Конго Реквием - Гранже Жан-Кристоф - Страница 7

– Мы часто об этом говорили.

– Нет. На этот раз у меня была конкретная возможность его уничтожить.

– И как вы собирались за это взяться?

– Случайно я получила доступ к конфиденциальной информации о залежах колтана в Конго.

– Что такое колтан?

– Редкий минерал, который добывают в Центральной Африке. Его используют при производстве электронных схем, особенно в мобильниках и игровых приставках. Отец сделал состояние на этой штуке.

– Я думал, он префект.

– Одно другому не мешает. Параллельно с карьерой полицейского у него всегда был свой бизнес в Конго.

Она сделала паузу. Он не сразу продолжил. Возможно, делал записи…

– Какого рода информация?

– В том году геологоразведочная экспедиция обнаружила богатые залежи в районе, подконтрольном компании отца, которые, несмотря на войну, можно эксплуатировать. Кроме него, никто не был в курсе.

– И вы продали эту информацию?

– Нет. Я ее просто слила, бесплатно, знакомым банкирам.

– Как вы с ними познакомились?

– Вы прекрасно знаете.

Новое молчание, никакого осуждения.

– И каков же был план?

– В точности не знаю, я же ничего не понимаю в финансах, но я инстинктивно почувствовала, что эти сведения могли все порушить. И я получила, что хотела. Банкиры начали скупать акции «Колтано» в огромном количестве. Эти закупки вызвали непредвиденный рост курса, и отец оказался в полном дерьме. Его конголезские партнеры подумали, что это он сам скупает, чтобы захватить всю компанию.

– А это так важно?

– Видно, вы их не знаете. Я, кстати, тоже. Но по словам отца, они шутить не любят.

– Но ведь это был не он…

– Черные тоже задались вопросом, с чего вдруг кто-то скупает «Колтано», хотя рудники работали себе как обычно. Отец испугался, что они обнаружат существование новых месторождений.

– А он им не рассказывал?

– Вы что, совсем ничего не понимаете? Он же рассчитывал эксплуатировать их тайком, в свой карман, за спиной партнеров. Все это я узнала позже…

– Значит, они раскрыли правду?

– Нет. Отец выкрутился, как всегда. Чтобы понизить курс, он продал собственные акции себе в убыток. Мои банкиры в конце концов тоже продали свои, думая, что полученные от меня сведения оказались фуфлом. Конголезцы плюнули на это дело. «Колтано» вернулся к своей роли темной лошадки.

– Вы разорили отца?

Она хихикнула, но ее смех прозвучал как последний вздох утопленника.

– Куда там… Он заграбастал кучу бабок и в конце концов все выкупит, я уверена. А пока что он будет, как и собирался, эксплуатировать свои паршивые залежи. Кстати, пока я с вами разговариваю, он уже там и наверняка подстегивает парней, которые вкалывают в туннелях, где нечем дышать.

– Вы за это его ненавидите?

– Разумеется, нет.

Новая пауза. На этот раз она была уверена, что он записывает.

– Но ведь произошло и нечто куда более серьезное, верно? – снова заговорил он в конце концов.

Она сглотнула – горло словно наждак.

– Когда он узнал, что я сделала… – забормотала она, – он кинулся в дом моего брата Лоика. Я была там, сидела с его детьми. Увидела, как он появился, и… я запаниковала… Хотя ведь знала, что это случится… Я даже надеялась, что мы вот так столкнемся… Хотела посмотреть на его мерзкую перекошенную рожу… Я…

Она остановилась. Только не плакать.

– Что произошло?

– Я выбросилась из окна. Лоик живет на четвертом этаже.

Она позволила себе минуту помолчать. Нечто вроде безмолвной эпитафии. Даже покончить с собой у нее не получилось.

– Но я выкарабкалась, – отрывисто проговорила она, – благодаря деревьям, крыше автомобиля, остального не помню. Но главное – я выкарабкалась, чтобы осознать, что не выкарабкаюсь никогда.

– Говорите яснее.

– Я могу ненавидеть отца, пытаться его уничтожить, но это все увертки. Единственное чувство, которое он во мне вызывает, – страх. Примитивный, неконтролируемый страх.

– Почему?

Она приподнялась на локтях, как пациент, который в последний момент отказывается от ампутации.

– Обязательно все это выкладывать?

– Именно ваши слова и лечат вас. Не важно, сколько раз вы повторите одну и ту же историю, всегда прорывается что-то новое и приносит облегчение.

У Каца был металлический, бесполый голос. Этот тембр еще больше подчеркивал нейтральность его присутствия. Ни мужчина, ни женщина – только ухо…

– Всю жизнь этот мерзавец бил мою мать, – заговорила она, снова ложась. – Я выросла в этом ужасе. Я ни разу его не поцеловала. Я ни разу не позволила ему приблизиться ко мне. Если я когда-нибудь к нему прикоснусь, то только чтобы убить.

Вот что она сказала себе, вставая на ноги между двух машин, после падения. Но это решение стоило не дороже прочих. Старик уже летел ей на помощь. Забудем все и начнем сначала.

Она нашла в сумочке бумажный платок, высморкалась, потом вытерла глаза, не поднимаясь с дивана. Нужно было снова становиться Гаэль – вызывающей и циничной. Пусть ее слова будут ядом, лишь бы не слезами.

– А Сент-Анн?

Она залилась смехом, как делают маленькие девочки, чтобы не заплакать.

– Вы хотите меня добить, да?

– Нужно очистить рану.

– После моего падения меня привезли в Американский госпиталь для клинического обследования, а потом поместили в Сент-Анн на ГПТ[10].

– Потому что вы были еще очень уязвимы.

– Уязвима? – повторила она, повышая голос. – Я только что совершила большой прыжок. По-вашему, мне было полезно оказаться вместе с депрессивными психами, еще более чокнутыми, чем я сама?

Психиатр не дал себе труда ответить. У Гаэль появилось ощущение, что она тонет в подушке, как в стоялой луже меж двух черных камней.

– На следующую ночь, – наконец продолжила она, – на меня напали в госпитале. Мужчина в латексном комбинезоне попытался меня убить. Он зарезал санитара и полицейского, которому было поручено меня охранять. Мне удалось убежать. Для вчерашней самоубийцы это было довольно оригинально. Очевидно, мой час действительно еще не пробил.

– По крайней мере, вы кое-чему научились.

– Избавьте меня от этого снисходительного тона.

– А личность нападавшего установили?

Она выругалась и заорала:

– Вы вообще газеты читаете или что?!

– Перестаньте увиливать, Гаэль. Не важно, что я читаю и что знаю, цель нашего сеанса – чтобы вы, именно вы рассказали, что же произошло.

Она вытолкнула скопившийся воздух со свистом скороварки.

– Мужчина, приходивший той ночью, был Человек-гвоздь. Вернее, убийца, который подражал Человеку-гвоздю, серийному душегубу, которого мой отец арестовал в семидесятых годах в Катанге. Предупреждаю: я не стану рассказывать ни ту ни другую историю.

Она услышала легкий вздох, который, возможно, был улыбкой, потом:

– Чем закончилось это дело?

– Расследование было поручено моему брату Эрвану. В конце концов он разоблачил убийцу.

– Он убил его, да?

– Это я его убила.

На этот раз она ощутила, что он шокирован ее признанием. Официально считалось, что Эрван Морван, начальник бригады уголовного розыска, устранил преступника, проникшего в его дом. Никто не знал, что на самом деле это сделала Гаэль, которая ночевала в его квартире, – именно она взялась за нож.

Возможно, она пришла сюда, чтобы освободиться от этого бремени. Или же ради простого удовольствия спровоцировать доктора Каца. Она так и представляла себе его расширенные зрачки, приоткрытый рот. Она ненавидела его внешность: женоподобное лицо, неестественную худобу, слишком жеманный вид.

Теперь она окончательно приняла вертикальное положение и уселась на диване с горящими глазами, машинально сжимая сумочку обеими руками.

– Больше я вам ничего не скажу, – выдохнула она. – Хватит на сегодня.

– Так или иначе, наше время истекло.

Всегда за ним последнее слово. Она повернулась к психиатру спиной, но догадывалась, что и он свое получил. Испытала соблазн прикончить его парой дополнительных деталей – вроде девятимиллиметрового «глока», выданного ей отцом, который постоянно лежал в ее сумочке, или пары телохранителей, которые поджидали ее внизу, на улице Николо.