Учение о цвете. Теория познания - фон Гёте Иоганн Вольфганг - Страница 35

* **

И однако через параллакс человеку дало здесь, если его мыслить не стационарным, а подвижным, самое надежное указание: *) — Сюда включено уже, если ближе всмотреться, учение о применении соответствующих углов.

* **

Кто довольствуется чистым опытом и в согласии с ним поступает, у того достаточно истишюго. Подростающее дитя мудро в этом смысле.

* **

Теория сама по себе ни к чему; она полезна лишь поскольку опа лает нам веру в связь явлений.

* **

В искусстве и науке, так же, как в практической деятельности, все сводится к тому, чтобы об’екты отчетливо воспринимались и трактовались сообразно своей природе.

* **

Я жалею людей, которые много носятся с преходящестью вещей и уходят в созерцание земной суетпости: ведь мы для того и существуем, чтобы сделать преходящее непреходящим; а это может быть осуществлено лишь тогда, когда мы умеем денить и то и другое.

* **

Кто может сказать, что у него есть склонность к чистому опыту? Каждый полагал, что он следует настойчивым советам Бэкона, но кому удавалось это?

* **

С Бэкона Всруламского датируют эпоху эмпирического естествознания. Однако, его путь часто пересекали и делали непроходимым теоретические тенденции. В сущности говоря, с каждогодня можно и должно считать повую эпоху.

* **

При расширепии знания, время от времени становится необходимым произвести новый распорядок; он происходит обыкно- вегаю согласно новым максимам, но всегда остается предварительным.

* **

Опыт может расширяться до бесконечности, теория в состоянии очищаться и совершенствоваться в таком же смысле. Первому открыта вселенпая во всех направлениях; последняя остается замкнутой пределами человеческих способностей. Вот почему все воззрения должпы возвращаться; и иногда встречается удивительный случай, что при расширенном опыте спова входит к милость ограниченная теория. [50]

*

Человек сам по себе, по скольку он пользуется своими здоровыми чувствами, есть величайший и точнейший Физический аппарат, какой только может существовать; и величайшее несчастье новейшей физики состоит именно в том, что она как бы отделила эксперименты от человека и желает признать природу лишь в том, что показывают искусственные инструменты, желает даже ограничить ими то, что природа может создать.

* *

Так же обстоит дело с вычислением. Есть много истинного, не поддающегося вычислению, как не все истинное возможно представить в виде эксперимента.

* **

Но ведь затем человек и стоит так высоко, чтобы вообще певыразимое — в нем нашло свое выражение. Что такое струна и всякое ее механическое деление перед ухом музыканта? Да, можно даже сказать: чтб такое Физические (elementare) явления самой природы перед человеком, который должен еще укротить их и модифицировать, чтобы иметь возможность сколько — нибудь ассимилировать их?

* **

Когда хотят, чтобы эксперимент дал все, к нему нред’являют слишком большое требование. Ведь и электричество вначале умели добывать только посредством трспия, между тем как теперь его высшее проявление осуществляется простым прикосновением*).

* **

Нехорошо — хотя это и случается со многими наблюдателями — связывать с каким — либо воззрением сейчас же какой нпбудь вывод и рассматривать их за равнозначащие.

* **

Теории обыЕиовеиио — результаты чрезмерной поспешности нетерпеливого рассудка, который хотел бы избавиться от явлений, и подсовывает поэтому на их место образы, понятия, часто даже одпи слова. Подозревают, даже видят, что это только вспомогательное средство; но разве страстность н партийность не прилепляются всегда к таким средствам? И ие без осповапия, так как они очень нуждаются в пих *).

* **

Наши состояния мы приписываем то Богу, то чорту, и и обоих случаях ошибаемся: в пас самих лежит загадка, в пас, порождениях двух мирои. Так же к с цветом: то его ищут в свете, то снаружи, во вселенной, и не могут найти его только в его собственном доме.

* **

Наступит время, когда будут излагать патологическую экспериментальную Физику и выведут на свежую воду все то жонглерство, которое надувает рассудок, контрабандным путем протаскивает какое — либо убеждение и, что хуже всего, препятствует всякому практическому прогрессу. Фспомсны должны быть раз на всегда вырваны из мрачпого эмнирико — механико — догматического застенка и представлены на суд обыденного человеческого рассудка.

* **

Природа умолкает на плахе; ее верный ответ на искрепний вопрос: да, да! нет, пет! Все остальное от лукавого.

* **

Микроскопы и телескопы собственно только спутывают чистый человеческий смысл.

* **

Все плодотворное принадлежит не нам, а природе.

*

И само время — стихия.

* *

Природа не беспокоится о каком — либо заблуждении; сама она может поступать только правильно, не заботясь о том, что из Этого выйдет.

* **

То, что называют идеей, выступает перед нами, как закон всех явлений.

* **

Воспринимать природу и непосредственно извлекать из нее пользу дано немногим людям; между познанием и применением они охотно измышляют воздушный замок, старательно разрабатывают его п забывают за ним предмет вместе с его применением.

* **

Точно так же не легко понимают, что в великой природе совершается то же, что происходит и в самом маленьком круге. КоГда опыт навязывает такого рода познания людям, они, в конде кондов, сдаются. Мякина, притянутая натертым янтарем, оказывается в родСтве с самой ужасной грозой. Это даже собственно — одно и то же явление. Это микромегическое мы признаем еще в некоторых других случаях, по скоро нас покидает чистый гений природы, демон мудрствования овладевает нами и всюду умеет проявить свою власть.

* **

Природа сохранила за собой столько свободы, что знанием и наукой мы безусловно не можем настичь ее или прижать ее к стене. Все это — наши глаза, наши воззрения; одна только природа знает, чего она хочет, чего она хотела.

Если естествоиспытатель хочет отстоять свое право свободного созерцания и наблюдения, то пусть он вменит себе в обязанность обеспечить права природы; только там, где она свободна, будет свободен и он; там, где ее связывают человеческими установлениями, оп будет и сам связал.

Природу и идею нельзя разделить, не разрушив тем самым как искусство, так и жизнь.

* **

Когда художники говорят о природе, они всегда подразумевают идею, не сознавая этого отчетливо.

* **

Точно так же обстоит дело со всеми, кто исключительно превозносит опыт; они не хотят понять, что опыт — только половина опыта.

* **

Сначала слышишь о природе и подражании ей, затем тебе преподносят «прекрасную природу». Предлагается выбирать; но ведь, конечно, наилучшее? А по какому признаку узнать его? По какой норме производить выбор? И где эта норма? Ведь не в самой же природе?

* **

Допустим даже, что предмет дан, — прекраснейшее дерево в лесу, которое признал бы в своем роде совершенным даже лесничий. Но ведь для того, чтобы превратить это дерево в картину, я обхожу его вокруг и выискиваю самую красивую сторону. Я отступаю на достаточное расстояние, чтобы вполне обозреть его; я дожидаюсь благоприятного освещения, — и много ли после этого перейдет от дерева, как оно существует в природе, на бумагу?

* **

Как раз то, что необразованным людям представляется в художественном произведении природой, есть не природа (извие), а человек (природа изнутри).

* **

Мы знаем только мир в отношении к человеку, — и никакого иного; мы хотим только искусства, являющегося отпечатком этого отношения, — и никакого иного искусства.

Кто первый связал в картине горизонтом конечные пункты многообразной игры отвесных линий, тот изобрел припдип перспективы.