и сладится. Его Добрава, женщина с характером, дом и дворню держала железной рукой, без нее распустился народец, страх потерял.

   -Любава!

   По теремному коридору послышались легко узнаваемые, семенящие шажки старухи и в комнату тенью впорхнула престарелая ключница.

   -Здесь я, батюшко. Чего так рано поднялси?

   -Квасу подай, да вели, чтоб Ингвара и Снежана позвали.

   -На стол накрывать?

   -Нет. Вернусь тогда и снедать буду.

   Озабоченный состоянием дел в погосте, незримыми княжими наушниками, обидой на него священника Григория и еще всякими другими проблемами, про которые ранее даже не задумывался, боярин вместе с сотником погостной дружины и вирником, пеше вышел из детинца в городище, по пути слегка кивая своей окладистой бородой встречным мужам, достойным его внимания. Направились прямиком на рынок, к этому времени находившийся в самом зените торговли.

   -Так, что княгиня? - по дороге спросил скандинав.

   -Недовольна службой, - скривившись от вопроса и боли в спине Михайло Твердиславич. - Какой-то мой тайный недоброжелатель наговорил, что погостная дружина не восполнена, а те, кто только что взяты, воинских навыков не ведают, обратно таки, зброя и брони плохи, боевые кони - клячи, из под плуга взятые. Десятники твои, Ингварь Скедьевич ленивы непомерно.

   -Навет это все боярин! - возмутился сотник. - Занятия с молодью ведутся. Лошади и зброя, тут да! Так ведь и то! Когда в остатний раз на се серебро давалось? А? А степняков мы сами отбили! Без всякой помощи княжей дружины!

   -Дак, ведь два года уже прошло. На дорогах тати шалят, купцам ни пройти, ни проехать. Дозоры, разъезды ты по дорогам пускаешь?

   -Ну...

   -Пускает, боярин, - встрял в разговор Снежан. - Только они далее десятка верст от погостных сел не ездят.

   -Во-от! - встав столбом, поднял вверх указательный перст княжеский наместник. Зато Мизгирь со своими татями не ленится. Сегодня глянем, каково на сей день воинство в Ряшицах. Не держу тебя сотник боле, выстроишь мне на показ все свое воинство после полудня.

   -Тут ты прав батюшка боярин, - Снежан после ухода сотника, придвинувшись, почти зашептал в ухо наместнику. - Ингварь со товарищи в пьянстве погрязли, своим идолам молятся, насмехаются над богом единым, молодь обучают плохо. Давно пора приструнить.

   Боярин сдвинул брови.

   -Ты думаешь, на тебя нареканий нет? Есть. Окрестный люд давно мне жалуется на всю вашу шатию-братию. В грехах погрязли, мзду берете непомерную. Чего встал? На торг идем. Грешен и я, последний год распустил вас всех, отдал на откуп ваш урок, а оно вона как повернулось. Чую, сгонит княгиня с насиженного места!

   -Избави бог, он не допустит того!

   Почти у самого рынка, на подступах к базарной площади столкнулись с Глебом Вихоревичем, направлявшемся в сторону лабазов, купцом по местным меркам богатым и уважаемым, водившим в края чужедальние струг с товаром, имевшим лавки в городах стольных, но часто заезжавшим и в Ряшицы.

   -Ба-а! Кого я вижу!? Михайло Твердиславич, а мне донесли, что ты у княгини в столице. Думал, не увижу тя в сей, свой приезд в погост.

   -Считай, не обманули, два дни как из стольного града. Ты-то каким ветром до нас?

   -Добрым. Правда пришлось крюк делать, ну да он того стоит. На то и фарт купецкий, чтоб оборотисто товаром распоряжаться.

   -Ты иди Снежан на торг. Догоню. - Михайло мотнул головой в сторону торговых рядов, а когда тот удалился, снова перевел свой взгляд на купца, спокойно ожидавшего собеседника в палатах которого был частым гостем. - Откуда ныне, что повидал, что скажешь?

   -Плавал в беловежье, город ныне имеет крупное торговое значение. Ты бы видел как Белая Вежа выросла в размерах, вокруг нее образовалось несколько посадов. Торговля отменная, товар стекается туда и с полуденных территорий Руси, с восхода и с земель полуночных.

   -Да, сказать по правде я его и ране-то не видал. Вот с твоих слов знаю, что есть такой. Кому он принадлежит?

   -Ранее град был под Каганатом, но это давно, ныне-же в Черниговском княжестве обретается и многого достиг, наравне с Тьмутараканью. После беловежья, посетил новую факторию Тана, вокруг которой так-же появились славянские поселения. Это уже Приазовье. Вот там повезло, хороший товар взял, так в Тмутаракань и не пошел. Зачем?... С товаром, да сразу на Русь.