Дети в сети. Шлем безопасности ребенку в Интернете - Мурсалиева Галина - Страница 47

Мама заставляет брать у отца деньги, прекрасно зная, как его, Руслана, это убивает. Вот поэтому так не хочется сейчас возвращаться домой. Она, конечно, сразу спросит о подарке, и придется лезть в карман, вытаскивать оттуда свое унижение – его деньги…

– Поговорить? – откликнулась по телефону Наташа. – Только не теперь, хорошо, Русли? Я просто зверски сейчас занята. Позвони на днях, хорошо? Алле! Ты слышишь?

– Да, – сказал он, чувствуя, как бесконечно она от него далека.

Он нажал на красную кнопку, разъединился с ней, и одновременно куда-то делась тяжесть, так давившая его с утра. Даже противный ком в сердце будто растворился. Он подумал, что Наташа похожа на отца, что она думает обо всем точно так же, как и он, а раньше была только маска. Это тоже когда-то давно объяснял ему отец – насчет масок. Что каждый преследует какую-то цель, и если кто-то хорошо относится к другому, это вовсе не означает, что он именно так к нему относится – скорее всего, это выгодно ему на данном этапе. Наверное, и Наташе он всегда казался жалким и смешным со всеми своими глупыми переживаниями, со своим РИО. Просто раньше она была руководительницей кружка, который он посещал, и потому делала вид, что он ей интересен. А теперь нет кружка.

«Все на одно лицо. Все как один. И Наташа, и Дина, и отец, и Серебристый». Даже эти страшные мысли не вызвали никакой боли. Он теперь был спокоен. Он, конечно, может им другое доказать. Но для этого надо стать таким же. Тогда же он все и продумал. И сразу заторопился домой. Там главное – уничтожить рисунки и остаться одному.

Такая возможность представилась лишь через день. День, который был в промежутке, запомнился его одноклассникам как очень веселый. Они были на дне рождения у Руслана, и был он, по их мнению, таким же, как всегда. Только одна девочка заметила, что хотя он и не отлучался никуда, все время почему-то казалось, «что мы празднуем день рождения без именинника». У него к тому времени уже был составлен текст «предсмертной» записки и уничтожены все рисунки.

«Ох, как представлю, как он это делал, что испытал, сразу начинает болеть сердце. Если б я могла знать тогда, когда он позвонил, если б я знала!» (Из разговора с Наташей.)

«– Твоя вода не освежает меня, – сказал истомленный жаждой джинн. – А ведь это самый прохладный колодец во всем Диар-Бекире». (Сильвио Пеллико)

«Философская интоксикация. Признак большого, сильного разочарования. Результат скопления неотреагированных эмоций. 14–15 лет – возраст наивности и решительности, возбуждение преобладает над торможением. Если нет рядом взрослого, способного дать выход эмоциям подростка, выслушать его вовремя, убедительно и тактично скорректировать его выводы, то в конечном счете юный человек впадает в депрессию, в тоску, уходит в себя, а вокруг вырастают высокие стены безысходности. В таких случаях все решается вспышкой агрессии либо по отношению к окружающим, либо по отношению к самому себе. В этом выборе играет роль общий уровень развития подростка. Чем он выше, тем больше оснований предполагать, что его агрессия будет направлена на самого себя». (Из разговора с психотерапевтом В. Крысенко.)

…Четырехлетний малыш с блестящими глазами, захлебываясь от восторга, носился по берегу моря. Он восхищался теплой и ласковой волной и бережно проводил по ее поверхности ладошкой. Он резвился, так счастливо улыбаясь, что казалось, что весь этот погожий день создан специально для него. И вдруг – изумление, страх, ужас – вся эта гамма чувств так не шла малышу и так пугала, что мать ребенка бросилась к нему, обняла. Оказалось, малыш услышал разговор двух женщин. Одна из них сказала:

– В прошлом году берег был гораздо ближе к станции, море уходит.

– Да, – ответила ей вторая, – море уходит.

В детское сознание слова эти врезались как весть о крушении мира. Море – символ красоты, источник радости, море вечное и такое незыблемое, – оказывается, уходит.

Через две минуты малыш стал прежним: счастливым, радостным. Сложно ли это: успокоить ребенка? Погладить по головке, заверить: никуда оно не уйдет, море, вон как далеко и широко раскинулось его синева – это же море! Оно не может уйти! Но когда уходит море от подростка, возможно ли это: утешить?

– Считаю своим долгом интересоваться жизнью сына, – сказал отец.

– Как видите, Руслан ни в чем ущемлен не был, – сказала классная руководительница. – Что с ним могло произойти? Наверное, что-то очень страшное, неожиданное…

ПРИ ЛЮБВИ ЗВОНИТЬ: 01, 02, 03

Женщина, шедшая навстречу, встала как вкопанная, сбоку замерли двое мужчин. Все смотрели вверх, и Дмитрий Алексеевич, машинально проследив за их взглядами, увидел силуэт девчонки на крыше девятиэтажного дома. Дальше все смутно. Казалось, собралась огромная толпа, которую охватила странная немота. Потом – множество голосов:

– Отойди от края! От края! Отойди! Надо пожарных! «Скорую»! Звоните скорей, полицию надо! 01! 02! 03!

Дмитрий Алексеевич тоже кричал. Чужую фразу, показавшуюся самой нужной и мудрой: «Отойди от края!» Как заклинание, без конца, пока все вокруг не повернулись почему-то к нему и не стали увещевать его в чем-то. Какая-то женщина стала трясти его за плечо, и тогда он услышал:

– Да ответьте же ей! Она к вам обращается!

– Ко мне? – удивился он, хотя и понимал: это Алла. Там, наверху, Алка. И сразу услышал ее, говорящую с высоты:

– Да или нет? Скажите!

– Говорите «Да!» Кричите «Да!» Она прыгнет!

– Да-а-а! – закричал он. Девчонка отступила на шаг, и он, окончательно очнувшись и почувствовав свою власть над ситуацией, крикнул увереннее: – Давай назад! Спускайся! Уходи оттуда!

– Да? – переспросила Алла.

– Да-а! – закивал он. – Назад! Да-а!

Он кинулся во двор дома, в первый же подъезд – только бы не из другого она объявилась. Влетел в лифт, 9-й этаж. Повезло, открытый люк, вот она. Схватил почему-то за волосы. Как утопающую.

ТЕЛЕФОН НЕДОВЕРИЯ

– Добрый вечер, вас внимательно слушают! – Голос ну просто перенасыщен доброжелательностью.

– Это телефон доверия? – на всякий случай уточнил Дмитрий Алексеевич. С чего-то надо было начинать.

– Да-да, правильно. Что с вами приключилось? Рассказывайте.

– Видите ли, – начал он. – Помощь нужна не мне, а девочке.

– Вашей дочери? – уточнили там.

– Не-ет. (А могла бы вообще Алка быть ему дочерью? Ей 14, ему 35. Пожалуй.) Ученице. Видите ли, она, по всей вероятности, влюбилась. В меня.

– Что же тут плохого или страшного? – повеселел голос. – Тривиальная ситуация. Проявите такт, поговорите, объяснитесь.

– Но ей нужна срочная помощь.

– Что вы с ней сделали?

– Тьфу! – В сердцах Дмитрий Алексеевич бросил трубку.

В школе ее не было с того самого дня.

– Кто знает, что с Королевой? Кто-нибудь поддерживает с ней связь?

Молчание. Хотел что-то про равнодушие добавить, да сам себя оборвал, напоровшись на хамский и откровенно издевательский взгляд своего тезки Сазонова.

– Что, Митя, плохого в том, что учитель беспокоится об отсутствующих? Завтра контрольная.

Отсутствуют пять человек, Дим Лексеич, – ломким баском ответил девятиклассник.

МУЖСКАЯ ЛИНИЯ. МОНОЛОГ ДМИТРИЯ АЛЕКСЕЕВИЧА

– Еще прошлой весной я говорил ее матери: «Вашей дочери нужна помощь психолога». Я даже не сказал «психиатра», но мать оскорбилась. Алла у нее поздний и единственный ребенок. Ребенок, и все, и я никогда не смотрел на нее как на женщину, тьфу! Простите. Достала. Она меня достала. Вот эта крыша девятиэтажного дома, я вам рассказал уже, вы представили? Да? Смешно. В школе уже или знают, или догадываются. Может, видели, может, слышали, может, думают, что я маньяк, пристаю к детям… А я учитель, понимаете, я потомственный учитель. Дед преподавал, отец, мать. Когда невыносимо стало в материальном плане, я подался к друзьям в коммерцию, год промучился и понял: гены у меня не те. И вернулся в школу, где сегодня, сами, наверное, знаете, – либо неудачники, либо пенсионеры… Но вот так я устроен, все, что читаю, все, что думаю, в итоге преломляется и в какой-то форме отдается ученикам.