Последнее звено - Каплан Виталий Маркович - Страница 27
- Предыдущая
- 27/84
- Следующая
В усадьбе царило похоронное настроение. Никто не носился с ведрами, никто не колол дрова на заднем дворе. Все, кто попадался мне на глаза, были какими-то пришибленными, словно колес наглотались.
Истину мне открыл Алешка, которого я обнаружил на конюшне со слезами обнимающим Аспида – годовалого жеребенка, сына моей кобылы Сажи.
– Ты что, не знаешь ничего? – нехотя повернул он ко мне усеянное веснушками лицо.
– Так я же все время в Приказе… А что я должен знать?
– А то, что продают нас всех. Всю усадьбу, всех людей, коней, курей, свинок…
– Ни фига се, – я как стоял, так и опустился на край огромного деревянного корыта, полного кормовым овсом. – А что стряслось-то?
Конечно же, пацан знал все новости, причем в деталях. Наше рыжее информагентство.
– Боярин Александр Филиппович, говорят, чем-то не угодил верховному князю Яромыслу. Про него мудрецы придворные нашептали, что не туда куда-то линию народную гнет, что натворил чего-то у себя в Приказе, что не в свои дела лезет… Ну, наворотили на него всякие вины. И в опалу. А это значит, все имущество отбирают и в казну.
– Опа, – вырвалось из меня. – А самого куда? В темницу?
– Говорят, пожалел его князь, дал захудалую деревеньку на пять дворов где-то в глуши, под Костромой. Их с Аглашкой утром сегодня туда увезли на казенной телеге. Дали час на сборы, там такой дядька распоряжался, в синем кафтане, и шишка на лбу еще. Вроде как чиновник от Разрядного Приказа.
– Да уж… Дела… Никогда бы не подумал…
– Дед Василий говорит, значит, так его линия повернулась, а вместе с евойной – и наша. Сегодня-то еще здесь побудем, а завтра на городской торг сведут и продадут. И нас, и скотину… А уж дом – после, это ж не сразу делается.
Я, само собой, тут же вспомнил бледного юношу Толика. Похоже ведь судьба поворачивается. И что теперь? Бежать? Вроде бы стражников пока сюда не поставили, иди куда глаза глядят… Что ж это они так глупо? Или не глупо? Людей тут вера в линию держит.
– Знаешь, никак в. голове не укладывается, – признался я мальчишке. Как-то я даже не очень и помнил, что холоп… – Жаль Александра Филипповича…
– А мне нет! – повернул ко мне пацан зареванное лицо. – Из-за него ведь все, раз такое случилось, значит, это его линия изогнулась и наши, значит, тоже. Значит, чего-то не то он сделал, дед Василий говорит. Не спрямил там, где надо, за радостью какой погнался…
– Может, наоборот? – криво усмехнулся я. – Может, это кто-то из нас своей линией всех зацепил и пригнул?
Я произнес это, просто чтобы как-то защитить боярина. Жалко мужика, но ситуация понятная. Пал жертвой дворцовых интриг, сделал какой-то неверный ход… Не принимать же всерьез это здешнее безумие про линии и Равновесие. Самое смешное, что по аринакским раскладам все выходит до безобразия логичным. Мне тут, по большому счету, было хорошо. Не обижали, кормили сытно, работой не мучили. Боярин со мной ученые беседы вел, приблизил к себе, на службу взял… Прямо-таки синяя птица счастья мне на голову накакала. Значит, кривая должна неминуемо изогнуться в противоположную сторону… чтобы площадь под ней осталась прежней… Выходит, это я всем такую засаду устроил. Плюс к тому же парня того отпустил, нарушил тем самым все местные законы и понятия… оторвал свою линию от народной и завязал морским узлом.
Самое логичное на свете – это бред шизофреника, говорила в десятом классе наша математичка Нина Юрьевна.
– Не, это все боярин, – упрямо повторил Алешка. – Все ж просто. У кого над кем власти больше, тот своей линией другие и цепляет. Наши линии по сравнению с его – тьфу. Это как забор. Его ж опорные столбы держат, а не колья. Выдерни кол, забору ничего не будет, а сруби опорный столб – и все завалится.
– Доходчиво, – признал я. – Тоже дед Василий?
– Угу, он. Жалко деда… Сам смотри – кто его возьмет, он же старый, хворый… Нас-то, верно, кто-нибудь в усадьбу купит…
Да уж, перспективки. Так что, дать деру? Учитывая, что зима на носу? Да и ловят беглых холопов, это я от Корсавы знал. Тут ведь такое – редкость, жуткое потрясение основ, а значит, на поимку не жалеют ни сил, ни времени…
И все же… Рискнуть? В конце концов, я сейчас в лучшем положении, чем когда сюда попал. Язык знаю, одежда есть, даже премиальные гроши покуда не растрачены. Но дальше-то что? Это ж не средневековая Русь, где, если верить историческим романам, ты сбежал в другой город – и никто тебя не знает, назвался Ваней и будешь Ваней, примут в сельскую общину, дадут землицы… или батраком куда наймешься… а то и просто странником ходить по дорогам… Тут не прокатит. Все-таки хоть и сабли с факелами, а двадцать второй век. Строгий учет населения, куда переезжаешь – так с прежнего места жительства бумага нужна, что свободный человек и никаких невыплаченных налогов и долгов за тобой не числится.
К разбойникам? Грабить села, потрошить повозки купцов на торговых трактах? Удовольствие то еще. И в итоге – неизбежно заловят, забьют ноги в колодки… как мы этих бедовых ребят в Семиполье… и либо в гости к крыскам, либо на восток, в рабство. Оно мне надо? Лучше бы, конечно, к лазнякам, да кто ж знает, как на них выйти… И если к сотруднику Уголовного Приказа у них еще может быть какой-то коррупционный интерес, то к беглому холопу, у которого на хвосте менты, – вряд ли.
– Знаешь чего, Андрюха, – дернул меня за рукав Алешка. – Ты вот, возьми. Ну… в общем, от меня.
Он протягивал мне свой драгоценный ножик, на который год копил деньги.
– Зачем это, Леха? – пожал я плечами. – Ты ж над ним так трясся…
– Возьми… – пацан настойчиво протягивал мне завернутый в ветхую тряпицу нож. – Ну, как подарок… Нас ведь продадут завтра… Может, разные хозяева купят… Вспомнишь потом…
А чем было отдариваться мне? Никаких ценностей не скопил. Гроши мальчишке совать? Получится, будто я этот нож у него покупаю. И не взять нельзя, обидится.
– Ну, коли даришь, возьму, – я сунул местную дешевку за сапог. – Да не горюй раньше времени, мало ли как оно потом повернется. Может, у тебя линия скоро вверх скакнет.
– Чтоб скакнула, не надо, – серьезно ответил Алешка. – Пусть лучше ровной будет.
– Эх ты, философ местного разлива, – взлохматил я ему рыжие вихры. – Ничего, не пропадем, все будет как надо.
Сам я, правда, вовсе не был в этом уверен.
С утра выпал снег. Тоненький, пушистый, какой-то не совсем настоящий – не то что угрюмо-свинцовые тучи, его породившие. В раннем детстве, до школы, я всегда радовался первому снегу, он своим появлением намекал на Новый год, елку, подарки. А после второго класса, когда я всю зиму проболел воспалением легких, да еще и месяц проторчал в больнице – в каникулы, между прочим! – моя любовь к наступающей зиме как-то резко охладела. В чем-то, конечно, я сам был тогда виноват – совершенно незачем было глотать снег, все равно ведь не мороженое…
Я вылил помойное ведро в огромную, обнесенную полуметровым заборчиком выгребную яму. Говорили, тут глубины сажени три… Интересно, вычерпывают ли когда-нибудь вонючую жижу, не замерзающую и в самые лютые морозы?
Струйка пара, выпущенная изо рта, напоминала струйку молока, почему-то зависшую в воздухе. День ото дня холодало, а что-то непохоже, что боярин древнего княжеского рода Авдей Ермократович Лыбин собирается экипировать своих новоприобретенных холопов. Я по-прежнему был в том, в чем тогда забрали на торг.
Вообще, трудно понять, зачем меня купили? Народу здесь прорва, не то что у бедняги Волкова. С выносом отбросов, тасканием дров и прочей фигней и без меня, видать, неплохо справлялись. Тем более что здешний управляющий Дзыга – я так и не понял, имя это или прозвище – уж в чем в чем, а в бесхозяйственности отмечен не был. Каждому человеку тут отводилось строго определенное место, с каждого строго спрашивалось за порученную работу. Дзыга обладал феноменальной памятью, никогда ничего не записывая, знал, кто чем в любой момент занят. И еще он экономил. Буквально на каждой мелочи. Увидит на земле щепку – значит, гарантирован нагоняй коловшим дрова холопам. Собирайте, гады, после себя щепочки, это великая ценность, щепочки на растопку пойдут, печей-то в усадьбе много, а сто щепочек – уже, значит, целое полено. У меня, конечно, вертелся на языке анекдот про пять старушек и рупь, но рассказывать все равно было некому.
- Предыдущая
- 27/84
- Следующая
