Кривич (СИ) - Забусов Александр - Страница 82

   Потчуя боярина и его командиров у себя в избе, жена старейшины Веселина, немолодая женщина, смахнув слезу, вопросила боярина:

   - Стало быть, дружину ты свою привел, чтоб не дать поганым, русичей в рабство увесть?

   Монзырев открыв рот, слово сказать, не успел, как старейшина недовольно выговорил женке:

   - Все тебе, старая, про военные дела знать потребно. Понимать должна, глупая баба, не твоего бабского это ума дело.

   - Одно обещать могу тебе, Веселина, - уважительно глянул в глаза женщине Монзырев, - в селище ваше печенегов не допустим. Живите спокойно.

   Обосновав базу у села, Монзырев соединился с пешей ратью воеводы Улеба, и в этот же день перекрыл пограничный коридор конными разъездами и выездной разведывательной сетью. А, уже вечером, Монзырев, как снег на голову, свалился на печенежский обоз. Стремительным ударом было уничтожено до пятидесяти кочевников, живых, как уже было заведено, в полон не брали. Обоз с награбленным составлял двадцать восемь телег загруженных рухлядью и съестными припасами. Сто четырнадцать молодых женщин и мужчин были освобождены. Едва навели порядок на местности, уничтожив следы своего присутствия, как скрытые пикеты донесли, что следом движется второй обоз, гораздо больше первого. Ощущая немалую свою численность, печенеги следуют совершенно беспечно, не имея даже передового дозора. Скорее всего на поведение степных разбойников оказывало влияние близость Дикого поля, "запах" очагов родных стойбищ.

   Улеб вопросительно глянул на Монзырева.

   - Будем брать караван, Гунарович? Не пропускать же его в степь.

   Одобрительная улыбка легла на лицо в старого варяга.

   - Что, думал, пропущу копченых?

   - Так, ведь только что бой принимали.

   - Вот, что, воевода, выдвигайся со своей пешей дружиной в селище. Убери, из него посёльщиков и жди ворогов. Бой принимай в самой деревне. Андрей, мы для затравки тебя пустим, воспользуемся тактикой копченых. Ты, со своими орлами им дорогу-то перейдешь, да рви когти в Рыбное, якобы случайно напоролся и убегаешь. А мы тут со Ставкой, обозом конкретно займемся, после того, как его оприходуем, вам подсобим.

   - Принято, командир.

   Когда существенное число печенегов, погнавшись за воропом, скрылись из вида, Монзырев обождал еще какое-то время и подал знак дружине на атаку каравана. Ударили разом, подняв лошадей из высокой травы и, выскочив из небольшой балки. Ошарашенные кочевники, ощущавшие себя практически дома, все же попытались оказать сопротивление. Их численность составляла до сотни человек, но удар был настолько могуч, что печенегов опрокинули и порубили в течение считанного десятка минут. Те из степняков, кто не принял бой, попытался сбежать, их гнали до тех пор, пока последний разбойник не свалился на землю со стрелой в спине. Преследователи на запаленных конях, вернулись к каравану. Сорок телег с добром досталось победителям.

   Радость попавших в неволю русских людей, и тех, кто их из этой неволи освободил, была неописуемой. Заниматься захваченным обозом и освобожденными людьми у Монзырева времени было мало, бой еще не завершен. Оставив на Ставку и его лесовиков обоз, полон, раненых и убитых русичей, боярин с верховыми дружинниками метнулся в Рыбное.

   Успел Монзырев лишь к шапочному разбору. Когда его конники въезжали в деревню, люди воеводы добивали последних печенегов, а Андрюха, где-то гонялся за одиночками, чудом прорвавшимися в степь.

   Уже по темноте к околице селения подъезжали телеги второго каравана, подходили освобожденные людины, вернулся Ставка с северянами. На освобожденных страшно было смотреть, не один день печенеги гнали полон, не озаботившись о его пропитании. Кто ослабев, не мог выдерживать нагрузок дороги, добивались, оставляя тела на пути следования, степные хищники осуществят приборку. Ненависть у выживших зашкаливала разум, мужчины просили дать им оружие, чтобы участвовать в следующем нападении на печенежские обозы. Сам, Монзырев почувствовал, с какой любовью смотрят на него жители Рыбного. На памяти живущих у реки людей, того, что происходило сейчас вблизи их селища, не было никогда.

   Вызвав Рыжего, Анатолий приказал ему загружать рухлядью дракар, забирать освобожденных людей, сколько сможет разместить на судне, и с одними гребцами отправляться в Гордеев городок. Третью часть добычи, добросовестно отдал северянам, чему Ставка, это было "написано большими буквами" на его лице, остался весьма доволен.

   В таких боях местного значения промелькнуло три дня. Нельзя сказать, что победы давались легко, в дружине были раненые и погибшие, но ни один печенег, следовавший с караваном, не прорвался в родную степь.

   Последующие два дня прошли в пустом ожидании, обозов не наблюдалось, и Монзырев стал приходить к выводу, что печенеги пускают караваны по какому-то другому, неизвестному ему маршруту. Пора было снимать посты наблюдения и уходить восвояси. Однако рано поутру ему доложили, что в направлении Дикого поля, быстрым маршем движется караван в сопровождении полутора сотен кочевников, причем полона при нем нет. Движется по всем военным правилам, с передовым дозором и замыканием. Погонщики нахлестывают запряженных в подводы лошадей так, будто кто-то за ними гонится. Времени на обдумывание действий не было вовсе и Николаич пошел по накатанному пути, устроив уже классическую в этой местности засаду, введя все свои силы в бой. Дело было решено стремительностью и натиском. Прикрытие каравана, попытавшееся дать отпор русичам, было порублено и постреляно. Дружинники собирали трофеи и наводили порядок на месте боестолкновения, маскировали следы прошедшего мероприятия, когда со стороны северного направления прискакали вои, оставленные в дозорном пикете.

   - Батька! - остановил взмыленную лошадь старший пикета, десятник Верещага. - Версты три отсель, войсковой отряд идет. Мы близко не подходили, поэтому, кто и сколько не рассмотрели, но по конскому топоту - их много.

   - Командиров ко мне, срочно! - отдал распоряжение Мишке Монзырев, и тот сорвался с места в карьер, поскакал оповестить всех начальствующих людей о срочном сборе.

   - Вот, что, братья, в скорости бой принять придется и стоять нам здесь, не пропуская ворога. Стройте людей в боевые порядки, какие в родном городище отработали, сейчас проверим на практике, выдюжим ли удар кочевников на открытом месте.

   Широченная поляна, к которой с одной стороны примкнула балка поросшая дубами и кустарником шиповника, была перегорожена поперек дружиной. Монзырев поставил конный отряд северян впритык к самой балке, кроме щитов, те не имели почти никакой бронной защиты. В заросли распорядился загнать телеги обоза, перед которыми в сторону приближающегося врага, прикрывшись большими щитами, ощетинились пиками пешцы Улеба. Если удар будет силен, они всегда могут уйти за тележные платформы и оттуда продолжить бой. Левый фланг, перегородивший поляну строгой железной линией застывших, окольчуженных кривичей на лошадях, спокойно без суеты ожидал приказов своего боярина. Люди настолько привыкли к тому, что он знает что делает, что еще до столкновения верили в свою победу. Нетерпеливо переступали и звенели сбруей застоявшиеся кони. Монзырев на пару с Мишкой выехал к центру строя своего воинства, выказывая спокойствие командира, поворотил коня мордой к неприятелю. Все застыли в ожидании.

   На самом пике нервного подъема произошла непредвиденная ситуация. Из-за опушки балки, вдруг выскочило два десятка всадников в холщовой одежде, окрашенной под камуфляж. Первыми их заметили северяне. Ставка развернул две крайних шеренги в сторону непонятно чьих людей, подал сигнал опасности пешцам, а те уж оповестили ковалерию. Напряженность живой стены готова была выплеснуться наружу в любой миг. Достаточно было окрика или жеста и в неизвестных воев полетят сотни стрел и арбалетных болтов.

   - Николаич, команди-ир! - стремительно приближаясь, заорал до боли знакомым голосом лысый предводитель неизвестных всадников, обросший щетиной колючек на щеках и бороде при длинных вислых усищах. - Своих, не признал?