Узники Бастилии - Цветков Сергей Эдуардович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/69
• Следующая

По счастью, ожоги, которые получил Карл, не были опасны. Но спасти остальных актеров не удалось. Граф Жуаньи умер раньше, чем его передали врачам, граф де Фоа и граф де Пуатье скончались через два дня. Гюг де Кизе умер на руках у слуги, которому накануне он исцарапал бока ударами шпор; этот незлобивый слуга был единственным человеком, пожалевшим о его смерти. Жена и сын де Кизе с отвращением вышли из комнаты, где корчилась обугленная и богохульствующая плоть того, кто был их мужем и отцом.

Двор чествовал спасительницу короля – Жанну, жену герцога Беррийского, урожденную принцессу Булонскую.

На следующий день дяди короля и герцог Орлеанский шли в Покаянной процессии от Монмартрских ворот до собора Парижской Богоматери. Они проделали весь путь босиком и отстояли обедню. Герцог Орлеанский обязался в честь спасения короля выстроить великолепную очистительную капеллу при церкви Святого Селестина.

Все были уверены: он заранее знал о том, что король находился среди актеров. Дофину не было еще двух лет, королева была его любовницей – таким образом у герцога Орлеанского были все основания, чтобы пойти на преступление. Летописец-современник, монах из Сен-Дени, прямо говорит, что на благочестивый поступок герцога – постройку очистительной капеллы – следует смотреть как на памятник его преступлению. К тому же это пожертвование не стоило ему ни гроша: для ее постройки он подарил Селестинской церкви дом Порш-Фонтен, конфискованный у Пьера деКраона.

Эти подозрения привели к тому, что при дворе на время восторжествовала бургундская партия. Открыто обвинить самого герцога Орлеанского в покушении на жизнь короля никто не решился, и опале подверглись его фавориты и ставленники: Ларивьер, де Виллен, Новиан и Монтагю.

Де Виллен и Монтагю предусмотрительно покинули Францию. Ларивьер и Новиан были брошены в Бастилию. Они просили, чтобы им было дозволено явиться перед судом и публично оправдаться. Судьи колебались, боясь вызвать гнев герцога Беррийского: у них не было ни достаточных улик для обвинения Ларивьера и Новиана, ни мужества для их оправдания. В Париже царила уверенность, что обвиняемых все-таки казнят. Несколько раз по городу даже распространялся слух о дне и часе казни, и толпа стекалась к месту, где якобы должен был возводиться эшафот.

Ларивьер и Новиан успешно защищались, пользуясь поддержкой герцога Бурбонского. Но самой энергичной их заступницей стала Жанна Беррийская (Ларивьер способствовал ее браку с герцогом и пользовался ее уважением). Она у ног мужа просила за них и сумела смягчить их участь. Через год, после вмешательства короля, узников освободили.

Так в этот раз у Бастилии были отобраны ее жертвы. Впрочем, подобные случаи в ее истории чрезвычайно редки.

Конец царствования Карла VI Безумного был ознаменован полным крахом в войне с Англией. В 1420 году войска английского короля Генриха V (1387—1422) захватили Бастилию и в течение шестнадцати лет хозяйничали в Париже.

Франции угрожала потеря национальной независимости. После смерти Карла VI (1422) французскую корону возложили на себя сразу два короля: Генрих VI (1421—1471) в Париже и Карл VII (1422—1461) в Берри. Только в 1436 году, через пять лет после смерти Жанны д'Арк, Карл VII смог въехать в свою столицу. Именно то, что англичане владели Бастилией, этим ключевым укреплением города, позволило им так долго удерживать Париж в своих руках.

Завершив изгнание англичан из Франции, Карл VII повел борьбу с непокорными вассалами. Победа и здесь сопутствовала ему, несмотря на то, что главой заговоров против короля был дофин Людовик. В конце концов наследник вынужден был бежать к герцогу Бургундскому, у которого и оставался шесть лет, до самой смерти Карла VII.

Правление Людовика XI (1461—1483) по его жестокости можно было бы сравнить с царствованием Ивана Грозного, с той лишь разницей, что царь рубил головы людям, которые и не думали бунтовать, а французский король отправлял на плаху вассалов, рвавших на части тело Франции. Уже через четыре года после вступления Людовика XI на престол пятьсот принцев и сеньоров образовали против него союз под именем Лиги общественного блага, – мятежники объявили, что действуют из сострадания к бедствиям страны. Глава Лиги граф де Шаролэ, известный впоследствии как Карл Смелый, герцог Бургундский, а также могущественные сеньоры – герцог Бретонский, коннетабль де Сен-Поль, граф д'Арманьяк и брат короля герцог Гиеньский – разбойничали по всей Франции, разоряя ее дотла. Это была охота на короля, охота феодальная, яростная и дикая. «Я так люблю королевство, – говорил Карл Смелый, – что вместо одного короля хотел бы иметь шестерых». Герцог Гиеньский вторил ему: «Мы пустим за королем столько борзых, что он не будет знать, куда бежать».

В этой неравной борьбе с всесильными вассалами Людовик XI не брезговал никакими средствами. Величие его цели – единство страны – отчасти оправдывает его коварство. В ту эпоху родина так неоспоримо олицетворялась фигурой короля, их интересы были так переплетены, а будущее настолько взаимосвязано, что порой становится трудно отделить в Людовике ХI скверного человека от искусного монарха. На его стороне были если не нравственная правота, то государственное право. Сражаясь против целой армии изменников, он становился предателем предателей и клятвопреступником среди клятвопреступников, однако его измены были еще хуже, а вероломство еще чернее, чем у его врагов. Эта лисица, делавшая львиное дело, убегала от нацеленных в нее стрел, заметая следы и путая дороги, множа на своем пути западни и лабиринты; и из года в год то один, то другой охотник попадали в капкан или были вышиблены из седла. В конце концов охотники и дичь поменялись ролями. Гробница Людовика XI кажется эмблемой его царствования: он захотел быть изваянным на своей могиле в охотничьем костюме, с копьем у пояса и с гончей у ног.

Что касается жестокости Людовика XI, то она была если не большей, чем жестокость других государей того времени, то уж во всяком случае гораздо отвратительней. Он не проливал человеческую кровь потоками в порыве гнева или безумной ярости, но выпускал ее холодно, капля за каплей. Адская насмешливость была характерной чертой его жестокости. Он играл отрубленными им головами. В одном из писем он рассказывает, зубоскаля, как велел обезглавить изменившего ему парламентского советника, адвоката Ударта де Бюсси. «А для того, чтобы его голову можно было сразу узнать, – пишет король, – я велел нарядить ее в меховой колпак, и она находится сейчас на Хесденском рынке, где он председательствует». В другом письме, торопясь отправить на тот свет неверного слугу, Людовик весело советует своему дворецкому скорее «сделать приготовления к свадьбе этого молодчика с виселицей». История, может быть, и простила бы ему или, по крайней мере, закрыла бы глаза на явные казни, тайные улавливания, деревья, увешанные висельниками, – на все эти акты монаршего правосудия, неизменные для всех царствований со времен фараонов; но со страниц хроник того времени против него вопиют голоса более громкие, чем тысячи жертв льежской резни. Как забыть, например, историю Жана Бона, которого Людовик XI сначала приговорил к смерти, а затем, по особой милости, удовлетворился тем, что выколол ему оба глаза. «Было донесено, – говорит современник, – что поименованный Жан Бон видит еще одним глазом. Вследствие чего Гино де Лазьяр, чрезвычайный судья при королевском дворе, по приказанию вышеупомянутого государя, отрядил комиссию из двух лучников, дабы, если он видит еще, сделать ему прокол глаза до полной слепоты».

Король изобретал казни со злобной фантазией художника пыток. Бастилия при нем украсилась двумя нововведениями. Первым были железные клетки, где заключенный не мог ни встать, ни лечь. Епископ Верденский Вильгельм де Горакур провел в такой клетке, согнувшись в три погибели, десять лет. Король питал к этим клеткам особые чувства и ласково называл их своими доченьками (fillettes).

• Предыдущая
• 3/69
• Следующая