Немеренные версты (записки комдива) - Джанджгава Владимир Николаевич - Страница 26

— Полковой инженер капитан Мысин вместе с саперами постарались.

— Правильно поступил твой инженер, — одобрительно кивнул Афанасий Никитич. — Когда имеется возможность, надо стараться создавать хотя бы минимально сносные условия жизни для бойцов и командиров. А то почти два года воюем так, что из земли и снега не вылезаем. Даже помыться по-человечески не могли. Надеюсь, о размещении личного состава тоже позаботились?

— Еще бы! И о размещении позаботились, и о помывке, и печи для просушки одежды, обуви сложили.

— Очень хорошо, коли так, — присаживаясь к столу, сказал комдив.

По началу разговора можно было понять, что комдив приехал в полк просто узнать, как идут дела. Он даже охотно согласился вместе поужинать. Штабной повар Закир Ахмедович Хамидулин, которого все звали почему-то Ахадедом, сразу же сообразил: раз приехал комдив, надо приготовить для гостя хороший ужин. А готовить он умел отменно. Не зря до войны несколько лет проработал шеф-поваром в ресторане города Казани. Даже в самой трудной обстановке он не забывал постирать и погладить свой белый халат и поварской колпак. Только явно был не в ладах с уставом, не очень разбирался в военной субординации.

Появившись в блиндаже, несмотря на присутствие генерала, обратился прямо ко мне:

— Ужин готов, товарищ подполковник! Можно подавать?

В ту пору фронтовики получали из различных уголков страны посылки. Их слали воинам совершенно незнакомые люди, но каждая такая посылка воспринималась как подарок от близкого и очень дорогого человека.

Весной сорок третьего в полк пришли посылки от трудящихся Грузии. В одной из них оказалось вино, коньяк, несколько чурхчел, которые Афанасий Никитич, увидев впервые, называл «сладкой колбасою».

Ахмед поставил на стол бутылку грузинского коньяка, жареную картошку в масле, отварное мясо и какие-то другие закуски.

Ужин Афанасию Никитичу понравился. Видно, понравился и повар Ахмед. Когда он снова пришел, чтобы убрать посуду, комдив поблагодарил его за картошку «по-казански» и обращаясь ко мне, сказал:

— У нас в штабной столовой нет хорошего кулинара. Отдай-ка ты этого молодца нам. Впрочем, пусть пока остается в полку. Потом захватим его с собой, когда придет приказ о твоем назначении в дивизию. — И тут же пояснил: — Мой заместитель пошел на повышение. А мне без молодого, энергичного помощника в делах никак нельзя. Вот я и рекомендовал Николаю Павловичу Пухову назначить на эту должность тебя.

…Через несколько дней прибыл преемник — подполковник Николай Николаевич Оноприенко. Среднего роста, стройный подтянутый, лет на пять моложе меня. Несмотря на молодость внушал к себе уважение и доверие.

Сдача полка подполковнику Оноприенко не заняла много времени. 4 апреля 1943 года я уже прощался с полковыми товарищами. И хотя оставался в том же соединении, все же грустно было расставаться с теми, кого по-настоящему полюбил, с кем бок о бок принимал участие в тяжелых боях.

Оборонительный рубеж на северном фасе Курской дуги… Как он строился, что представлял собой в канун великого Курского сражения?

В военном лексиконе имеется много определений. Оборона была глубоко эшелонированной, противотанковой и противопехотной, устойчивой, надежной. Все, безусловно, так. Однако это лишь общепринятые определения, а под Курском на предполагаемом направлении главного удара врага была создана прочная уникальная оборона, не имевшая равных в истории войн.

Когда мы вместе с начальником инженерной службы дивизии майором В. П. Егоровым впервые выехали на рекогносцировку местности, перед нами предстала картина далеко не утешительная: открытое поле без каких-либо пригодных для длительной обороны высот, две жиденькие рощицы неподалеку от Подолян и Гнильца… Единственное утешение — овраги. Они пролегали параллельно переднему краю, через каждые 3–4 километра. Овраги эти были удобными для размещения артиллерийских, минометных подразделений и укрытия личного состава.

Выбора не было. Решили создать всевозможные фортификационные сооружения именно здесь, на открытой всем ветрам, на далеко просматриваемой и, казалось поначалу, легко доступной для танков врага местности.

Комдив требовал: оборона должна быть самой мощной и надежной, непреодолимой ни для танков, ни для артиллерии, ни для пехоты.

— Сумеем выстроить такую оборону, оснастить ее мощными огневыми средствами, как можно глубже зарыться в землю, — тогда нам никакой черт не страшен.

Примерно в таких же словах выражал свои требования и начальник инженерной службы армии полковник Захар Иосифович Колесников. Он напомнил о жесткости сроков. Все работы было приказано провести быстро и качественно. К участию в них были привлечены стрелковые подразделения, воины инженерно-саперного батальона дивизии, которым командовал майор И. А. Педь, саперы полков, связисты.

Это было воистину сражение за железную оборону. Оно не прекращалось ни днем ни ночью. Когда одни группы воинов получали разрешение на короткий отдых, их заменяли другие. Все земляные работы производились вручную кирками лопатами. Поистине неиссякаемой была энергия руководивших этими работами наших полковых инженеров П. Д. Кичева, Т. М. Авакяна, Г. С. Косенко.

В этот раз пришлось полностью отказаться от традиционных индивидуальных окопов. Главное внимание сосредоточивалось на образовании стройной траншейной системы.

Первая, главная полоса обороны дивизии пересекалась тремя параллельными глубокими траншеями по всей ширине обороны. Расстояние между ними было рассчитано так, чтобы воины, находившиеся во второй траншее, всемерно способствовали повышению огневой мощи первой.

Такие же траншеи, только не сплошные, а прерывчатые, и тоже с множеством ходов сообщения, сооружались на второй и третьей полосах обороны. Они предназначались для войск второго эшелона, которые должны были контратаковать противника в случае его вклинения или мощным огнем остановить его дальнейшее продвижение.

Каждые сутки с наступлением темноты саперы уходили ставить мины и проволочные заграждения. Только перед передним краем обороны устанавливалось от полутора до двух тысяч мин на каждый километр фронта. Кроме того, в оперативной глубине минировались танкоопасные направления, узкие дефиле, перекрестки дорог. На внутренних дорогах через каждые 100–200 метров отрывались щели для укрытия личного состава от воздушных бомбардировок. Зарывались в землю артиллерия, минометы, транспорт… Готовились хорошо оснащенные связью и тщательно замаскированные пункты Управления огнем, густая сеть наблюдательных пунктов. Провода телефонной связи во избежание порывов от осколков снарядов также глубоко засыпались землей, причем основные линии проходили под землей по дну траншей. В штабе дивизии, который возглавлял полковник Шмыгалов Вениамин Петрович, была тщательно разработана система огня по отражению ударов противника. Все виды огня получили номера, так что соответствующему общевойсковому командиру достаточно было только назвать определенный номер, чтобы артиллеристы и минометчики обрушили мощный огонь туда, куда потребуется.

Общая глубина обороны на участке Сивашской дивизии составляла 5–8 километров. Примерно такой же глубины достигала она и в других соединениях 13-й армии, войска которой сосредоточились на направлении предполагаемого главного удара противника.

Особое внимание уделялось противотанковой обороне. Она состояла из противотанковых районов, включавших в себя ротные противотанковые опорные пункты. На вооружении каждого ротного ПТОП имелось не менее четырех противотанковых орудий, до взвода противотанковых ружей, специально подготовленная группа истребителей танков, вооруженных гранатами и бутылками с горючей смесью. На участке Сивашской дивизии было создано 13 противотанковых районов и 44 опорных пункта. Вся полковая и часть дивизионной артиллерии подготавливалась к ведению огня по танкам прямой наводкой. В систему противотанковой обороны входили также подвижные артиллерийские отряды заграждения.