Отражение - Френсис Дик - Страница 57

написал, что на следующей неделе пришлю цветы получше.　

Она и этих не заслужила, — сказала Клэр.　Брось, несчастная старуха.　

Мы остановились в небольшой гостинице над Темзой. Никто не знал нас, так что мы записались как муж и жена, потом прошли в отделанный обожженными досками паб, медленно, с удовольствием пообедали и, не привлекая к себе внимания, поднялись в свою комнату. Из окна была видна глянцевая коричневая поверхность воды и голые ивы.　

Со мной это не в первый раз, — сказала Клэр,　ты не зациклен на девственницах?　Напротив, предпочитаю не иметь с ними дела.　Вот и отлично.　

Дружеская приязнь переросла в страсть. Потом, опустошенные и счастливые, мы лежали рядом и что-то шептали друг другу, пока не уснули. Мне было хорошо, как никогда. А Клэр? Не знаю. Но утром, когда я предложил повторить вчерашнюю программу, она согласилась без колебаний… Днем, спокойные и довольные друг другом, мы отправились навестить Джереми.　

Он лежал на высокой кровати, от которой с одной стороны тянулось множество дыхательных трубок. Джереми, правда, дышал собственными легкими. Но, видно, врачи поторопились отключить от него аппараты: каждые десять минут в палату заходила сестра проверить, дотягивается ли Джереми до кнопки звонка.　

Он заметно осунулся, кожа приобрела зеленоватый оттенок, но в глазах, как и прежде, светился ум, ясный и лукавый. Униженный беспомощностью своего положения и изнывая от безделья, он всякий раз, когда входила медсестра, отчаянно придурялся и донимал ее таким несносным вздором, что я от души пожалел бедную женщину.　

Я попытался извиниться за то, что ему пришлось пережить, но Джереми и слушать не захотел.　

Не забывай, — сказал он, — я в твою темную комнату сам зашел. Никто меня туда силой не тянул.　Он оценивающе оглядел меня с головы до ног. — Выглядишь вполне пристойно. Как тебе удалось так быстро поправиться?　

Не быстрее, чем всегда, — сказал я.　Всегда… — Он тихонько засмеялся. — Ну и жизнь у тебя… От травмы до травмы.　Сколько тебя еще здесь продержат? — спросил я.　Дня три-четыре.　И все? — удивилась Клэр. — Но ты выглядишь… э-э…　

Лицо Джереми было белее подушки, на которой он лежал. Но тем не менее он кивнул и сказал:　

Я теперь дышу гораздо лучше. Как только мне перестанет угрожать повторный паралич, смогу выписаться. В остальном я здоров.　Могу отвезти тебя домой, если понадобится.　Ловлю на слове.　

Долго оставаться в палате не следовало — Джереми явно утомлялся от разговора.　

Знаете, — сказал он, когда мы уже собирались уходить, — этот газ… он быстро подействовал. Не то что наркоз у зубного врача. У меня даже не было времени закричать… будто кирпичную стену вдохнул.　Ни один из нас не выжил бы, если бы оказался в доме один, — сказала Клэр.　Какой напрашивается вывод? — жизнерадостно спросил Джереми.　

…По дороге в гостиницу Клэр напомнила мне, что я ничего не рассказал Джереми об Аманде.　

Успеется.　Ему передали, что ты нашел ее, он позвонил, не смог дозвониться и приехал — тогда, в воскресенье.　Я отключил телефон.　От таких случайностей зависит человеческая жизнь.　Угу.　

Пришла ночь, и мы снова были вместе, ощущая друг друга иначе, чем в предыдущую. Трепет и ярость, нежность, напор, неистовство… Часы пролетали незаметно, и мне казалось, что Клэр так же хорошо, как и мне.　

Говорят, после этого наступает депрессия, — сказала Клэр после долгой паузы. — Я что-то не замечаю, а ты?　А я замечаю. Утром, когда ты уходишь на работу.　Ну, до этого еще далеко.　И слава богу.　

Но утро все же наступило, ничего не поделаешь. Я отвез Клэр на станцию и, посадив на поезд, поехал в Ламбурн.　

Прежде чем идти к Гарольду, я по приезде заглянул к себе. В доме было тихо и холодно, каждый предмет казался странно чужим. Как посторонний, я вглядывался в кричащую об одиночестве наготу стены и физически ощутил эмоциональный холод, который сразу почувствовал Джереми, когда впервые пришел ко мне. Как я мог не замечать этого раньше? Но как бы там ни было, теперь этот дом не для меня. Человек, который создал его таким, уходил, вовремя покидая прежнее убежище. Странная тоска охватила меня… 'но не было пути назад. Слишком глубокие корни пустила в душе наступающая зрелость.　

Я прошел на кухню и разложил на столе фотографии разных людей анфас и в профиль, после чего, слегка дрожа от холода, позвал миссис Джексон взглянуть на них.　

И чего вы от меня хотите, мистер Нор?　Узнаете кого-нибудь, миссис Джексон?　

Серьезно и внимательно миссис Джексон проглядела снимки один за другим и без колебаний остановилась, увидев знакомое лицо.　

Ну вы подумайте! — воскликнула она. — Да ведь это тот самый инспектор из муниципалитета, который приходил насчет налогов. Ну, помните, я вам рассказывала. Полицейские еще смеялись надо мной, что он представился, а я впустила его к вам, ну а я им прямо сказала, как вам сейчас говорю: он мне назвался налоговым инспектором, а у меня и в мыслях не было, что он может врать.　Вы уверены, что это он?　Совершенно уверена. Он даже одет был точно так же — та же шляпа и все остальное.　Тогда напишите мне, пожалуйста, на обороте все, что вы сейчас сказали, миссис Джексон. — Я дал ей шариковую ручку. — Пишите, я вам продиктую: «Двадцать седьмого ноября сего года этот человек приходил к Филипу Нору и, назвавшись налоговым инспектором, осмотрел дом в его отсутствие».　Это все? — спросила миссис Джексон.　Распишитесь вот здесь, пожалуйста. А теперь не сочтите за труд повторить то же самое на вот этой фотографии.　

Она прилежно выполнила мою просьбу.　

Вы собираетесь отнести эти фотографии в　

полицию? — спросила она. — Мне вообще-то не　

хотелось бы, чтобы они снова явились по мою душу.　

Скажите, они придут?　

Не думаю, — успокоил я ее.　

Виктор Бриггс приехал в Ламбурн на «мерседесе», но в Даунс отправился на «лендровере» и вместе с Гарольдом на той же машине вернулся обратно. Я прискакал на конюшню на лошади. Утренние дела более или менее благополучно завершились, и, в меру довольные, мы по одному съезжались к Гарольду.　

Виктор Бриггс стоял посреди дзора у своей машины. Он ждал меня. Я спешился и поручил лошадь заботам подбежавшего ко мне конюха.　

Садись в машину, — пригласил меня Виктор.　

Никогда слова лишнего не скажет. Одет, как всегда,　

в неизменных перчатках, он стоял на холодном ветру, еще больше омрачая пасмурный зимний день. Жаль, что я не могу видеть ауру: у Виктора Бриггса она наверняка черная. Молча показав мне на переднее сиденье, он залез в машину и сел рядом со мной за руль. Завел мотор, отжал сцепление, дал газ и включил коробку передач. Стальной гигант бесшумно выехал из Ламбурна на шоссе, ведущее в Даунс.　

На широкой, поросшей травой обочине, откуда было видно половину Беркшира, Виктор Бриггс остановил машину, выключил мотор и, откинувшись на сиденье, спросил:　

Ну?　Вы знаете, о чем я хочу поговорить с вами?　Я последнее время только о вас и слышу.　В самом деле? И что же?　Ходят слухи, что Айвор ден Релган натравил на вас своих головорезов.　Неужели? — я взглянул на него с интересом. — Где же вы об этом услышали?　В игорном клубе, — ответил он, почти не разжимая губ.　И что вам там рассказали?　

Но ведь это правда? — сказал он. — В субботу у вас на лице еще оставались следы побоев.　А почему он их на меня натравил, вам говорили?　

Губы дернулись, пряча улыбку.　

Ходят слухи, — сказал он, — что благодаря вам Айвора ден Релгана выперли из «Жокей-клуба» гораздо скорее, чем он туда пролез.　

Наблюдая за тем, как удивление на моем лице сменилось тревогой, Виктор Бриггс уже не смог совладать с лицевыми мускулами и расплылся от удовольствия.　

Вам известна причина? — спросил я.　Нет, — ответил он, не скрывая сожаления. — Просто слышал, что вы это сделали. Наемники проболтались. Безмозглые куски мяса. Ден Релган зря связался с ними — эти дурни никогда не держат язык за зубами.　А чем они… вообще занимаются?　Вышибалы в игорных домах. Грубая сила.　Они избили жену Джорджа Миллейса… Вы и об этом слышали?