Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1 - Судоплатов Андрей Павлович - Страница 12

В 1927 году П. Я. Зубова направили в резидентуру внешней разведки в Стамбуле, где он работал под прикрытием сотрудника консульского отдела полпредства СССР под именем П. И. Гришина. За годы служебной командировки, которая завершилась в 1930 году, он характеризовался как «один из лучших и ответственных оперативных работников резидентуры, добившийся высоких результатов».

В 1930–1931 годах Зубов вновь работал в Закавказском ГПУ. Принимал активное участие в ликвидации кулацких банд в Грузии и Абхазии. За этот период коллегия ОГПУ дважды награждала его: именным оружием и Почетной грамотой «За беспощадную борьбу с контрреволюцией».

В июле 1931 года Зубов был направлен в парижскую резидентуру в качестве оперработника, где находился до мая 1933 года. Занимался разработкой антисоветской грузинской эмиграции. Приобрел ряд источников информации в грузинских эмигрантских кругах. Внедрял агентуру в эмиссарские группы грузинских меньшевиков, засылавших своих людей на Кавказ для ведения подрывной работы.

В Париже он приобрел источник информации, который был им внедрен в ближайшее окружение лидера грузинских меньшевиков Ноя Жордания. Через этот источник резидентура регулярно получала материалы загранбюро меньшевистской партии Грузии, сведения о подготавливавшихся ею террористических акциях.

Благодаря целеустремленной работе Петра Зубова парижская резидентура вскрыла и в дальнейшем успешно контролировала подготовку английской разведки к проведению крупной террористической операции на Кавказе под кодовым наименованием «Диверсия». В результате планы англичан по дестабилизации обстановки в этом регионе были сорваны.

Этим же разведчиком по агентурным каналам была вскрыта и нейтрализована террористическая группа, созданная грузинскими меньшевиками для совершения покушения на Сталина. П. Я. Зубовым разрабатывались и другие антисоветские эмигрантские группы, направлявшиеся в Грузию для организации повстанческою движения.

За время работы в Париже он также приобрел еще один ценный источник информации, от которого на регулярной основе поступали разведывательные сведения по Ирану и Турции.

По завершении служебной командировки в Париже П. Я. Зубов с 1933 по 1937 год работал в центральном аппарате разведки. В апреле 1937 года был направлен в резидентуру внешней разведки в Прагу в качестве оперативного работника. Здесь он под фамилией Н. В. Привалова находился до 1939 года под прикрытием второго секретаря посольства.

В период Великой Отечественной войны П. Я. Зубов руководил подготовкой и заброской в тыл врага специальных разведывательных групп для сбора сведений о дислокации немецких войск, стратегических замыслах германского командования.

В 1946 году П. Я. Зубов был уволен в запас по состоянию здоровья. За заслуги в деле обеспечения государственной безопасности полковник Зубов награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, а также многими медалями.

Сообщения, появившиеся ранее на Западе, в которых Эйтингону приписывалась важная роль в проведении операции похищения в 1937 году в Париже генерала Миллера, руководителя РОВСа («Русский общевоинский союз»), не соответствуют действительности. Похищен он был при участии эмигрировавшего в Париж генерала Скоблина (кодовая кличка Фермер), действовавшего под непосредственным руководством Шпигельгласа. Скоблину удалось заманить Миллера на явочную квартиру НКВД, где якобы должна была состояться его встреча с офицерами германской разведки. Там он и был задержан. В связи с исчезновением Миллера французские власти заявили решительный протест советскому послу во Франции, настаивая на том, что тот был на самом деле похищен и доставлен на борт советского судна. Они даже угрожали послать свой эсминец для перехвата в море советского судна. Наш посол Суриц категорически отверг все обвинения, предупредив французов, что они понесут ответственность, если мирное советское судно будет остановлено и обыскано ими в международных водах. В любом случае, по словам посла, генерала Миллера там все равно не найдут. В результате советское судно не было задержано и благополучно проделало свой путь от Гавра до Ленинграда.

Миллер был доставлен в Москву, где его допрашивали, он отказался подписать обращение к белой эмиграции о прекращении борьбы с советской властью, был судим и расстрелян в 1939 году на Лубянке. Его похищение наделало в то время много шума. То, что генерала удалось обезвредить, привело к развалу всей организации бывших царских офицеров, сорвав планы их сотрудничества с немцами в войне против нас.

Скоблин между тем бежал из Парижа в Испанию на самолете, заказанном для него Орловым (когда Орлов в 1938 году бежал, он сохранил золотое кольцо Скоблина в качестве доказательства своей причастности к этому делу). Сам Скоблин погиб во время воздушного налета на Барселону в период гражданской войны в Испании. Его женой была известная русская певица Надежда Пле-вицкая, поддерживавшая связь с НКВД. Она не подозревала, что Шпигельглас руководил операцией по захвату Миллера, и считала его другом своего мужа. Она только знала, что Шпигельглас (Дуглас) был связан с советскими представителями и поддерживал их материально. Ее арестовали во Франции за соучастие в похищении Миллера и приговорили к двадцати годам каторжных работ. Она умерла в тюрьме в 1944 году. Если бы Скоблин проводил эту операцию, как пишут некоторые «знатоки» истории нашей разведки, с ведома немцев, то Плевицкая была бы освобождена ими, или, во всяком случае, немцы обязательно попытались бы ее использовать, чтобы выйти на связи нашей разведки во Франции.

Е. К. Миллер был похищен 22 сентября 1937 года. А уже 29 сентября он вручил своему следователю во время первого допроса во внутренней тюрьме на Большой Лубянке торопливо написанный карандашом лист бумаги и попросил немедленно отправить его жене в Париж.

«Дорогая Тата, крепко тебя целую, не могу тебе написать, где я, но после довольно продолжительного путешествия, закончившегося сегодня утром, хочу написать тебе, что я жив и здоров и физически чувствую себя хорошо. Обращаются со мной очень хорошо, кормят отлично, проездом видел знакомые места. Как и что со мной случилось, что я так неожиданно для самого себя уехал, даже не предупредив тебя о более или менее возможном продолжительном отсутствии, Бог даст, когда-нибудь расскажу, пока же прошу тебя поскольку возможно взять себя в руки, успокоиться, и будем жить надеждой, что наша разлука когда-нибудь кончится. О себе, конечно, ничего писать не могу. Скажу только, что вышел я из Управления около полудня без пальто, так как было тепло и я предполагал через час-полтора вернуться. Здесь, где я нахожусь, хотя погода отличная, но все же уже свежевато; мне дали отличное новое пальто, новую фуфайку, кальсоны и шерстяные носки. Так что и в этом отношении можешь не беспокоиться. Я надеюсь, что смогу указать адрес, по которому можешь дать мне сведения о здоровье своем, детей, внуков. Крепко тебя, мою дорогую, целую и молю Бога, чтобы вся эта эпопея закончилась благополучно. Горячо любящий тебя (подпись)».

В ближайшие дни генерал, помещенный в наиболее строго охраняемую одиночную камеру № 110, вероятно, еще надеялся, что ему удастся дать знать о себе и успокоить близких. Он тогда же пишет письмо (на такой же бумаге и, видимо, тем же карандашом) начальнику канцелярии РОВС генералу Кусонскому:

«Дорогой Павел Алексеевич, сегодня прошла почти неделя, когда я, прощаясь с Вами в начале первого часа дня, передал Вам письмо, прося его прочесть, ежели я часа через полтора-два не вернусь. Было у меня какое-то подсознательное предчувствие, что меня НВС (Н. В. Скоблин) увлекает, м. б., на что-то опасное. Но, конечно, ничего подобного происшедшему я не ожидал и в мыслях не имел. Писать Вам о том, что и как произошло тогда во вторник, как и где я нахожусь сейчас, я, конечно, не могу, ибо такого содержания письмо несомненно не было бы Вам послано. Совершенно я не знаю, что и как произошло в Париже после того, как я «выбыл из строя». Хочу же написать Вам только по вопросам частного и личного характера, касающимся других лиц, совершенно не причастных ни к какой политике…»