Мертвые тоже хотят жить (СИ) - "Ангара" - Страница 29

  Откашлявшись, все еще хриплым голосом уточнила:

  - Почему нет?

  - Откуда я знаю. Манька девочка впечатлительная. Была. Ты я смотрю тоже. Странно даже.

  - Что странно?

  - Что странно? - задумчиво переспросив, пожал плечами. - Такие "впечатлительные" первыми уходят. А ты вернулась. Интересно.

  Положив ладони на кровать, вновь подался ко мне.

  - Что-то в тебе значит есть. Вот только что? М-м-м? Не расскажешь?

  Я мотнула головой и моргнула, пытаясь стереть странный огонек мелькнувший в глазах парня.

  - Жаль.

  Показалось? Да уж.

  Сейчас на меня смотрели вполне обычные глаза, человеческие, светло-карие. без огоньков и другой ерунды, а потому я поспешила задать свой вопрос.

  - Ты тоже? Вернулся?

  На что Глеб лишь неопределенно пожал плечами.

  - Ладно, болезная. Выздоравливай, завтра зайду, - он неожиданно поднялся и направился к двери.

  - А-а-а...

  - Что?

  Я закрыла рот и расстроено посмотрела на парня. Хотелось спросить многое, хотелось что-то сказать, но вот что конкретно и спросить, и сказать, я даже сама не знала, а потому лишь могла огорченно рассматривать уходящего "жениха". Не знаю, понял ли он мое состояние, но, хмыкнув, снова взъерошил волосы и уверенно произнес.

  - Так, Марин. Запоминай! Сейчас ты Александрова Мария Владимировна, студентка пятого курса истфака. Пока все. Мне знаешь ли тоже нужно обдумать открывающиеся перспективы. Хотя...

  Он чуть наклонил голову на бок.

  - Да-а-а, это будет интересно. Ладно, отдыхай. Завтра поговорим, - таинственно улыбнувшись, он закрыл за собой дверь.

  Облизнув пересохшие губы, сосредоточенно прислушивалась к удаляющимся шагам, к доносящимся из коридора возгласам, к жизни за окном. Напряжение, еще недавно сковавшее тело, медленно уходило, оставляя после себя слабость и разбитость.

  Откинувшись на подушку, бессмысленно уставилась в окно. Штор, загораживающих проем, не было, и я могла беспрепятственно рассматривать свой кусочек темного неба, грозившего в любой момент затопить слезами землю.

  Сколько я так пролежала? Бездумно, с совершенно пустой головой, всматриваясь в тяжелые низкие облака, не знаю. Но голос баб Зины с нотками недовольства и озабоченности все же смог вывести меня из оцепенения, а ее пустая болтовня о больнице, о докторах и медсестрах, прерываемая лишь " жизненными" наставлениями о правильности питания, и этим самым питанием, методично скармливаемым заботливой сиделкой, заставили по другому посмотреть на свое положение.

  Я живая!

  Я!

  Именно я, а не кто-то другой. И пусть у меня другое тело, другое имя, все другое, я живая! И я не схожу с ума. И все это не плод моего больного воображения. Просто жизнь, другая, но жизнь. И Макс! Макс! Я же могу...

  Задохнувшись от нахлынувших эмоций, закашлялась, выплевывая жидкую кашу на успевшую вовремя увернуться баб Зину.

  - Машуня! Не хулигань! - сдвинув брови, баб Зина споро вытерла разбежавшиеся капли и погрозила пальцем.

  - П-п-подавилась.

  - Ничего, бывает. Еще кушать будешь?

  - Нет. Баб Зина, а мой телефон, он далеко?

  -Телефон? - она положила ложку в тарелку и убрала посуду на тумбочку. - Да был где-то тут. Кому звонить то хочешь? Родителям?

  - Ну-у-у, - задумавшись о правильности ответа, с надеждой посмотрела на строгую женщину. - И родителям тоже...

  - Эх молодежь, - баб Зина недовольно цокнула и поднялась. - В инстаграм поди собралась, а? А что доктор говорил? Волноваться вредно! А она в инстаграм!

  Ворча, она поднялась и подхватила поднос.

  Губы упрямо сжались:

  - Баб Зина!

  - А что сразу баб Зина? - сиделка поставила поднос и, сжав ладони в кулаки, подбоченилась.

  - Телефон!

  - Как хочешь, - всплеснув руками, с укоризной покачала головой. - Но я предупреждала!

  недовольно бурча под нос, открыла тумбочку и вынула оттуда знакомую кожаную сумку.

  - Вот! Держи! Номер набрать?

  - Я сама, - мотнув головой вцепилась взглядом в черно-серебристую пластиковую коробочку.

  - Эх молодежь!

  Прохладный корпус лег в руку, дрожащий палец нажал боковую кнопку включения, но...

  - Разрядился?

  Я снова нажала кнопку, с надеждой вглядываясь в черный стеклянный экран, но телефон молчал, лишь стеклянная грань поблескивала в лучах электрического света.

  - Ну и что ты ревешь?

  Моргнув, подняла глаза, и только потом поняла, что расплывающиеся контуры, это не особенности восприятия после комы, и не игра мозга, это просто слезы, тихо текущие по щекам.

  - Машунь? - женщина вздохнула, а я почувствовала теплую, немного шершавую ладонь, аккуратно коснувшуюся щеки, - Вот, возьми, горе ты мое. Но никаких инстаграм! Поняла? Хотя о чем это я, интернета то нет, так что вот, звони кому хотела. И не вздумай мне реветь.

  - Спасибо, - прошептав, заморгала, с силой прикусив губу.

  - Ай, что там, - махнув рукой, она подхватила поднос, и пока я, шмыгая носом, рассматривала старенькую нокиа, оставила меня одну.

  Максик. Надеюсь, ты возьмешь трубку!

  Больше ни о чем не думая, я с силой жала на кнопки, вводя выученный наизусть номер. С трудом подняв руку, прислонила трубку к щеке и, прижав ее плечом, немного расслабилась.

  Гудок.

  Макс?

  Еще гудок.

  Где ты?

  Гудок.

  Возьми трубку!

  Гудок.

  Макс!

  Глаза перебегали с одной стены на другую, тело окаменело, а я, боясь выронить телефон, теперь боялась другого, того, что просто не дозвонюсь.

  Гудок.

  - Але? - далекий родной голос раздался возле уха. В последний момент, когда я уже готова была расслабить плечо и уронить трубку, она ожила. - Кто это?

  Вязкий комок застрял в горле мешая говорить, глаза снова заволокло слезами, и единственный звук, который я все же смогла издать оказался вздох. Тяжелый, неуклюжий, непонятный.

  - Але? - Макс повторился, но теперь в голосе отчетливо звучала досада и усталость. На себя, на собеседника. На меня?

  - Макс? - прошептав, почувствовала, как трубка медленно сползает. С трудом перехватив телефон, переспросила. - Максик?

  - Кто это? - голос брата зазвучал настороженно, а я, кусая губы, пыталась сдержать слезы, чтобы не разреветься окончательно.

  - Максюнечка, - прошептав последние буквы, все же разрыдалась, жалея себя, жалея ушедшую незнакомую Машу, Макса, родителей. Ненавидя эту ситуация и благодаря, да, благодаря неизвестного кого-то, что помог мне вернуться. Пусть так, но вернуться.

  Трубка молчала, пока я захлебывалась в эмоциях, а потом осторожно спросила:

  - Марина?

  А я все же смогла выдавить короткое "да".

  - Где ты? Куда пропала? Мариш? - телефон буквально взорвался от коротких требовательных фраз. Брат просил сосредоточиться, требовал не молчать, а говорить, упрашивал, грозил, а я сидела и улыбалась, сквозь высыхающие слезы шепча его имя.

  - Мелкая, где ты? Я приеду!

  - Да...

  - Марина! Не выводи меня из себя! Я приеду и мы поговорим!

  - Ага...

  - Вот черт! Это не тебе! - отодвинув трубку, кому-то зло сказал: - Мне нужно ехать! Да, срочно! Да, поеду! Я нормально себя чувствую! Марин? Ты тут?

  - Да...

  - А где? Мариш?

  - Я ... ты не поверишь...

  - Конечно поверю, так где ты?

  - В больнице.

  - Замечательно. В какой?

  - Я...

  - Машенька? Поговорила? - голос баб Зины раздался неожиданно, а сама она так же неожиданно стояла напротив меня, недовольно рассматривая мою зареванную мордаху. - И кого я просила не нервничать. Эх молодежь!

  Вцепившись в трубку, моргнула и спросила:

  - Баб Зина? А в какой я палате?

  - Одиннадцатая. Неужели гостей ждем?

  - Гостей, - кивнув, следующую фразу сказала уже Максу, но тот нетерпеливо перебил.