Антология мировой фантастики. Том 8. Замок ужаса - Толстой Алексей Николаевич - Страница 55

Я кивнул, предчувствуя, что и остальные анализы ничего не дадут. И я потрясен случившимся больше, чем мне хотелось бы сознаться. Меня давило ощущение какого-то кошмара. Чтобы успокоиться, я взял микроскоп и стал рассматривать мазки крови Питерса, не ожидая, впрочем, ничего интересного. Но на четвертом мазке я наткнулся на что-то необычайное. При повороте стекла появился белый шарик. Простой белый шарик, но внутри него наблюдалась фосфоресценция, он сиял, как маленький фонарик! Сначала я подумал, что это действие света, но свечение не исчезало. Я подозвал Хоскинса, он внимательно посмотрел в микроскоп, вздрогнул и покрутил винтами.

— Что вы видите, Хоскинс?

— Лейкоцит, внутри которого фосфоресцирует какой-то шарик, — ответил он. — Его свет с изменением освещения не меняется. В остальном — обычный лейкоцит.

— Но это невозможно, — сказал я.

— Конечно, — согласился он. — Однако, он тут.

Я отделил лейкоцит и дотронулся до него иглой. И тут он как бы взорвался. Шарик фосфоресценции уплотнился, и что-то вроде миниатюрного языка пламени пробежало по препарату. И все: фосфоресценция исчезла. Мы начали изучать препарат за препаратом. Еще дважды мы нашли маленькие сияющие шарики, и каждый раз результат прикосновения был тот же. Зазвонил телефон. Хоскинс ответил.

— Это Брейл. Он просит вас побыстрее наверх.

Я поспешил наверх. Войдя, я увидел сестру с лицом белее мела и с закрытыми глазами. Брейл наклонился над пациентом со стетоскопом. Я взглянул на Питерса и снова почувствовал ужас. На его лице опять было выражение дьявольской радости, но оно держалось не дольше нескольких минут.

Брейл сказал мне сквозь сжатые зубы:

— Сердце остановилось три минуты назад! Он должен быть мертвым, но послушайте…

Тело Питерса выпрямилось. Низкий нечеловеческий звук смеха сорвался с его губ. Человек у окна вскочил, стул его с шумом упал. Смех замер, тело Питерса лежало неподвижно. Открылась дверь и вошел Рикори.

— Как он, доктор? Я не могу спать…

Он увидел лицо Питерса.

— Матерь божия, — прошептал он, опускаясь на колени.

Я все видел, как в тумане — я не мог отвести глаз от лица Питерса. Это было лицо демона с картины средневекового художника. Это было лицо смеющегося, радующегося негодяя — все человеческое исчезло. Голубые глаза злобно глядели на Рикори. Мертвые руки шевельнулись, локти медленно отделились от туловища, пальцы сжимались. Вдруг мертвое тело начало извиваться под покрывалом. Этот кошмар привел меня в чувство. Это было затвердевание тела после смерти, но проходящее необыкновенно быстро. Я подошел и накрыл покрывалом его ужасное лицо. Рикори стоял по-прежнему на коленях, крестясь и молясь. А позади него тоже на коленях стояла сестра Уолтерс, бормоча молитву. Часы пробили пять.

Я предложил Рикори поехать вместе домой, и, к моему удивлению, он согласился. Он, видимо, был потрясен. Мы ехали молча, в сопровождении его телохранителей. Я дал Рикори сильное снотворное и оставил его спящим под охраной двух стражей. Я сказал им, чтобы его не беспокоили, а сам поехал на вскрытие тела.

Вернувшись, я обнаружил, что тело Питерса отнесли в морг. Затвердевание тела окончилось, по словам Брейла, быстро, менее, чем в час. Я сделал необходимые для вскрытия приготовления и, забрав с собой Брейла, поехал домой поспать несколько часов. На душе было как-то неспокойно, и я был рад обществу Брейла так же, как он, кажется, моему.

Когда я проснулся, кошмарная подавленность все еще оставалась, хотя и ослабела. Около двух мы приступили к вскрытию. Я снял простыню с тела Питерса с явным волнением. Но лицо его изменилось. Дьявольское выражение исчезло. Лицо было серьезное, простое, лицо человека, умершего спокойно, без агонии тела или мозга. Я поднял руку, она была мягкая — значит, все тело еще не отвердело!

Вот тогда-то я понял, что имею дело с каким-то абсолютно новым агентом смерти. Как правило, затвердевание тела продолжается от 16 до 24 часов, в зависимости от состояния пациента перед смертью, температуры и дюжины других факторов. Диабетики затвердевают быстрее, но вообще оно может длиться до 72 часов. Быстрое повреждение мозга, как выстрел в голову, ведет к убыстрению процесса. Но в данном случае затвердевание началось одновременно со смертью и быстро закончилось, однако дежурный врач доложил, что он осматривал тело через 5 часов и отвердевание еще не закончилось. Следовательно, оно появилось и исчезло!

Результат вскрытия можно изложить двумя словами. Не было никаких причин смерти. И все же он был мертв!

Позже, когда Хоскинс делал свой доклад, ничего не изменилось. Не было причин для смерти, но он умер. Если таинственный свет, который мы видели под микроскопом, и имел отношение к его смерти, то он не оставил никаких следов! Все его органы были абсолютно здоровы, все в полном порядке, он был на редкость здоровым парнем. После моего ухода из лаборатории Хоскинс не мог больше найти ни одного светящегося шарика.

Вечером я написал короткую записку, в которой перечислил симптомы, наблюдавшиеся у Питерса, не останавливаясь на смене выражения его лица, но осторожно ссылаясь на «необычайные гримасы» и «выражение интенсивного ужаса». Мы с Брейлом размножили записку и разослали по почте во все госпитали и клиники Нью-Йорка. Такие же письма мы отправили многим частным врачам.

В записке мы также просили врачей, наблюдавших подобное, прислать подробное описание, имена, адреса, род занятий этих людей и другие детали, конечно, в запечатанном виде и с полной гарантией секретности. Я льстил себя надеждой, что моя репутация не позволит врачам, получившим мой вопросник, заподозрить в нем простое любопытство или неэтичность.

Я получил в ответ семь писем и персональный визит одного из авторов. Каждое из этих писем, за исключением одного, с разной степенью врачебного консерватизма давало ответ на мой вопрос. Прочитав их, я убедился, что на протяжении шести месяцев 7 человек, самых разных по возрасту и положению в жизни, умерли так же, как Питерс. Хронологически они располагались так:

Май, 25. Руфь Вейли, девица, 50 лет, здоровье среднее, работала в специальной регистратуре, хорошая характеристика, добра, любит детей.

Июнь, 20. Патрик Мак-Иррек, каменщик, жена и двое детей.

Август, 1. Анита Грин, девочка 11 лет, родители небогатые люди с хорошим образованием.

Август, 15. Стив Стендит, акробат, 30 лет, жена и трое детей.

Август, 30. Джон Маршалл, банкир, 60 лет, любит детей.

Сентябрь, 10. Финеас Диматт, 35 лет, акробат на трапециях, есть ребенок.

Октябрь, 12. Гортензия Дарили, около 30 лет, без определенного занятия.

Адреса за исключением двух разбросаны по всему городу.

Каждое письмо сообщало о быстром наступлении затвердевания тела и быстром его окончании. От первого проявления болезни до смерти во всех случаях проходило пять часов. В 5 случаях отмечались странные выражения лица, которые так обеспокоили меня; в той осторожной форме, в которой они описывались, я чувствовал страх и удивление писавших.

«Глаза пациентки оставались открытыми», — писал врач, наблюдавший девицу Вейли. — Она глядела, но не узнавала окружающих и не видела предметов вокруг себя. Выражение дикого ужаса на лице перед смертью весьма подействовало на обслуживающий персонал. Это выражение стало еще интенсивнее после смерти. Затвердевание тела наступило и закончилось в течение трех часов.

Врач, наблюдавший каменщика, ничего не мог сообщить о явлениях после смерти, но много писал о выражении лица пациента. «Это ничего общего не имело, — писал он, — ни со сжатием мускулов, которое называется „гиппократовым выражением“, ни с широко раскрытыми глазами и искривленным ртом, обычно известным под названием „улыбка смерти“. Не было также никаких признаков агонии после смерти — как раз наоборот. Я бы назвал это выражение необыкновенного озлобления».

Отчет врача, наблюдавшего Стендита, акробата, был необычайно точен. Он упоминал, что «после смерти пациента странные, очень неприятные звуки издавались его горлом».