Великое неизвестное - Цветков Сергей Эдуардович - Страница 77

• Предыдущая
• 77/95
• Следующая

— Но чем бы ты занялся?

— Откуда я знаю?.. Писал бы стихи, путешествовал, стал бы адъютантом императора — какая разница! Я способен ко всему, кроме безвестности. Я добьюсь славы любой ценой, нужно только вырваться отсюда.

— Я тоже мечтаю об этом. Но мне труднее, чем тебе: выйти замуж не так просто, как достичь совершеннолетия.

— Как сказать! Ты не можешь выйти замуж последние три года, а я не могу достичь совершеннолетия уже целых семнадцать лет!.. К тому же ты все равно опередишь меня, Софи. Я почти уверен, что твой полковник Фавье сегодня попросит твоей руки.

— Ах! Глупости!.. А почему ты так думаешь?

— Ну, во-первых, сегодня он сопровождает императора в армию — а военные всегда признаются в любви перед отъездом в армию…

— Откуда ты знаешь?

— Читал военный устав… Не перебивай. Во-вторых, он ухаживает за тобой целых — сколько, два? — целых два месяца, и если он сегодня не сделает решительный шаг, то рискует уйти в отставку холостым.

— Ну вот еще, он совсем не такой старый…

— Каким кажется? Ох, молчу, молчу, прекрати драться! Я еще не сказал третью причину…

— Ну?!

— Если полковник забудет это сделать, то наш отец напомнит ему — он тоже знает, что вы целуетесь под лестницей, и не позволит после этого полковнику спокойно пасть на поле боя холостым.

— Я окружена шпионами!

— Для вашего же блага, мадемуазель, для вашего же блага. Злодею не удастся избежать венца. Так что подумай, в каких выражениях ты дашь свое согласие, или лучше прочти перед выходом соответствующую страничку у госпожи Жанлис.

— Ты разволновал меня, Люсьен… Так ты думаешь, что сегодня? Ах, пустое… Но знаешь, о чем я тебя хотела попросить?

— Сочинить вам мадригал? Или свадебную оду?

— Нет, ты должен купить мне карту Франции.

— Ого! Полковник ставит непременным условием знание географии?

— Дай мне сказать. Вчера у Мари Рокур, — она затащила меня к себе после маскарада, — я видела на стене большую карту Франции. Рокуры втыкают в нее булавки с разноцветными головками, которые обозначают войска. Очень интересно — сразу видно, где находятся враги. Эти Рокуры такие патриоты! Я тоже хочу знать, что происходит на границах.

— Конечно, я достану тебе карту, Софи. Только зачем тебе много булавок? Достаточно одной большой булавки, которая будет показывать тебе местонахождение полковника Фавье.

— Насмешник! «Разлука? Я не боюсь ее, ведь ты не сможешь покинуть мое сердце», — говорит Матильда своему другу у госпожи Коттэн. Смейся, смейся, но только после того, как найдешь у своего Мольера что-нибудь столь же возвышенное… Лучше расскажи, что нового в городе и как ты встретил Новый год.

— Что нового? В Париже скоро нечего будет есть. Пока еще можно достать самое необходимое и кое-какие сласти, но это все. Говорят, что в провинциях гавани забиты товарами, однако никто не хочет везти их в Париж… Я зашел в «Погреб» [149] — там дурно кормят, зато хорошо поят, — поэты не переносят плохого вина, оно убивает поэзию. Было, как всегда, весело… Дезожье2 в своем председательском колпаке был уморителен и, разумеется, пьян, как всегда… В этот раз он подражал одному строгому судье, который заснул во время слушания дела, а проснувшись, закричал: «Повесить его! Повесить!» — «Кого, ваша честь? Речь идет о луге». — «Тогда скосить его! Скосить!» Умора!.. Я читал свои новые куплеты, послушай, кстати, и ты:

Всем понравилось, а тебе, Софи? Их даже успели переложить на музыку — получилось весьма недурно… Что еще? Был Беранже, забавный тип. Я, кажется, рассказывал тебе о нем? Нет? Ну как же — он входит в моду. Старик в свои тридцать четыре — плешивый, бледный, длинные волосы по плечам… Он сам рассказывал, как в двадцать лет не записался в конск-рипты, и это сошло ему с рук: никому не пришло в голову тащить его к военному комиссару — так он был стар на вид. Да я говорил тебе про него, вспомнила?.. Он опять читал свои куплеты — «Короля Ивето» и еще кое-что, не для дамских ушей…

— Люсьен, прочти!

— Ты с ума сошла, я в ответе за твою нравственность перед полковником Фавье!

— Кто это говорит? Недоучившийся школяр!

— Нет, правда не могу, сестренка, — язык не поворачивается. Я попрошу у него в следующий раз переписать. Уповаю на то, что к тому времени ты будешь замужней дамой и я не растлю невинность… Кстати, Беранже говорит, что сочинял эти куплеты, чтобы развлечь своего больного друга, какого-то художника. Думаю, что его друг выздоровел — тут и мертвый расхохочется!.. А знаешь, чем он объясняет откровенность своих сюжетов?

— Своей распущенностью?

— Это с его-то внешностью? Нет — своей гражданственностью.

— Как это?

— Говорит, что мысль, стесненная в выражениях деспотизмом цензуры, стремится перейти границы дозволенного. Представляешь — скабрезность как оппозиция! Каков?.. Он мне нравится — забавный малый.

— Ты так и просидел там всю ночь?

— Нет. Ты уже слышала, что на Тюильри завесили черным крепом знамя? Так вот, это сделали мы.

— Мы? Ты?

— Нет, Беранже. Но с нашей помощью.

— Ты не шутишь? Как это было?

— Ночью мы вышли подышать свежим воздухом — многим это было необходимо. На цоколе колонны Великой армии [150] мы увидели листовку роялистов, обращенную к союзникам: «Просят приходить скорее: колонна готова упасть». Беранже с каким-то бешенством сорвал ее и стал вопить на всю улицу, что Наполеон предал свободу и что теперь, по его вине, страна вновь ляжет под Бурбонов. Дезожье и все мы успокаивали его, но он все кричал, что свобода в трауре и он, как поэт, должен объявить об этом всем. Дезожье возразил ему, что поэзия существует не для всех, а для избранных. «Тогда к черту поэзию! — заорал Беранже. — Отвлеките караул перед Тюильри, и я сделаю так, что утром все будут знать о том, что свобода в трауре». Мы подошли к гренадерам, и я стал читать им «Балладу о толстухе Марго» Вийона:

Впрочем, дальше помолчу, ты не гренадер… Пока я забавлял этих великанов, Беранже залез на крышу главного павильона и завесил трехцветный флаг своим черным плащом. Вот как это было. Надеюсь, ты воздержишься от пересказа этой истории нашему отцу — боюсь, что полиция окажется менее снисходительна к нашему поэту, чем военный комиссариат. Потом мы еще долго ходили по городу, читая прокламации, которые висят на каждом углу. Роялисты очень расторопны… Я принес с собой одну из них — вот, слушай: «Французы, Людовик XVIII, ваш законный государь, только что признан европейскими державами. Их победоносные армии приближаются к вашим границам. Вы получите мир и прощение. Неприкосновенность собственности будет гарантирована, налоги уменьшены, ваши дети вернутся в ваши объятия и снова смогут возделывать поля». Подписано: «Принц Конде» [152]. Слышишь, Софи, твои дети смогут спокойно возделывать поля. Ты рада?

• Предыдущая
• 77/95
• Следующая