Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ - Бронников Андрей - Страница 22

Иностранный язык, а потом еще и военный перевод занимали львиную долю учебной программы, но это было далеко не все. В войсках знание иностранного языка не являлось предметом первой необходимости, зато это открывало перспективы для поступления в специальные военные учебные заведения и давало возможность продолжить работу уже в другой разведке. У многих моих однокашников так и сложилось. Именно поэтому имена некоторых героев изменены.

Все остальные предметы я делил на необходимые и интересные, с одной стороны, и обязательные и скучные, с другой. Ко вторым относились связанные с политобразованием: истмат, диамат, марксистско-ленинская философия, ППР (партполитработа в войсках). Защита от оружия массового поражения также считалась таковой. Впрочем, программа этого предмета была рассчитана года на полтора и заканчивалась сдачей зачета без оценки. Я и Костя Кожмяков сдали этот предмет без сдачи. Написали реферат, один на двоих, поработали на кафедре, и зачет был обеспечен.

Существовало три предмета, неразрывно связанных между собой. Это тактико-специальная подготовка, минно-подрывное дело и военная топография. Огневая стояла особняком и также была обожаема всеми.

Военная топография, как мне кажется, была основой всего, хотя и, на первый взгляд, не такая ответственная и броская. Действительно, хорош будет тот разведчик, который во время поиска либо на маршруте движения к месту выполнения задачи заблудится на местности.

В самом начале учебы наш преподаватель майор Братикин, звучно окая, произнес примерно следующую речь, в первом слове делая ударение на букве «а»: «БолотА бывают двух видов — проходимые и непроходимые; сейчас мы с вами пройдемся по непроходимым болотАм». С этого момента он получил прозвище «БолотА». Так он и остался в моей памяти.

На занятиях по военной топографии

Нам повезло, что «БолотА» оказался энтузиастом своего предмета. Ему предстояло из, в основном, городских бестолочей сделать разведчиков, для которых лес станет родным домом, а мы упорно не хотели учиться. Сачковали на классных занятиях, пытались срезать маршрут на местности, всячески хитрили. Но наш мудрый преподаватель был не так прост, как могло показаться на первый взгляд. Все, что нам предстояло пройти по карте во время занятий, он, будучи уже майором, преодолевал сам, ставил вешки, на которые накалывал листки бумаги, где каждому из нас надлежало поставить свою подпись. Короче говоря, несмотря на наше упорство, достойное лучшего применения, он сделал из нас разведчиков, прекрасно умеющих ориентироваться на любой местности в любое время года или суток. Этот навык, пожалуй, единственный из всех оказавшимся полезным и в гражданской жизни, остался со мной навсегда.

Воздушно-десантную подготовку и вовсе за предмет не считали, ведь в основном все сводилось к укладке людских парашютов и некоторых парашютных систем, максимально сложная из которых была ПГС-500. Освободиться на целых шесть часов от тяжелых «воловьих» сапог, гимнастерок, а летом еще и позагорать, вздремнуть — это ли не отдых?

Минно-подрывное дело (МПД) началось с теоретического изучения типов и видов взрывчатки, мер безопасности, зарядов, различных формул, а все с нетерпением ждали практики. И она началась, но это оказалось нечто другое, чем все полагали.

Майор Тимофеев, так звали преподавателя, возил нас изучать на практике инженерные сооружения, которые потом предстояло выводить из строя. Разумеется, теоретически. Мосты: автомобильные и железнодорожные, бетонные и деревянные. Газораспределительные станции, насосные станции, трубопроводы и прочее. Там, на местности, он указывал уязвимые места. По его просьбе нас пропускали на территорию, и он демонстрировал, где лучше устанавливать заряды.

Например, однажды, а это было уже на втором курсе, мы приехали к бетонному мосту с задачей его «подорвать». Мост поддерживался несколькими рядами бетонных опор, поэтому каждому отделению досталось по одному ряду. Минировалось все «с нуля». Иными словами, обмеряли опоры, затем по формуле вычисляли вес взрывчатого вещества, имитация тротиловых шашек крепилась на соответствующей высоте, при этом в ход шли подсобные материалы — куски строп, парашютные резинки и прочее. После чего протягивался детонирующий шнур, устанавливался капсюль-детонатор (КД) и взрыватель.

Преподаватель осматривал не только результат, но и следил за последовательностью действий, так как нарушение этого могло на практике повлечь гибель подрывника. И только потом выставлял оценки по отделениям.

Это будет потом, а на первом курсе все начиналось с малого: правильной изготовки и воспламенения огнепроводного шнура, обжима капсюль-детонатора и прочих важных мелочей.

Конечно, это продолжалось не месяц и не два, а, если не изменяет память, три года. МПД изучалась глубоко и подробно, однако в рамках вероятных задач спецназа, поэтому в учебной программе если и была военно-инженерная техника, системы разминирования, то лишь в ознакомительном плане.

Не меньшего внимания требовало подробное изучение специальных зарядов, которые были на вооружении спецназа ГРУ, включая мобильные ядерные фугасы, которыми так пугал мировую общественность в смутные 90е годы генерал Лебедь.

У майора Тимофеева не было всех передних зубов, были вставные. Спросить его об этом мы так и не решились, но почему-то думалось, что связано это с его профессией подрывника. Курсанты вообще были склонны героизировать своих командиров и преподавателей, особенно тех, кого уважали и любили.

Ясным морозным днем мы по команде майора Тимофеева высадились из ЗИЛа и построились в две шеренги, оглядываясь по сторонам. Это был заброшенный карьер. Здесь нам и предстояло провести четыре часа занятий по МПД с темой «подрыв фугасов». Ящик с подрывными принадлежностями оставался в кузове. Следом подошел ГАЗ-66, и трое наших курсантов, сопровождавших опасный груз, вытащили ящики с тринитротолуолом. Как положено по технике безопасности, взрыватели, огнепроводные шнуры, подрывные машинки, КД и электродетонаторы должны следовать в отдельном от взрывчатки транспорте.

Снег еще не выпал, и промерзшая земля глухо стучала под сапогами. В этот день мы были налегке. Шинели, РД и автоматы АКС-74 — по штату, тяжеленные гранатометы РПГ-16 в этот раз не брали. Первая часть занятий проходила по нескольким учебным точкам. На первой изучались меры безопасности под руководством командира отделения — это было обязательным для любых подрывных работ. На второй старательно нарезали огнепроводный шнур на небольшие отрезки. На третьей занимались обжимом КД.

Короче говоря, почти всегда повторяли все простые элементы подрывных работ так, чтобы это стало делом обычным и привычным.

Наконец приступили к основной цели занятия. Мы были при саперных лопатках, но закапывать фугас не стали. Просто поставили один ящик на другой. Установили несколько электродетонаторов, но только лишь для того, чтобы каждый мог поучаствовать в их подготовке. Затем параллельно их соединили. Нам показалось мало просто подорвать фугас, и мы попросили преподавателя положить невесть откуда взявшийся лемех от тракторного плуга. Тимофеев согласился и указал точное место для него.

Все было готово для подрыва. Преподаватель приказал всем лечь, а сам остался наблюдать. Крутанули ручку подрывной машинки, затем прозвучала соответствующая команда, какой-то счастливчик нажал кнопку КПМ — и раздался потрясающий взрыв. Земля вздрогнула под нашими телами, а находились мы относительно близко к месту взрыва, черно-серый цветок вздыбился в середине карьера. Лемех взлетел вверх, превратившись в черную точку, а затем с воем устремился вниз. Именно это показалось мне самым страшным.

Земля и пыль осели, и мы устремились к месту разрыва. Майор Тимофеев рассчитал все точно. Лемех упал совсем рядом от эпицентра и врезался в грунт так, что его не было видно.