Империя Раздолья 1: Огненное сердце (СИ) - Смолина Екатерина - Страница 14

***

Проснулась я ночью, по вполне естественной необходимости. Никаких воздыхателей у постели я больше не обнаружила, даже кот куда–то ушёл. С другой стороны, это давало свободу перемещения, о которой мне так мечталось. О том, чем кончилась в прошлый раз такая свобода, я старалась не думать. На кресле рядом с кроватью висело нечто вроде платья. Кажется, это для меня. Я подтянула ногой платье к себе, удивившись относительной лёгкости собственных движений. Надеть его оказалось не так просто, несмотря на простой покрой. Пришлось сначала запихнуть многострадальную левую руку в рукав, а затем натянуть на себя всё остальное.

Дело оставалось за малым — выйти во двор за дом и пройти несколько шагов к покосившемуся резному домику. Шаг, второй… Воодушевившись несложностью движений, я ускорила темп. До двери оставалась пара шагов, как меня до глубины души потряс вопль из-под моих ног:

— Мааааау!..

Два голубых огонька в абсолютной темноте довершили эффект, и я с энтузиазмом поддержала вой! На крики выхромал заспанный Беорн, зажёг лучину и, увидев в слабом проблеске огонька нас с котом, соревнующихся в верещании, раздражённо сплюнул и так шарахнул посохом по полу, что мы разом заткнулись.

— Чего орёшь, девка?!

Я воззрилась на кота, кот обиженно отвернулся, пряча от греха подальше свой облезший хвост. Пауза затягивалась.

— Мастер Беорн, я это… На улицу бы мне. За дом…

— Ну так ступай! Чего орать–то посередь ночи… — Старейшина что–то ещё проворчал и вернулся к себе, оставляя лучину дотлевать в моей комнате.

А мы наперегонки выскочили из дома.

Я постояла на крыльце. Пахло прохладой, млачевником и сеном. Совершенная, абсолютно круглая луна освещала дома и улочку. С упоением набрала этого густого летнего воздуха в грудь. И всё же жизнь восхитительно хороша! Особенно без боли. Я отметила, что с тех пор, как проснулась, ни разу не почувствовала её в полной мере, а на остатки старалась не обращать внимания. Кот забрался на перила крыльца, и светящимися голубыми огнями глаз гипнотизировал водную гладь реки. Отсюда был виден и мост в Заречье, там были общинные пастбища и несколько одиноких домиков. Я осторожно погладила белого пушистика. Большой зверюга! Он сначала выражал некоторое недовольство, но потом расслабился и уже сам перебрался на руки, требуя продолжения. Только сейчас я обратила внимание на тот факт, что его шерсть влажная, а сам он выглядит болезненно.

— Эй, когда же ты так успел облезть? Вчера же только был, как пушистая подушка! Заболел?..

Кот мурчал и лез куда–то на плечо, путаясь в моих волосах. Я нетерпеливо отыскала взглядом резной домик на заднем дворе, погладила кота напоследок и, не без усилий оторвав животину от себя, — кошар был явно против! — опустила его на пол.

Уже сидя в домике в глубокой думе, я услышала доносящиеся с улицы девичьи хихикания. Одну узнала сразу, вторая была не знакома. Я поспешила на улицу.

— Ринка! — хихиканье стихло, и две девушки уставились в мою сторону.

— Кати?.. Ох, Драккати, это ты!.. — Ринка кинулась мне на шею. — Я уж думала, уже не увижу тебя! В общине такие слухи ходят!..

— Это какие?

— Ну, что тебя того… Обесчестили и убили. А Воевода спасти пытался, да только не успел!

Ринка ещё раз пискнула и радостно повисла у меня на шее. Ночь становилась как–то всё темнее и темнее…

— Ринка, если ты меня сейчас не отпустишь, я точно умру.

Ринка непонимающе отстранилась.

— От удушья, Ринкания!..

— Ой, прости, Дракки! — Ринь смущённо убрала свои загребущие ручки. — Рассказывай, как ты? Выглядишь как бледная немочь!

— От немочи слышу! — буркнула я. А затем улыбнулась, осознавая, что тоже рада видеть подругу. — Я в порядке. Ну, почти. Голова иногда ещё кружится, и рука как чужая, а так… Короче, не дождётесь! А что вы тут делаете среди ночи?

Девушки переглянулись. Ринка загадочно–интригующе опустилась до шёпота:

— Слушай, а ты уже насколько хорошо себя чувствуешь?..

— Н–у–у…

— В общем так. Это Никоя, — она взяла за руку девушку с тонкой трогательной косичкой, переброшенной через плечо, — и мы идём… К заброшенному дому!

Теперь уже моя очередь была озадаченно смотреть на полное предвкушения лицо подруги:

— Зачем?!

— Увидишь, — подруга кокетливо качнула головой.

Я поколебалась. Уже догадываясь, что пожалею, я лишь спросила:

— Надеюсь, пойдём не через колодец?

— Почему? А! Ты же ничего не знаешь! Да не бойся, волдырей больше не будет!

Как это не будет? Мы по воздуху, как птички, полетим?.. Но спорить с Ринкой не стала. Раз подруга говорит, — значит так и есть. Мы спускались по улочке вниз, мимо моста в Заречье, перешёптываясь и расспрашивая друг друга о новостях. Никоя оказалась молчаливой, и нашу беседу не поддерживала. Только рассказала, что её брат из деревни неподалёку погиб, и она осталась одна, и что ей семнадцать лет.

— Слушай, Рин, я никогда тебя не спрашивала… А сколько тебе лет?

— Дак вот весной было двадцать! Мы же ещё салинийскую наливку с корабля стащили, помнишь?

— Помню! И пили в девичьей до утра, а утром сварили уху с порчун–травой вместо петрушки! — мы рассмеялись. — Потом вся община, что у нас обедала, сидела по задним дворам!.. Ух, Старейшина лютовал, — три дня потом в поле картошку пололи! И смешно и грустно…

— А тебе сколько? — Ринка отмеряла шаги в недорогих сапожках, всё больше ускоряясь.

— А я на год старше тебя. Я у нас тут вообще самая старая!

— Такие мы старые, красивые и незаамууужнииее… — мы захихикали.

— Слушай, Ринь, а где Аника? Что с ней?

— С ней–то всё в порядке. Коз пасёт в Заречье, сорняки полет. Вот ты мне скажи, что всё–таки у вас там произошло?! — Ринкино любопытство — это отдельная песня!..

— А что ты знаешь? — осторожно поинтересовалась. Ей только дай волю, по секрету всему свету…

— Ну, что вы из–за Жаника подрались. И что он вас разнимал. А потом приказал стеречь палатку с ней своей охране, а тебя повёз в Общину на своём вороном жеребце.

— Почти так и было…

Ринкания что–то обдумывала, нервно теребя кончик рыжего локона.

— Кати, а правда, что у вас с Воеводой роман?

Я аж притормозила:

— Че–го?!

— Ну, слухи, знаешь ли. Что он ночует с тобой, а Старейшина вас покрывает… — Ринка смотрела, как вытягивается моё и без того изумлённое лицо, и вынесла свой вердикт: — Ясно. Ты не в курсе.

— Ринка!..

— Да ладно, чего ты… Я просто уточнить хотела, интересно же. Может и на меня снизойдёт благодать воеводова… — Ринка мечтательно закатила глаза. — Когда–нибудь.

Я изобразила всенародную скорбь:

— Как ты могла поверить такому?!

Мы приближались к зарослям щипун–травы, за которыми должен был находиться колодец, и я инстинктивно замедлила шаг. Противных жгучих стеблей всё не было. Ринка победно обернулась:

— Я же говорила! Выжгли их по приказу Воеводы! Теперь хоть в урочище к колодцу ходить не надо, этот рядом совсем!

— А мне нравится в урочище, — я оглядывала почерневшие остатки стеблей, торчащие из земли вокруг колодца. — Там лучше.

Миновав опалённую окраину, ведущую колодцу, мы свернули вбок, к свежевыделанной ограде из прутьев.

— Пригнитесь! — скомандовала рыжая бестия.

Мы послушно присели под оградой, вслушиваясь в предрассветную тишину. Слышались странные посвистывающие звуки, но их источник я долго не могла определить, пока подруга шёпотом восхищённо не протянула:

— Вооот он, свет очей моих!..

За старым заброшенным домом открывалась интересная картина: танцующий с оружием высокий воин, сначала плавными, а затем резкими движениями перетекал из стойки в стойку, замирая каждый раз по завершении серии ударов по мнимой мишени. Длинные волосы убраны в хвост и несколько раз перехвачены шнурами по всей длине. Отсветы всё ещё яркой луны переливались на красивом, тренированном мощном теле, подчёркивая каждое движение мускула на обнажённом торсе.

Была в нём и сила и лёгкость, несмотря на внушительные габариты. Череда колющих ударов, рассекающий взмах, разворот в прыжке по оси древка секиры. Я заворожённо наблюдала за красивым танцем. Такая гармония тела, движений и оружия восхищала. Мне ещё никогда не приходилось видеть, как тренируются воины. Увиденное же поражало мастерством и грацией настолько, что я забыла, где нахожусь!