Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя - Аксеничев Олег - Страница 28

   — Я готов, господин!

Новоявленный английский рыцарь сэр Эндрю вместе с доктором Ди расстались с Уолсингемом и его людьми у ворот дома алхимика. Учёный-доктор отправлялся домой, королевскому же Мавру необходимо было вернуться в Лондон.

Много тайных дел накопилось в королевстве!

За два квартала от дома, где жил доктор Ди, наказывали преступников. На городской площади под вечер уже не торговали, но жизнь кипела пуще прежнего.

Под весёлый гомон толпы помощники палача заканчивали привязывать к позорному столбу женщину, на удивление покорно терпевшую наказание. Андрей, к недоумению своему, заметил, что на лицо женщины, наподобие конской уздечки, надета конструкция из железных полос, сделанная таким образом, что не давала несчастной раскрыть рот и закричать.

   — Не видели такого у себя в Московии?

Доктор Ди с превосходством взглянул на молодого человека.

   — Это бренк, средство наказания для сварливых жён. Достаточно недовольному мужу привести к себе тюремщика, и судьба строптивицы решена. Видите, женщина молчит? Под обручем, закрывающим рот, приклёпана пластина, заходящая в горло, а на пластине — шипы. Поневоле замолчишь, когда шипы впиваются в язык!

   — Вы это на своей жене ещё не пробовали? — поинтересовался Андрей.

   — Пока нет, но кто может предрекать будущее ?

Андрей, воспитанный на «Домострое», творении бывшего царского духовника, протопопа Сильвестра, решил промолчать. Ему были отвратительны мужья, не умеющие разобраться со своими жёнами без помощи городского палача. Мельчают люди в Европе, печально подумал Молчан.

Между тем у палача нашлась новая работа. Молодой человек, точнее, совсем ещё мальчишка, моложе Андрея, был выведен на помост, скручен дюжими помощниками палача...

   — Господи, сударь! Смотрите, ему режут уши!

   — И такое бывает. Изготовление фальшивых бумаг, к примеру...

   — После урезания ушей Эдуард Тальбот приговаривается к изгнанию из города! — объявил глашатай.

Они ещё встретятся — Андрей, Ди и молодой человек, лишившийся ушей. В следующей книге, быть может.

Веселится и ликует весь народ,

Когда царь со всей опричниной идёт!

После новгородского кошмара, после постоя в Пскове, городе, похожем внешне на Новгород, но верном и честном, царь возвращался в Москву. Не в Александрову слободу, где предпочитал жить и откуда правил страной, но в город, поражённый казнокрадством и изменой не менее, чем Новгород — ересями.

Все боялись. Народ — повторения новгородских казней. Оттого и бежали крестьяне по лесам, оставляя опричникам для постоя сёла и деревни, страшные своей пустотой. Царь — не покушений человеческих (кто ж руку поднимет на помазанника Божьего), но происков дьявольских. А на силу нечистого насмотрелся Иван Васильевич в Новгороде... как сон спокойный теперь призвать, вот вопрос...

Мало жить в страхе Божьем. И перед государем должно дрожать, подобно ивовым ветвям под сильным ветром. Господин Великий Новгород свою долю смертного ужаса получил. Теперь — Москва. Первопрестольная. Опухшая от денег и беззаконий. Изолгавшаяся по-фарисейски. Бояре да дьяки, служащие не Богу, но Мамоне, идолу наживы.

Не затем ли царь опричнину создал, чтобы спасти души людские от грехов лжи и сребролюбия? А московляне, склонившись в обманной покорности, стали сноситься с королём польским Сигизмундом, рассчитывая изменой не украсть новое, так сохранить уже нажитое, хоть и неправедно.

Дошло до того, что устроили за ним, Божьим помазанником и природным государем, настоящую слежку. Заметили недавно в пыточных Александровой слободы некоего человека в скромных одеждах — среднего роста, немного картавившего. Внимательно слушавшего расспросные речи, изредка задававшего уточняющие вопросы, грамотные, полезные, так что видно было не новичка в пыточном деле. Что не знаком был никому — не удивлялись. Дела государевы — тайные, не всем и не всё ведать дозволено.

Ондрейка Щелкалов соколом охотничьим заметил опасность, приказал привести незнакомца. А тот как сквозь землю провалился! Странное выяснилось: никто не видел, откуда приходил чёрный человек, куда уходил. Никто не видел его на дорожках опричного замка, в слободе или в палатах. Потом нашлись и такие, кто божился, что глаза чужака светились зелёным, а один из помощников палача ясно учуял от незнакомца запах серы. Помощнику всыпали плетей, чтобы больше так не пил на работе, на том всё и закончилось.

Но соглядатай был и расспросы слышал. Кому в Москве ведомо теперь о попавших в судные списки — так и осталось неведомым. Плохо, конечно, но тут уж Малюта расстарался, выслал вперёд разъезды, приказал никого из столицы без строгого дознания не выпускать.

Если уже не вырвались вороги, то расплата для них близка. Вот она, Москва, от золотых церковных куполов до графитово-чёрной крыши Опричного дворца.

Царь Иван Васильевич придержал коня. Залюбовался открывшимся простором, взгрустнул, представив, что придётся такую красоту предать очистительному огню.

Взмолился Богу, чтобы дал силы и разумение не наказывать весь город; чтобы обошлось теми гремя сотнями, что намечены были следствием, кто в слободе, а кто ещё в Новгороде да Пскове.

Приговорённые к казни новгородцы загодя, ночью, были ввезены в Опричный дворец, усажены в каменную подклеть без окон и с толстыми стенами, чтобы никто из прохожих не слышал стенаний узников. Туда же тащили взятых под стражу москвичей.

А войско входило в город не то чтобы мирно — с шутками и смехом. И первым — шут верхом на осле, важный, с импровизированной хоругвью, как главный знаменосец победоносного войска. Увидев, что нарисовано на шутовском знамени, царь только крякнул в бороду, но решил промолчать — опричники заслужили и не такую награду после охоты на новгородских бесов и еретиков. Женщина с задранным подолом, оголившим большой розоватый зад... И нарисовано-то хорошо — не иначе, какому-то богомазу пригрозили чем, опричники на это мастера.

Но кому забавы да смех, царю же не о веселье думать надо, но о долге. О смраде и тьме пыточного застенка.

Там, где река Неглинная соединяется с Москвой-рекой, несколько лет назад, с учреждением опричнины, раскатав по брёвнам боярские палаты, возвели Опричный дворец, высокий, тёмный, с чёрной странной крышей из графитовой черепицы. С горбоносыми и хищными, в подражание царю, двуглавыми орлами, хозяйски распростёршими крылья над крышами. С резными львами над воротами. В глазницы львам вставили отполированные и выгнутые чашей металлические пластины, недобро отсвечивавшие при свете солнца и угрожающе мерцавшие при лунном сиянии.

Там же, неподалёку от запретных ворот, пользоваться которыми не мог никто, кроме царя, незаметно примостилась маленькая, в один этаж, постройка. Сверху, под крышей, за толстыми дубовыми брёвнами стен, обосновался Малюта Скуратов со своими людьми и архивами. Ниже, в каменной подклети, почти под землёй, с любовью к делу и тщанием оборудовали пыточную.

К запретным воротам, оставив опричников, и повернул Иван Васильевич. Из толпы жавшихся к заборам зевак едва не под копыта царского коня вывалился человек — нелепо, спиной вниз, раскинув руки крестом. Сразу несколько опричников, охаживая плетьми бока коней, ринулись закрыть государя от неведомого врага.

   — Ммммать! — внятно выговорил неизвестный.

   — Да он пьян! — сказал один из опричников, успевший спешиться и подойти к человеку, на ходу вынимая саблю из ножен.