Ороборо: Господин Демон (СИ) - "Ie-rey" - Страница 32

— Что значит… — Сэхун невольно сполз с дивана, уселся рядом с ягуаром и обхватил его обеими руками.

— То и значит. Печать Чонина использовали против него, разделив его сущности и заперев одну половину в преисподней, а другую — в облике зверя. Ты вот сейчас демона тискаешь, между прочим.

Сэхун озадаченно осмотрел ягуара и погладил чёрный мех.

— А сам Чонин…

— Это он и есть. Просто демоническая половина. И ты бы поосторожнее с ним. Цапнет ещё. Фатально так. Не то чтобы эта половина была неразумна, но где-то возле. Потому что Чонин полукровка. Его нельзя так просто разделить на две части. Эти две части не могут существовать по отдельности. Потому что смешанная кровь. Такова его природа. Ни туда и ни сюда, а сразу и так, и эдак. Думаю, его и разделить-то удалось только потому, что он всегда старался подавлять демоническое проявление своей сущности. И я в недоумении, почему ты до сих пор жив. Вот если бы он тебя за ночь слопал, я бы как раз не удивился. В общем, ягуар тут пока и довольно безопасен, потому что выполнять задачи Господина он не будет, “кукол” тоже не тронет…

— Тронет.

— Нет, не тронет. Ягуар будет защищать только то, что считает своей собственностью. Этот дом, например, и тебя, раз до сих пор не прибил. Не больше того. Сам же Господин загорает в преисподней в клетке и бьётся головой в стену. А ведь я его предупреждал.

— Почему он в клетке?

— Потому что Мастер Печатей. Небось, Фох думает, если подержит его в клетке лет эдак пятьсот, то Чонин будет ему лепить печати как куличики. — Чанёль прищурился и хмыкнул. — Разбежался. Чонин — это такая упрямая скотина…

— Пятьсот лет? — Сэхун растерянно смотрел на Чанёля и пытался прикинуть такую прорву лет на себя любимого. Ему явно не светило протянуть пятьсот лет в ожидании чуда.

— Пятьсот лет — это немного, но когда сидишь взаперти, время тянется медленнее.

— Почему бы вам не пойти к этому Фоху, не дать ему по рогам и не забрать Чонина из клетки? — резонно поинтересовался Сэхун, которого прямо сейчас никакие пять сотен лет точно не интересовали.

— Как у тебя всё просто, — Чанёль вздохнул и переплёл пальцы, — нет уж. Стоит мне только подойти к его владениям, и он вытащит Чонина из печати.

— Это же хорошо, нет?

— В преисподней? Если Чонин окажется в преисподней и вне печати, ещё и не в облике демона, то как долго он там протянет? Вот именно. Это его прикончит. Да и где я, а где Фох? Наши ранги отличаются. Скажем, если Фох нападёт на моё владение и всё порушит, это будет называться расширением и поглощением. Нормально. А вот если я приду к нему и побью в доме всю посуду, меня вызовут на ковёр и — в лучшем случае — отчитают и по ушам надают. По моим роскошным ушам…

— Почему же он не напал на ваше владение?

— Потому что у меня их туча, и никто не знает, которое из них настоящее. Я и сам уж не помню, если честно. За столько времени малость подзапутался в мистификациях. Официально я вообще умер. Два раза в Бремене, в 1528 году и 1589 году. Раз пять в Мюнхене. Семнадцать раз давал посмертные гастроли в преисподней. Разок даже у Фоха в замке умирал. Он думал целых два года, что отрубил мне голову, но потом Хозяину приспичило устроить общий сбор, пришлось воскреснуть. Последний раз, кажется, я трагично погиб в Гамбурге с 1805 года по 1815 год. Двигал коней со вкусом десять лет кряду, чтобы поубедительнее было. Ты слышал, наверное. Фауст там, граф Калиостро, все дела…

Сэхун открыл рот, поперхнулся и закрыл. На всякий случай. А то мало ли.

— Так что мне путь во владения Фоха закрыт. Да и бесполезно. Моё появление ни к чему не приведёт, потому что мало свистнуть печать с Чонином оттуда, надо ещё и как-то Чонина из печати достать. А я уж точно не знаю, как Фох умудрился разделить сущности и на что печать настроил.

— И как быть? — тихо спросил Сэхун, запустив пальцы в мех ягуара.

— Не знаю. Я поэтому и пришёл сюда. Чтобы на тебя посмотреть.

— В смысле?

— Ну ты ведь знаешь, кто такой Чонин, а он до сих пор у тебя живёт. Значит, ты не отказался. Значит, ты кое-что можешь.

— Что я могу? — Сэхун удивлённо вскинул голову. — Я же… я же не вы. Я просто… человек.

Чанёль медленно покачал головой.

— Ты не просто человек. Ты человек, которого он выбрал. И его меховое темнейшество вон как смирно сидит, пока ты его тискаешь. Был бы ты просто человеком, валялся бы сейчас с прокушенным черепом. Но не валяешься, значит, ты настолько особенный, что даже в таком состоянии демон признаёт тебя. Не знаю, что он тебе рассказывал или не рассказывал, но ты можешь знать способ помочь Чонину. И ты можешь сделать это. Если захочешь. А ты хочешь?

Сэхун промолчал, обдумывая слова Чанёля.

— Если не хочешь, то ничего. Рано или поздно печать потеряет свои свойства, и он выберется. Может, выберется и раньше. Всё-таки о печатях он знает больше всех. И это его печати. Правда, он лишён демонической сущности и способностей, но и времени у него навалом. Извернётся как-нибудь. Фох, конечно, может мучить его для разнообразия, но полукровки живучие…

— Мучить? — забеспокоился Сэхун.

— Знаешь, когда держишь кого-то вот так, — Чанёль показал ему крепко сжатый кулак, — то так и тянет насладиться властью. Особенно тех, кто сомневается в своей силе. Ведь пленник у тебя в руках и беспомощен. Можно делать что угодно, упиваясь своим могуществом. Я и рад бы сказать, что Фох непоколебим и силён, но увы. Он всюду видит интриги и заговоры против себя любимого, а значит, сомневается в собственном могуществе. Не волк, а трусливый шакал. Чужая слава ему спать спокойно не даёт. Ему всё кажется, что другие его затмевают. А это значит, что он сам считает себя слабым и ничтожным, пусть и не признаёт этого. И значит, мучить Чонина точно будет.

Сэхун машинально сжал пальцами густой мех и крепче обнял ягуара. Думать о том, что Фох будет мучить Чонина, ему не хотелось, но думалось в первую очередь. Кровь у Чонина была красная. И горячая. Совсем как у человека. И если ему сломать руку, ему наверняка будет больно.

— А вы можете закинуть меня во владения Фоха? Вряд ли он обратит внимание на жалкого смертного, а я под шумок стяну печать, и вы вернёте меня обратно.

Чанёль вновь покачал головой.

— Ты и минуты в преисподней не протянешь. Там не место живым людям. Если даже Чонин там не может пробыть долго, то у тебя и вовсе нет шансов.

— Но как тогда быть?

— Подумай. Я не знаю, как и чем вы связаны с Чонином. Но если кто-то и знает способ, то только ты. Думаешь, я бы не сказал тебе, если бы знал? Я тёмный, верно, но Чонин — мой сын. И я не хочу, чтобы он погиб или сидел взаперти в преисподней. Это и так… мучительно. Когда приходится жить по разные стороны бытия, потому что мой мир губителен для него, а его мир — губителен для меня. Я могу приходить сюда лишь на время. Может, потому он и вырос таким диким, что не видел родителей так, как положено. В этом отношении люди куда счастливее. Их семьи… у нас такого не бывает.

— Но я вообще ничего не знаю! — в отчаянии воззвал Сэхун. Это всё выглядело нелепо, как и уверенность Чанёля, что Сэхун в силах помочь Чонину.

— Знаешь. Просто подумай. О том, что мне удалось узнать, я тебе уже рассказал. Чонин у Фоха в преисподней, заточён в последнюю печать и разделён. Он не может уйти путём демона, потому что его способность к перемещению осталась вот у этой кисы, как и способность обращаться демоном. У него остались только Глаза Смерти. Глаза Смерти у него от светлого папочки, так что Фох не может отобрать эту способность. Подумай, мальчик. А ещё подумай о другом… Ты можешь вытащить его, но после он может оставить тебя ради кого-то другого. Что тогда? Или подумай о том, что ты смертный, а он — нет. И стать смертным он не сможет никогда, пусть и хочет этого. Подумай о том, что вам всё равно придётся расстаться.

— Вы хотите, чтобы я помог ему или нет? — мрачно уточнил Сэхун, переварив всё сказанное.

— Хочу, конечно.

— Тогда зачем говорите мне всё это?