Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн - Бахрошин Николай - Страница 13

Судите сами — мгновенная доступность всех миров — никаких границ, никаких дальних миров, никаких временных разрывов, никакого жесткого ограничения гиперскачковых трасс! Да жизнь вообще должна измениться в корне, человечество станет наконец единым целым, хотя бы на уровне доступности личностного общения!

А насколько наше сумбурное общество, до сих пор склонное к махровой политической истерии, готово к такой новой жизни — это уже другой вопрос, большой вопрос, если вдуматься…

Так что, может, и бог с ней, с телепортацией? Не нужна нам она? По крайней мере, пока постоянные войны ограничены космическими расстояниями и пропускной способностью межзвездных трасс, у большинства человечества есть шанс жить относительно спокойно в своих медвежьих углах и барсучьих норах! А что будет, если всеобщая телепортация превратится в данность? Страшно даже представить, какая завяжется заваруха!..

Планета Орион–2.

Тюрьма «Форт Индепенденс».

Тот же день.

За три часа до общетюремного отбоя

— Слышь, ты, генерал, «квакнуть» не хочешь?

Да, это ко мне. Один из молодых урок. Рожа хитрая, глазки задорные, наверняка в безобидный «квак», эту слабенькую химию эйфорически–галлюциногенного типа действия, подмешали какую–нибудь особую гадость, после которой увидишь весь Армагеддон разом, в масштабе один к одному… Да, господа урки, не пробовали вы боевых коктейлей, какие броня вам впрыскивает во время боя. Вот где заквакаешь в полный голос… Но соглашаться все равно не стоит, в тюрьме никогда и ничего не бывает задаром — это аксиома…

— Не хочу, — ответил я.

— А чего так?

— Потому что не хочу.

— Давай, генерал, не кипешуй, пока я добрый…

— Спасибо, добрый человек. Не хочу.

— Здоровье бережешь? А чего тебе его беречь? Тебе, военный, оно уже не понадобится, в натуре говорю…

Я не ответил. Он отстал. Да ну их!

Я лежал на нарах и тупо пялился на засиженный невидимыми мухами плафон освещения. Больше все равно делать было нечего…

По–моему, два дня назад в зале «тройки» военного трибунала плафоны были такие же казенно–унылые, вспоминал я. Разве что не такие засиженные, там где «тройка» — там и мухи дохнут, не завершив своего жизненного предназначения по обгаживанию окружающего. В этом смысле, в обгаживании всего подряд, мухи очень похожи на нас, людей! — усмехнулся я про себя.

Шуточки, в общем–то, кончились еще раньше. Когда я узнал, что «тройку» возглавит сам бригадный генерал Севидж, инспектор Генерального штаба по войскам внеземного назначения, то где–то внутри у меня нехорошо похолодело.

Все знали, эта старая штабная крыса хоть и впадает временами в маразм, но от этого не перестает быть редкостной сволочью и законченным крючкотвором, подобно многим, сделавшим карьеру в чужих приемных.

И дернул же меня черт обозвать того штабного подполковника «черножопым гиббоном», да еще и толкнуть его через стол, направив по скользящей траектории строго над полом! «Причинив повреждения ему самому и находящемуся в офицерском баре военному имуществу», как гласил протокол дознания.

В итоге — расизм и хулиганство! Хулиганство — ладно, дело житейское, ветераны успокаивают потрепанные в боях нервы, оставляя друг другу почетные знаки на заслуженных мордах, но вот расизм — не ах как здорово… Скорее — ох…

С другой стороны, как еще прикажете реагировать, когда этот гад обзывает тебя «белой немочью» и, паскудно улыбаясь, распространяется на тему, что бригада «Бешеных» все равно состоит из всякого эмигрантского сброда, мол, ее не жалко для экспериментов. Сами, мол, согласились, прельстились званиями и денежными надбавками, таких жалеть нечего… А в крови у меня уже бродило не меньше поллитровки плюс пиво, к тому же с утра во время прохода через порталы десять человек из моего взвода вообще не вышли, а два десятка вывалились в таком виде, что лучше не вспоминать, чтоб не сблевать прилюдно…

Физики–теоретики, мать их, куда папа больше не хочет! Ведь обещали же — все подготовлено, все нормально, взвод пройдет, как нож сквозь масло, новая методика уже апробирована на приматах, готовьте майорские нашивки, капитан… Шесть человек, включая меня, остались в живых из тридцати шести! Это у них называется апробировано?!

А тут еще эта сволочь издевается!

Сорвался, не выдержал… И, нате вам, как раз военная полиция… Ведь хотел же, хотел спокойно нажраться в баре на базе, и чего меня понесло в городок? — вспоминал я, задним числом пережевывая в уме происшедшее…

Итак, «тройка» сидела за широким казенным столом и взирала на меня во все шесть строгих судейских глаз. А я стоял перед ними — ноги на ширине плеч, руки за спину (стойка — «вольно вне строя»). Пытался изобразить на лице нечто вроде раскаяния, за что был холодно предупрежден — «отставить гримасничанье!».

Кроме бригадного генерала за столом были незнакомый майор из УОС и второй лейтенант из того же нехорошего места, одновременно исполняющий обязанности секретаря и прикуривателя. Дряхлый, но бодрый генерал все время катал в губах толстую сигару, от которой шел явственный запах жженого войлока. Сигара периодически гасла, но лейтенант–зажигалка срабатывал, как часы.

Сидели, стоял, смотрели… У генерала глаза были светло–водянистые и невыразительные, у майора с монголоидными чертами — узкие и упорные, а глаза второго лейтенанта я вообще не видел, тот все больше смотрел на генеральскую соску — не пора ли ему щелкнуть зажигалкой, словно каблуками…

— Господин капитан, вы признаете, что обозвали подполковника Блэка черножопой гориллой?

— Никак нет, господин бригадный генерал, сэр!.

— Нет? — вяло удивился многозвездный старец — А вот свидетели утверждают…

— Никак нет, сэр!

— Ну, как же нет? Черножопая горилла — это же ясно. В материалах дела все четко сказано, — подал реплику майор, постукивая по коробочке с диском.

На мой взгляд, фразочка прозвучала достаточно двусмысленно…

— Никак нет, господин майор, сэр! Черножопый гиббон — так я его назвал.

— А что, есть разница? — заинтересовался генерал.

— Между гиббоном и гориллой, сэр? — уточнил я на всякий случай.

— Ну, с точки зрения биологии… — начал было майор.

Генерал тут же оборвал его:

— С точкой зрения биологии, майор, пусть разбираются сами биологи… Мы здесь собрались не для того, чтобы делать за них их работу! Биологи, называются! — генерал даже зафыркал от возмущения. — Уже дальние планеты сто лет как осваиваем, а лекарства от старости до сих пор половинчатого действия! Сегодня действуют, а через год–два уже ни черта ни действуют, как старел, так и дальше стареешь! Вот о чем им надо думать в первую очередь, а не о том, какая жопа у какой гориллы! Только и знают, что клянчить у правительства гранты и тратить их на всякие жопы! Ученые, называются!

Оседлав любимого конька, старикан явно разгорячился. Свирепо повел клювом–сигарой в сторону лейтенанта, и тот мгновенно, с ловкостью Прометея, поднес ему огонек. Генерал свирепо пыхнул сигарой и закутался в облака войлочного дыма.

— Осмелюсь доложить, господин генерал, может быть, нам пригласить для уточнения самого господина ги… отставить!., э… господина подполковника? — предложил майор.

— А он здесь? — брюзгливо поморщился Севидж.

— Так точно, ждет за дверью.

— Делать ему нечего… На фронтах напряженное положение, а он под дверями торчит… Ладно, пригласите, что ли… — милостиво разрешил генерал–инспектор. — Хотя, лично мне и без того все ясно. Гиббон, горилла, он, она, оно — это уже формальности, знаете ли. Все эти гиббоны, гориллы, приматы — изобретение штатских яйцеголовых, ничего больше, — с военной категоричностью вывел старый хрыч. — Главное, что оно — черножопое, вот на чем я хочу заострить ваше внимание!

— Да, это очень важно… Именно там и надо заострить… — глубокомысленно закивали разом майор и второй лейтенант.

Майор демонстративно нажал на кнопку вызова.

— Господин бригадный генерал, подполковник Блэк прибыл для дачи показаний! — отрапортовало «оно» сквозь приоткрытую дверь. — Разрешите войти?