Первое дело при Красном - Попов Андрей Иванович - Страница 8

Генерал Бройнинг так описал этот бой: «Проделав марш в одно льё по дороге на Инково, мы нашли дивизию Себастьяни в полном отступлении, сильно стеснённую огнём по меньшей мере шести орудий, а также роем из шести-семи тысяч гусар и казаков, за которыми следовала сильная колонна пехоты. Мы тотчас развернулись; благодаря нашему вмешательству, дивизия смогла отойти, мы прикрыли её отступление, хладнокровно остановив многочисленные атаки; после того, как наша батарея под командованием капитана Брайтхаупта открыла огонь, пыл неприятеля, который нас преследовал, начал убывать, мало-помалу он стянулся, особенно когда две его пушки были подбиты огнём нашей батареи, а другие вынуждены были замолчать». Кёних вспоминал: «Первый выстрел, произведённый батареей, ударил в середину русской колонны, как мы ясно видели сквозь разъезжающийся личный состав, и с первым выстрелом русским, кажется, было приказано остановиться, так как вскоре наступил перерыв в их движениях. Наша артиллерия и показавшаяся на возвышенности в тылу дивизии Себастьяни линия наших трёх полков указали им, что подошло подкрепление».

Вюртембергская кавалерия, 1810 г.

С русской стороны огонь вели орудия 2-й конно-артиллерийской роты капитана П.И. Цвиленева, который, «командуя половиною роты…, сбил фланг неприятельской линии и во время преследования неприятеля держался с самыми передними казачьими полками, поражая оного». Оба вюртембергских шволежерских полка «только оборонялись и ничего более» не делали, они «выдерживали с величайшим спокойствием канонаду неприятеля, которая вначале была очень сильной».

Правда, по словам Бисмарка, 1-й шволежерский, 4-й конно-егерский (французский) полки и эскадрон Лейб-шволежер преследовали противника до леса, изрубив немало гусар и казаков. Тем самым эскадрон Бисмарка получил время перестроиться и вернуться к полку, вся потеря которого состояла в 2 убитых и 2 раненых лошадях. Кёних уверял, что «из каждого полка тотчас было послано в бой по одному эскадрону с тем, чтобы дивизия проскакала через нас и смогла позади нас выстроиться и привести себя в порядок. После того как мы таким образом приняли бой, и русские около 1 часа продолжали стоять, с нашим появлением сила их атаки ослабла, и они отступили, не преследуемые нами. Когда всё закончилось, из Рудни явилась в полной помаде (in aller Pomade), то есть шагом, дивизия кирасир, которая ещё спокойно готовила еду, когда я проскакал через её лагерь, спеша на поле боя». Бройнинг похвалил Брайтхаупта, который проявил «хладнокровие и твёрдость в этом деле». «Русские были уже остановлены, — вспоминал Фляйшман, — когда я присоединился к трём первыми орудиями, только ещё велась слабая орудийная перестрелка с обеих сторон. Вскоре после этого противник медленно отступил, и когда мы его потеряли из виду, мы также начали производить свой отход. Вечером в 4 часа мы опять возвратились в Рудню». Согласно рапорту Брайтхаупта, его батарея, «находилась в огне с 11 часов утра до 3 часов пополудни; она выстрелила 77 гранат и 85 шестифунтовых ядер».{27}

Платов пишет: «Генерал-маиору графу Палену, по уведомлении его, дал я приказание мое остановиться и далее не подвергать войска опасности; дождавшись же ночи, отступил к деревне Лешне, оставя на том месте, где кончилось преследование неприятеля, извещательную заставу, что им и исполнено». По словам Чуйкевича, «неприятеля преследовали до дерев[ни] Залозья, в 5-ти верстах от Рудни». К. Толь донёс, что «генерал Платов остановился в дер[евне] Кастрице, а войско по Рудненской дороге — за Лешнею. Авангард графа Палена немного позади его». По словам Монбрёна, «русские остановились в одном льё впереди Лешно». Сам он отступил на правый берег Березины и расположил дивизию в полульё от Рудни, где находилась 2-я кирасирская дивизия и бригада пехоты генерала Л.Т. Жангу. Бригада Бёрманна заняла позицию «напротив и справа от Рудни позади реки» у Микулино, где стояла 4-я кирасирская дивизия. Бригада Мурье стояла в Любавичах, имея один полк в Елисеевке.{28}

Егерь и офицер вюртембергских конных егерей. Акварель н.х. начало XIX в.

«Неприятель потерял, — пишет Платов, — большое количество, ежели не больше, то по крайней мере половину кавалерийского корпуса его, из пехотного же полка осталось не более ста человек и те спаслись кустарниками. В плен взят полковник полка конноегерского, подполковник гусарский, майор один, обер-офицеров семь, разных полков унтер-офицеров и рядовых еще не сочтено, но полагательно, что будет более трех сот человек. Неприятель пардона не просил, войска Российские…, быв разъярены, кололи и били его». Чуйкевич сообщил, что «дело было прежаркое, продолжалось часов 7-мь. Семь казачьих полков и Донская конно-артиллерийская рота были все в деле и Изюмский гусарский полк». У противника же «почти весь 2-й резервный кавалерийский корпус был в деле. Командовал сам генерал Монбрюн, генералы: Себастиани, Берман и другие также находились. В дело введены были сначала 3 французских, 5-й, 9-й и 7-й гусарские, Виртембергский Легкоконный и уланские Прусский и Варшавский. Потом у Рудни подоспело еще 3 полка кавалерии, конных егерей и один кирасирской дивизии генерала Себастиани, с 4-мя орудиями артиллерии. 24-й полк легкой пехоты один только был в деле. У неприятеля взято в плен 1 полковник, 1 подполковник, 1 майор и 8 обер-офицеров, рядовых разных полков до 300». Толь со своей стороны уточнил, что в деле были 4-й, 10-й и 12-й конноегерские полки, а потери неприятеля составляют 400–500 пленных.{29}

Л. Киль. Донские казаки. Современный рисунок

Неприятель тоже кое-что узнал о русских. Монбрён послал Бельяру «показание одного капитана, взятого нами в плен, которое может заинтересовать Его Величество». Текст этого допроса гласил: «Ст***, капитан русского гусарского полка, говорит, что имелось двенадцать полков казаков и два полка гусаров Изюмский и Сумской и 24 орудия казачьей лёгкой артиллерии, всем командовали генералы Дорохов и Платов. Он говорит, что русские войска в числе 200000 человек, которые находились в Смоленске, получили приказ выступить 6-го [числа] этого месяца, чтобы идти атаковать нас сегодня и последовательно до Витебска и Варшавы. Сила неприятеля сегодня была, как он говорит, 10000 человек кавалерии». Бельяр же понял дело так, что показания дал пленённый в поединке русский «старший офицер» (казачий полковник) и переслал их Мюрату, прибавив, что «этот офицер будет послан к императору генералом Монбрёном». Нею он написал, что «пленный офицер сказал, что следует быть настороже, и что возможно этой ночью нас потревожат».{30}

Данные о потерях сторон в бою неполные. Таше считал, что его «дивизия силой в 2000 коней потеряла 600». По словам историков, Себастьяни потерял 200–300 чел. (Р. Дюпюи), около 500 чел. (Л. Пикар), а Дж. Нафзигер определил потери в 300 чел. убитых и раненых и 300 пленных. Потери батальона 24-го полка составили около 200 чел. убитыми, ранеными или взятыми в плен.{31}

Толь написал Барклаю, что «в сем деле казаки особо отличились и смею доложить, что во всякое время опрокидывали неприятеля».{32}

В 6 часов вечера Бельяр сообщал Мюрату из Рудни о случившемся: «Если этот день и не был удачным, Сир, он не был менее славным для войск императора. Две тысячи кавалеристов сражались с шести часов утра до двух часов пополудни против десяти-двенадцати тысяч человек, поддержанных восемнадцатью орудиями и двумя полками пехоты, как об этом говорят некоторые офицеры, но генерал Монбрён говорит, что не видел». Дивизия Себастьяни «сражалась с невероятной храбростью — выше всяких выражений; она проделала своё отступление в наилучшем порядке, встретив и отразив от сорока до пятидесяти атак; в течение получаса имела место рукопашная, и дивизия в течение пяти часов проделала отступление в четыре-пять льё… Генерал Монбрён и генерал Себастьяни, которые храбро руководили своими войсками, очень расхваливают все полки; они соперничали в горячности, рвении и храбрости. 9-й гусарский, 11-й и 12-й шассерские, также как прусские и польские уланы и вюртембержцы поистине покрыли себя славой». В постскриптуме Бельяр прибавил: «Имел место поединок перед двумя полками между полковником казаков и командиром пруссаков. Полковник казаков был ранен и взят в плен; полковник был приведён и допрошен… Этот офицер будет послан императору генералом Монбрёном». Вернувшись в Матушево, Бельяр в 23 ½ часа сообщил эти же сведения Нею: Себастьяни имел всего 2000 чел., но его «дивизия покрыла себя славой; она потеряла многих, но, к счастью, она не потеряла самообладания… Один батальон ІІI-го корпуса творил чудеса, он оказал наивеличайшие услуги и заслужил быть вознаграждённым». Явно по наущению Монбрёна, Бельяр прибавил: «Жаль, господин герцог, что бригада Бёрманна не смогла этим утром остаться на своей позиции и выступить по дороге в Инково. Её уход повредил всему нашему левому флангу, и генерал Монбрён был обеспокоен в течение некоторого времени».{33}