Ранчо «Неизвестность» (ЛП) - Каллинан Хайди - Страница 43

Утром я проснулся в тишине.

Тишина царила внутри и вокруг меня. Я слышал шум кондиционера с противоположной стороны комнаты и звуки случайных шагов в коридоре, но в воздухе висела тишина. Мягкая, прозрачная тишина. Не то чтобы печальная. Может, с налетом небольшой грусти. Но не тоски. Было просто тихо.

Во мне тоже. Я не чувствовал особой внутренней пустоты, она на меня не давила, но и заполнить её было нечем. По-прежнему. Я некоторым образом восстановил свое душевное равновесие и словно застыл в одном состоянии. Вероятно, от осознания, что я похоронил отца и плакал, пока мне не стало плохо. И, тем не менее, я все еще существовал. Моя семья выставила меня за дверь и причинила мне боль, я попал в тюрьму, потом прошел весь Средний Запад — но я все равно существовал. Я бежал от одних людей, встречал других — и существовал.

Мой отец мертв. Но я сам жив.

Во мне что-то медленно шевельнулось, будто потревоженное животное. Но кроме него, еще кто-то. Наверное, ангел, который раньше шептал оставаться на ранчо. Тем утром после отцовских похорон этот ангел окончательно пробудился и обрел конкретные очертания. Я с удивлением понял, что это вовсе не ангел.

Это я сам.

Я повернулся в объятиях Трэвиса; теперь во мне тихо гудела энергия. Я обнял его с такой любовью, на какую только был способен, и поцеловал в грудь. Мне стало почти хорошо. Может, это и не совсем прилично, потому что тело папы только вчера предали земле, но я действительно чувствовал себя прекрасно. Так прекрасно, что захотелось смеяться. Выбежать на улицу и танцевать голышом в парке напротив. Я существую. Мне хорошо. Я жив.

В парк я не побежал. Даже с кровати не встал. Просто прижался губами к волосатой груди моего любимого.

Не прошло и пяти минут, как полностью проснувшийся Трэвис подтянул меня выше и соединил наши рты. Мы оба были возбуждены, оба готовы, но продолжали целоваться, точно это единственное занятие в мире. Целовались, наверное, минут пятнадцать. Или полчаса. Я только еще больше распалился и окреп, и в итоге уложил его сверху на себя, приглашающе задрав ноги. Он потянулся к тумбочке.

В руке появилась смазка.

Неделю назад мы сдали анализы и уже получили результаты, но с этим ягнением находили время лишь на то, чтобы коротко передернуть друг другу перед сном. И хотя никто из нас не произносил этого вслух, я знал, что мы оба просто ждали подходящего момента.

Кажется, момент наступил. Это было настолько правильно, когда Трэвис смазал нас обоих, а затем вошел в меня — только он, ничего больше, только кожа к коже. Не один я чувствовал, что да, так и надо; Трэвис, должно быть, тоже испытывал нечто подобное, потому что совсем скоро бурно кончил во мне.

Я ощущал его. Ощущал сперму, оросившую мои внутренности. Ощущал её в себе, прямо в себе. Я думал, что теперь частичка Трэвиса навсегда там останется, впитавшись в мою кожу. Почувствовав, как потекла влага, когда он стал выходить, я попытался не дать ему выскользнуть наружу.

Но его рука опередила мою; он с улыбкой прижал пальцы к моему анусу:

- Я же говорил, - грубовато, но добродушно сказал Трэвис. - Я всегда знаю, чего ты хочешь, и ни в чем не откажу.

И он принялся мне дрочить, удерживая свою сперму твердыми пальцами. Я взорвался как гейзер, согретый внутри теплом его соков. Он припал ртом к моим губам, все еще не отнимая руки от моего отверстия, и я стал целовать его, ласкать, благодарить. Моего возлюбленного. Моего партнера.

Моего Трэвиса.

* * *

Мы выехали на следующий день довольно поздно, на сей раз за рулем сидела Хейли. Вскоре Трэвис захрапел на заднем сиденье, и я тоже прикорнул на плече подруги. Положил ладонь ей на живот и ждал, когда младенец начнет пинаться.

- Я все-таки не разродилась на похоронах, - констатировала она.

- Цыц, - отозвался я. – Впереди целых девять часов, мы еще не дома.

- Сегодня это точно не случится.

И она оказалась права. В тот день ребенок не родился. Он появился на свет пятнадцать минут третьего двадцать пятого мая.

Глава 13

На сей раз у нас была стрижка. Я только что с трудом поймал барана, скрутил его как надо, и тут показался Трэвис:

- Хейли пора в больницу.

Мы с Тори одновременно вскочили, баран воспользовался моментом, вырвался и с блеянием удрал. Я даже внимания не обратил. Выронил ножницы, перепрыгнул через загородку и бросился к двери; взбудораженные Эз и Зик, громко лая, неслись за мной следом.

- У нас в запасе еще несколько часов, наверное, - успокоил меня Трэвис, но я проигнорировал его и побежал в душ.

До больницы мы добрались к полудню. Матка у Хейли уже приоткрылась на пять сантиметров.

Родильным инструктором Хейли назначили ее маму, но та попросила, чтобы я тоже присутствовал. Думал, не выдержу – это же муки адовы, лучше бы меня выгнали. Так нет же, нас туда впустили в полном составе. Трэвис отнекивался, мотивируя тем, что в палате и без него протолкнуться негде, но Хейли прикрикнула:

- Нет! Я хочу, чтобы вы оба были здесь. – Пришлось всем остаться.

Пока она тужилась, мы держали ее за руки: я за одну, Трэвис – за другую. Он выглядел до чертиков перепуганным и рта почти не раскрывал. Поэтому разговорами Хейли подбадривал я. Повторял, что у нее все получится, говорил, какая она красивая, сильная и удивительная, чтобы потерпела еще чуть-чуть, все хорошо, скоро у нее будет чудесная малышка, которая всем в Небраске даст жару, не хуже, чем ее мама. Наконец вдруг появилась головка, затем с хлюпом выскочил целиком весь младенец. Честно говоря, сначала это показалось мне просто каким-то уродливым комком. Но, после того как миссис Пэрриш обрезала пуповину, новорожденную обмыли, завернули в пеленку и вручили молодой мамочке, господь свидетель - она превратилась в самого прелестного ребенка на свете.

Хейли расплакалась. Поцеловала свою дочку, потом опять заплакала, потом поцеловала по очереди меня и Трэвиса, потом еще немного поплакала.

А после сказала:

- Я вручаю ее вам. - Сначала я подумал, что это под влиянием лекарств. Поглядел на Трэвиса – тот уставился на нее со странной смесью удивления и страха. Но Хейли выпрямилась в постели, насколько это возможно, и произнесла еще более твёрдым голосом: - Я хочу, чтобы вы взяли мою дочь себе. Чтобы вы удочерили ее, и хочу, чтобы вы оба были ее родителями.

Я ошарашенно вытаращил глаза. Секунду мы просто смотрели друг на друга.

Сползая на стоявший сзади стул, я схватился за поручень кровати.

Хейли так и не сказала нам, как собирается поступить с ребенком. Я знал, что ее не устроило ни одно предложение агентств по усыновлению, и миссис Пэрриш уже собирала предродильную вечеринку, вот я и предположил, наравне с другими, что Хейли передумала отдавать малышку. У меня и в мыслях никогда не возникало, что она выбрала нас с Трэвисом.

Но этот взгляд был мне знаком, и тон тоже. Она уже все решила. Когда я оглянулся на Трэвиса и заметил, как выжидающе смотрит её мать, то понял, что Хейли только нас с ним не посвятила в свои планы.

- Если вы откажетесь, я оставлю ее себе. - Это прозвучало вроде бы непринужденно, но я чувствовал, что она сильно волнуется. - Я хочу иметь возможность наблюдать, как моя девочка растет. Пусть лучше она живет в доме с двумя родителями, да и я смогу продолжить образование, стать учителем, встретить кого-нибудь достойного, а не лузера, выйти замуж, устроить свою жизнь и завести ребенка. Но чтобы все это воплотилось, я должна знать, что она с по-настоящему хорошими людьми. И более достойных, чем вы двое, я никого не знаю. Но если вы этого не хотите, если я прошу слишком много, вы можете просто быть ее крестными. - Она перехватила спелёнатого ребенка и опустила глаза. - Я специально не стала ничего говорить, пока она не родится. Решила, может, когда вы её увидите, то согласитесь. Ясное дело, вам надо сначала подумать. Обговорить. Но я очень хотела бы этого. Хотела бы отдать своего ребенка вам. Вам обоим. - Хейли с трудом сглотнула и улыбнулась. - Конечно, было бы здорово, если бы вы поженились. Но сами понимаете. Не все же сразу.